Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

дни были свои виды. Он планировал с женой и дочкой съездить в Коломенское. Бывшая царская вотчина покорила его сердце много лет назад. Сергей Альбертович старался наведываться туда регулярно. Сейчас, в пору цветения яблонь, в Коломенском было особенно красиво. Что за прелесть, отринув суету, неспешно погулять по парку. С высокого берега полюбоваться чудными видами излучины Москвы-реки. Подумать о вечном, о том, что мы оставим после себя. В обязательном порядке посетить храм, прочесть молитву и поставить свечку перед чудотворной иконой Божьей матери.

На пленэре в мирной обстановке Катаев хотел доверительно поговорить с дочерью на тему продолжения учёбы. Соня заканчивала одиннадцатый класс. Против высшего образования она ничего не имела, но в достойный столичный ВУЗ поступать не желала. Задумала с подругой на пару подать документы в областной универ, заведение сомнительной репутации.

Сергей Альбертович готовил доводы о необходимости получения качественного образования.

— Утверждение «были бы корочки, а какие, неважно» в корне ошибочно. Сейчас работодатель стал гораздо требовательнее. Ты заблуждаешься, дочь, надеясь получить достаточную теоретическую базу в этом так называемом университете. «Так называемый» он, потому что это был и есть заштатный пединститут, к которому пристегнули доморощенный юрфак. Преподавательский состав здесь слаб, неостепенён, набран с бору по сосенке. Столичный ВУЗ с традициями имеет принципиально иной уровень. Да и атмосфера московская — особая! Круг общения, культурная среда — всё другое. Если бы у моих родителей имелась материальная возможность дать мне очное образование, тем паче, в столице, я бы не знаю, что сделал… Душу бы дьяволу продал!

Катаев так увлёкся, что не заметил, как заговорил вслух. Спохватившись, прикусил язык — дверь в приёмную была открыта. Впрочем, беспокоиться не стоило. Если вышколенная секретарь-референт и услышала эксцентричный монолог босса, она ни за что не подаст вида. Как ни разу не намекнула на тот давний случай, когда Сергей Альбертович под воздействием стресса и алкоголя пытался грубо овладеть ею в комнате отдыха.

Это вышло неожиданно для обоих. Катаев пуританином не был, но работу и секс хранил в отдельных корзинках. Данный принцип не нарушил ни разу, но туту него, что называется, сорвало крышу. Подобно прыщавому юнцу пубертатного периода, он испытал яростный прилив похоти, обуздать который не смог.

Воспоминания об инциденте вызывали жгучий стыд. Елена Станиславовна сперва не поняла смысла происходящего. Судя по её вопросительной реплике: «вам плохо?», она испугалась, что шефа хватанул какой-нибудь инфаркт или инсульт, и поэтому он обрушил её на диван. В следующие секунды его намерения прояснились. Навалившись всей массой, он рвал кверху узкую юбку женщины. Возня выглядела крайне неэстетично — раскрасневшиеся немолодые лица исказились, резкие движения причиняли боль, дыхание — сбившееся, горячечное. Массы усилий стоило Катаеву стянуть до колен скользкие колготки с трусами. Грузно съехав вниз, он припал лицом к обнажившемуся лону, забурился носом в мягких тёплых складках. Коротко подстриженные волоски кололи его чмокающие губы. Он словно хотел напиться из этого живого сосуда, пахнувшего разрезанным яблоком…

Елена Станиславовна заплакала — беззвучно, чтобы не привлечь внимания посторонних. Горькое хныканье произвело эффект ушата ледяной воды. Сергей Альбертович вскочил, не глядя в промокшее лицо референта, буркнул односложное извинение и вышел вон.

Чувствуя вину, Катаев не спешил её заглаживать. Какой бы идеальной сотрудницей ни была Елена Станиславовна, выказывать слабину не стоило. Иногда достаточно одной уступки, чтобы человек возомнил о себе лишнее.

Лишь два года спустя в ходе реорганизации предприятия он трансформировал должность «секретаря-референта» в «помощника гендиректора». На фоне общей реформы повышение выглядело естественно.

Тогда же Сергей Альбертович поинтересовался мнением подчинённой — не целесообразно ли ввести в штат отдельную должность секретаря. Ряд обязанностей — закупка канцтоваров, отправка исходящей документации, те же чай-кофе, явно не соответствовали опыту и квалификации Елены Станиславовны.

Женщина подумала и ответила без улыбки, что примеры мирного сосуществования двух хозяек на одной кухне ей неизвестны. Она справится сама, но возражать против денежной компенсации за совместительство не будет.

— Моё положение вам известно, Сергей Альбертович, — завершила без тени нажима.

Катаев кивнул, он знал о семейных неурядицах подчинённой. Увы, большинство русских мужиков пьющие или инфантильные. Муженёк Елены Станиславовны совмещал в себе оба дефекта.

Размышления на побочную тему отвлекли от производственной аналитики. Пришлось напрягать память, вспоминать, на чём остановился.

В номинации «неудача недели» лидировала заморочка с архитектором. Вопрос завис, рождая тягостную неопределенность. К гадалке не ходи, с Левандовским шёл активный торг. В обмен на свободу ему навязывалась дружба с органами. Свою лояльность следствию архитектор мог доказать, назвав другие факты мздоимства.

Гарантии, что он не запоет о делах с «Монолитом», отсутствовали. С чиновником на постоянной основе контактировал Рожнов. Озвучивал замыслы шефа, вёл переговоры, передавал документацию, заносил лавэ. Вломить архитектор мог только Олежку, но и такой расклад виделся неприемлемым. Слишком много вопросов было завязано на директоре по персоналу.

Дело Левандовского вёл Самандаров, цепкий и ядовитый, как энцефалитный клещ. В спарке с ним корпели фээсбэшники, возглавляемые майором Яковлевым. Репутация последнего также не нуждалась в комментариях. Он умел быть чрезвычайно убедительным, поэтому доводы отдельных умников, мол, архитектор не дурак, чтобы вешать на себя новые преступления, Катаев воспринимал с сомнением. Человеку, впервые оказавшемуся за решёткой, трудно игнорировать аргументы профессиональных манипуляторов.

— Для суда непринципиально, сколько у вас эпизодов! Статья-то одна! — при многократном повторении фразы эффект её воздействия возрастает.

Адвокат Сизов, защищавший Левандовского, уверял, будто ситуация под контролем. Он держал Сергея Альбертовича в курсе дела, но явно что-то утаивал. В течение последних лет Сизов регулярно представлял интересы «Наяды», а потом «Монолита» в судах общей юрисдикции и арбитраже. В каждом случае с ним заключался договор об оказании юридических услуг.

Защиту архитектора оплачивали его родственники. То есть, работало правило: «Дружба дружбой, а табачок врозь».

Во избежание непонимания адвокат объяснился с присущей ему дипломатичностью:

— Сергей Альбертович, если я ранее представлял интересы вашего предприятия и был доволен гонораром, а вы, надеюсь, моей работой, это не значит, что я обязан информировать вас о тактике защиты других клиентов. Кодекс профессиональной этики адвоката накладывает на меня обязанность по соблюдению конфиденциальности…

Катаев спорить с говоруном не стал и теперь жалел, что позволил повесить себе на уши лапшу.

«Этика! Кодекс чести! Что за беспардонная демагогия?! Твой намёк, лысый череп, я понял. Бабосиков хочешь?! Но я — не загулявший купчишка, чтоб направо-налево швыряться деньгами! Они трудно мне достаются».

Уровень недоверия к Сизову возрос после того, как на архитектора обрушилось новое испытание, а защитник продолжал утверждать, что у него всё в ёлку.

Тамара Левандовская приходилась дальней роднёй