Ричард Длинные Руки - Король-консорт - Гай Орловский

Он не пригласил меня сесть, это может быть как дурным знаком, так и тем, что разговор будет очень кратким.

— Отец настоятель? — спросил я.

— Теперь, — произнес он почти сухо, — ты настоящий хозяин этой короны Власти. Она всегда была для тебя ловушкой, но ты повел себя с самого начала не так, как рассчитывала Темная Фея. Ты не одел ее сразу же и не сел на тот трон, а потом долго возил с собой, пряча от других, но не решаясь опустить ее на свое чело, хотя зов становился все мощнее.

Я зябко передернул плечами.

— Должен сказать, святой отец... мы успели в последнюю минуту. Вы и успели, собственно. Я зело слаб и немощен духом, ибо привык гордиться объемом бицепсов... Бицепсы — это вот, а с этой стороны трицепсы, они еще толще и рельефнее, видите?

Он поморщился.

— Вижу твою суетность... Но Господь зачем-то возложил на тебя такую нелегкую, говоря очень мягко, ношу. Так что крепись и неси, не ропща. Отныне без страха можешь надевать и эту корону, хотя я бы очень даже не советовал.

— Отец настоятель?

— Всякий раз, — объяснил он, — Темный Мир будет стремится укрепить свою власть над тобой. В нашей жизни даже простые вещи имеют власть над человеком. Люди гибнут за металл, а что уж говорить о столь значимом, как эта драгоценная корона? Потому избегай надевать по пустякам. Я смутно зрю час, когда тебе придется воспользоваться всей ее мощью...

Я сказал, содрогнувшись:

— Конечно же, запрячу ее подальше. И постараюсь вообще забыть.

Он взглянул на меня внимательно.

— Мы знаем о твоей способности... призывать вещи.

— Только свои личные, — сказал я поспешно. — Если бы мог и чужие...

Он продолжил бесстрастно:

— Корона теперь тоже твоя. Можешь оставить в надежном месте. Она послушно откликнется на твой зов. Ты заставил признать свою власть, как умелые наездники покоряют норовистого коня. Однако помни, чем чаще ею пользуешься, тем быстрее становишься сам черным!

— Ох, — сказал я опасливо, — я ее вообще никогда не призову.

Он вздохнул, лицо потемнело.

— Не зарекайся. Иногда жизнь так прижимает, что иные вообще продают душу дьяволу... А теперь, сын мой, благословляю тебя в твоем нелегком пути. Установи маяк для Маркуса и продолжай собирать армию для борьбы с ним!

Я поклонился.

— Святой отец...

Отец Леклерк ждал в приемной, взглянул пытливо.

— Ну что?

— Благословил, — ответил я коротко. — Так что отбываю немедленно. Отец Бенедерий полагает, что я готов. Я — тем более! У меня дел масса. Чтобы дать бой Маркусу, я должен собрать все свои и чужие силы.

Он проводил меня до выхода из здания, там остановился, в глазах вопрос, но я пошел через двор в сторону ворот.

— Может быть, — крикнул он вдогонку, — коня дать?

Я оглянулся на ходу, покачал головой.

— Мы, паладины, должны быть скромными. Господь пешком ходил, чтобы людей приучать добрее быть со странниками, мол, каждый может оказаться переодетым Богом...

Он ничего не ответил, что и понятно, а я дошел до ворот, наверху появился Жак, навалился животом на каменную ограду.

— А-а, брат паладин! Легок на помине. Что скажешь?

— Отворяй ворота, — сказал я. — Ладно, в монастыре надлежит быть зело скромным, так что можешь и калитку.

— Нет уж, — сказал он грохочуще, — для тебя, брат паладин, я могу и дыру в стене проломить!

Он распахнул ворота настежь, но я вышел без всякой горделивости, скромность украшает королей, хотя бедных оставляет спать голодными, на той стороне помахал рукой.

— Будь!.. Еще свидимся.

Он сказал со странной интонацией:

— Это точно. Но... брат паладин, и как ты дальше?

— Да вот побреду, — ответил я скромно, — морозным зноем палимый.

— Ага, — сказал он с пониманием. — А где посох?

— Волшебный?

— Какой волшебный, от собак отбиваться!

— А что, — спросил я, — тут есть собаки?

— Нет, — ответил он.

— Тогда зачем?

Он усмехнулся.

— Чтоб соответствовать. А то на странника не как-то уж. Хотя для тебя, брат паладин, это неважно, как думаю.

— Почему?

— Да так, — ответил он неопределенно, — ты по своей великой скромности постараешься пройти тихо и незаметно, не привлекая внимания. Я угадал?

— Насчет моей великой скромности? — спросил я. — Не совсем. Правильнее было бы сказать, величайшей скромности! Я сам думаю, что скромнее меня нет на свете человека. Да что там думаю, уверен!

Он ухмыльнулся шире.

— А я просто уверен. В час добрый. Как появится Маркус, только свистни.

— Это ты свистни, — сказал я хмуро. — Думаю, ваши наблюдают за ним получше, чем я.

Он продолжал ухмыляться, но не ответил, а морда простецки хитрая, дескать, понимай, как знаешь.

Глава 6

За той самой скалой, что скрывает Храм от взора, я присел для надежности, вытащил Зеркало. Сердце колотится, на душе тоска и чувство близкого поражения, я стиснул челюсти и начал растягивать рамки.

Удалось чуть-чуть, пролезет разве что голова, но я не Агнаст, есть у Норберта один такой, может до известных пределов сплющиваться, чтобы пролезть в узкую нору. Умеет складывать кости скелета, больше, чем новорожденный, у которого кости черепа наползают друг на друга, чтобы мог протиснуться через крайне узкий выход и увидеть свет, который называем Божьим, но, вообще-то, наш Господь отдал все нам и сказал, что создал прекрасный сад, но если засрете, то в дерьме и жить будете, Он пальцем не шелохнет, чтобы убирать за нами.

На всякий случай я потыкал пальцем в твердую, как каменная стена, поверхность зеркала, а тот дурак с той стороны тупо тыкает пальцем в ответ, так что кончики всякий раз почти соприкасались. Нет, бесполезно. Даже если бы умел пролезать в узкую щель, все равно Зеркало еще не накопило достаточно энергии, чтобы сделаться экраном хотя бы для наблюдения, а уж для переноса через пространство придется ждать... даже не знаю сколько дней или недель.

— Ладно, — сказал я горестно, — вернемся в первобытный мир...

Уже без спешки закрыл глаза, сосредоточился, стараясь вообразить самое совершенное существо для длительного полета. Голова закружилась, но почти сразу ощутил поток новых чувств, что с ходу попытались потеснить мои человеческие, но я уперся, доминант все-таки я, а не всякие там перепончатокрылые, и, когда раскрыл глаза, я уже в теле птеродактиля, полный хозяин всех функций, кроме самых примитивных.

Подпрыгнул, с силой ударил крыльями по воздуху и с усилием поднялся в воздух, хотя со стороны кажется, будто взметнулся не по-птеродактильи стремительно, но я-то знал скорости и повыше...

Все же, как ни придумывай, как ни улучшай это тело, но есть предел для полета таким образом. И все возрастающее сопротивление воздуха, и высокий расход энергии, и недостаточная крепость мышечных волокон, ну не могу я их сделать стальными!., все это не позволяет развить ту скорость, которая бы меня устроила.

Впрочем, если уж честно, меня больше всего бы устроило, если бы мог прыгать прямо с дивана в те места, куда возмечтал. А еще лучше, вместе с диваном.

На высоте воздух не просто холодный, а холоднющий. Я учащенно работал крыльями не только для увеличения скорости, но и чтоб согреться, птеродактили вообще-то не для северных широт, пусть даже в летнюю пору, видно же, какое тут лето...

Как теперь понимаю, древние могли изменять свои тела. Хотя вряд ли была такая уж острая необходимость, все-таки шаг назад, если только не в волновую форму, а так вот просто из одной звериной в другую — думаю, просто мода или некоторые бытовые удобства.

Потом, когда все рухнуло, даже это умение было потеряно, немногие потом смогли путем долгих поисков возродить некие возможности, но, конечно, самого низшего уровня.

Даже я, такой умница и постоянно ищущий остатки былого могущества погибших цивилизаций, довольствуюсь этим вот примитивизмом, самому стыдно, но, с другой стороны, когда было искать и рыться, если постоянно мир спасал!

Ну, почти спасал. Ведь спасая свою шкуру, я спасал и мир, кому он будет нужен, если меня прибьют?

Холод пронизал до костей, но и там холодно, я ощутил со страхом, что разогреться не удается, хотя вроде бы почти час несся, как раскаленный болид через атмосферу, но сейчас всего трясет...

Крылья слушаются все хуже, взмахи слабеют, я ощутил, что если попытаюсь двигаться навстречу ветру еще несколько минут, то просто рухну...

Выставленные вниз и вперед под углом лапы не выдержали вес тела, я рухнул и некоторое время лежал, судорожно хватая воздух сперва через зубастый клюв, а потом распахнутым ртом.

Сердце медленно успокаивалось, но ощутил такой голод, что в животе начались судороги. Поспешно создал кусок мяса, сожрал быстрее Бобика, почти проглотил, потом еще и еще.

Только сейчас заметил свои исхудавшие руки, мышцы ушли в топливо, вот это я дал, молодец, выложился до потери пульса. Хотя, конечно, половину расстояния сумел, вдвойне молодец, но все же дурак...