Лиса. Личные хроники русской смуты - Наталья Уланова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ Народный фронт Азербайджана, пришедший к власти в мае 1992 года, опубликовал заявление, в котором обвинил Рагима Газиева, а также полковника Сурета Гусейнова в измене и преднамеренной сдаче Шуши с целью приведения экс-президента Азербайджана Аяза Муталибова к власти и в потворстве геополитическим интересам России. В возникшем противостоянии не повезло обеим сторонам – и фронту, и министру обороны.
В феврале 1993 года Рагим Газиев подал в отставку.
В июне 1993 года НФА перестал править Азербайджаном.
То ли устали, то ли не справились.
В ноябре 1993 года Газиев всё же был арестован по обвинению в государственной измене. По его словам, незадолго до ареста, действовавший на тот момент президент Азербайджана Гейдар Алиев предлагал ему сотрудничество и должность заместителя премьер-министра. Став арестантом, Газиев тут же обвинил Гейдара Алиева в местничестве, использовании президентского поста для личного обогащения в ущерб интересам государства и азербайджанского народа, голодающего, несмотря на нефтяные богатства страны. В сентябре 1994 года Газиеву удалось бежать из СИЗО Министерства безопасности республики в Москву. Там, в Москве, бывшему министру надо было на что-то жить, и он заявил о своей поддержке бывшего президента Азербайджана Аяза Муталибова.
Год спустя, в мае 1995 года на закрытом заседании Военного суда Республики Азербайджан, Рагим Газиев был заочно приговорен к смертной казни через расстрел «за сдачу Шуши и Лачина с целью дестабилизации политической обстановки…» 16 апреля 1996 года Генеральная прокуратура России приняла решение о его экстрадиции в Баку. Два года спустя ему заменили вынесенный ранее смертный приговор на пожизненное заключение.
По настоянию ПАСЕ, Рагим Газиев был помилован и освобождён в марте 2005 года. После освобождения, он опубликовал несколько статей, в попытке реабилитироваться в глазах общественности. Статьи Рагима Газиева интереса у публики не вызвали.
20 марта 1992 года. Республика Азербайджан. 12 километров юго-западнее Баку. Один из тренировочных лагерей азербайджанской армии. Полночь
– Ну что, свиньи? – одетый в новенький турецкий камуфляж тучный азербайджанец докурил сигарету и, бросив непогашенный окурок на головы сидящих в яме офицеров, сплюнул туда же и дежурно поинтересовался: – Кто желает служить в армии свободного Азербайджана?
– У «свинины» – своя гордость! – донеслось из ямы. – Хрен ли нам твоя самостийность? Сам варил, сам и хлебай! А нам религия запрещает хрен укорачивать!
– Как шакалы сдохнете! – с презрительной ленцой заметил азербайджанец. – И не одна собака про ваше геройство не узнает! Подумайте!.. Подпишете контракт на два года, подготовите два выпуска офицеров, и… – свободны!.. Мы вас не знаем, вы – нас!.. Ну?!..
В ответ – напряжённое молчание.
Казалось, настоянный на взаимной ненависти воздух вибрирует, словно натянутая струна.
– Тьфу! – ещё раз сплюнул азербайджанец.
Не найдя разрядки, он уставился тяжёлым взглядом на сидящего на табурете охранника. Тот глянул в ответ тускло и апатично, как на надоедливое насекомое. Сонное выражение лица охранника не изменилось ни на йоту. Он даже не удосужился встать, чтобы стоя выслушать распоряжения, готовые сорваться с языка разгневанного босса. Так и не переглядев явно не блещущего умом подчинённого, ряис [14] махнул рукой, безадресно выругался и энергично погрозил тому пальцем.
– Бах, а-а! Мяня бах ааа! (Смотри, смотри у меня! – азерб. ) – и, с чувством исполненного долга, грузно топая натёршими ноги турецкими берцами, не торопясь похромал в сторону штабного здания.
Быть военным начальником в Азербайджане – выгодно. На Кавказе вообще выгодно быть начальником. Но, как ни крути, помимо моральных и материальных выгод, должность военного амира влечёт за собой состояние каждодневного стресса: подчинённые завидуют и пакостят, а вышестоящее начальство – жаждет военных побед. А где их, эти победы, с такими подчинёнными взять? Как ни изворачивайся, а останешься крайним. Поневоле голова кругом пойдёт…
К такому обилию неразрешимых проблем свежеиспечённый комбриг не привык и потому пребывал в состоянии непреходящего раздражения, требовавшего регулярной разрядки. Способ разрядки, после недолгих поисков, был найден безобидный: ряис пристрастился «снимать стресс» путём ежевечернего употребления полулитры кировабадского коньяка. Подвыпившего военного мюдюра сначала тянуло на подвиги, но затем, на полпути к ним, – ещё более неумолимо – клонило в сон. Впрочем, в этот раз и время было позднее, ко сну располагающее.
Первый час ночи.
Уже засыпая, азербайджанский комбриг вдруг представил, каково там его пленникам, в вырытой в старом ангаре сырой яме. Спать на голой земле – ещё то удовольствие. Не для слабонервных. Возникшая в воображении картинка получилась настолько реалистичной, что ряис адам невольно поёжился. И придёт же такое в голову! Решив не думать на ночь о неприятном, он почесал объёмистый живот, шумно пукнул и удовлетворённо засмеялся.
Жизнь, как он её понимал, всё же удалась.
– Спать, – приказал ряис Наиль самому себе и тут же уснул.
Поначалу полевому командиру снилось хорошее.
Во сне его друг Рагим – активист Народного фронта, азербайджанский депутат, организатор антисоветских беспорядков и армянских погромов в Баку – стал министром обороны. Иметь такого покровителя на самом верху – это хорошо. Наилю тут же привиделись широкие красные лампасы на собственных штанах и шитые золотом восьмиконечные звёзды на собственных генеральских погонах.
Хорошо!
Мюдюр Наиль сонно причмокнул и перевернулся на другой бок. Картинка сна тут же сменилась. В новом сне только что обретённого покровителя приговорили к расстрелу, а самому Наилю впаяли десять лет ИТК строго режима [15] .
Это было плохо.
* * *Офицеры в вырытой в пустующем ангаре яме не спали.
– Эй, там!.. Какое сегодня число? – поинтересовался у охранника один из них.
– Двадцатый марта, – не сразу отозвался тот и закопошился, устраиваясь на скрипящем стуле поудобнее. Он явно собирался вздремнуть прямо на посту.
– Двадцатое… У моей жены сегодня день рождения… – вздохнул Саша. – Двадцать два года Лисе…
– Ты, брат, это… Того… Не расстраивайся так. Не трави душу. Всё равно без толку это… – посоветовал ему хрипловатый бас. – Вздремни лучше чутка. Утро вечера мудренее…
Остальные соседи ничего не сказали. Лишь сочувственно промолчали.
Да и что можно сказать в такой ситуации? Провести в вонючей яме пять месяцев – это вам не на курорт прокатиться. Неволя, особенно такая, к оптимизму не располагает.
В подобных обстоятельствах только две вещи поддерживают дух невольника – надежда на освобождение и воспоминания о прошлой жизни. О свободе…
Всё относительно и условно, хотя и взаимообусловлено. Одно вызывает к жизни другое, но только личный опыт позволяет человеку приобрести присущие зрелости мудрость и выдержку, позволяет многое прочувствовать, а прочувствовав, понять. В том числе и то, что это за фрукт – эта самая свобода и зачем она нужна. Впрочем, и само понятие свободы – вещь относительная и условная. В государстве, переставшем защищать своих граждан от произвола, люди становятся заложниками обстоятельств, а стоит ли считать заложника свободным человеком?
С таким же успехом можно назвать свободным преступника, осужденного на условный срок.
Остаться на свободе и быть свободным – разные понятия. Отсрочка приговора за несовершенное тобой преступление – это не свобода. Это – отсрочка приговора.
Тот же произвол, только отсроченный.
Осень 1991 года. Республика Азербайджан, г. Баку. Ретроспектива первая
Страна развалилась на множество невнятных и невменяемых по своей сути осколков.
Из этих ошмётков постсоветского пространства второй месяц спешно выводятся части и подразделения бывшей Советской Армии. Выводят их не полностью. Часть вооружений и техники, здания и полигоны, а также ранее отчуждённые территории передаются властям новоявленных стран.
Штаб дислоцирующейся в Азербайджане 4-й Общевойсковой Армии лихорадочно пакует имущество. 4 ОА [16] расформировывается, но продолжает выполнять задачи, которые что ни день ставит перед ней Штаб ГРВЗ [17] , принявший на себя управление расформировываемым ЗакВО [18] . В штатном расписании Армии – сплошные дыры. Это, даже, кстати, что теперь набор в училище сокращён – оставшихся не у дел ротных офицеров откомандировали на «Пловец» [19] . Каждому из них пообещали, что это «временно», но в армии всё, что делается временно, остаётся таким навсегда. Сашка знает это не понаслышке. Многомесячная, хотя и «местная» командировка – это уже диагноз, располагающий и вовсе к невесёлым выводам.
