Ричард Длинные Руки - Король-консорт - Гай Орловский

Я поднял глаза на аббата Бенедерия, он уже снова теряет силы, побледнел, двое священников торопливо подхватили его под руки.

— Все? — спросил я хриплым голосом. — Корона мертва?

Он покачал головой.

— Нет.

— Но я не чувствую...

— Не чувствуешь ее власти, — произнес он устало. — Даже зов утих... Но это твоя корона. Теперь только ты ее хозяин и властелин. Корона Повелителя Двух Миров. Темный мир ты уничтожил... с позволения Господа, однако твоя власть над всеми существами из него, что когда-либо проникли в наш мир, осталась.

Я зябко передернул плечами.

— Моя власть? Да зачем мне такая власть? Да еще над... б-р-р...

Он произнес сухо:

— А ты при чем?.. Если надо?

— Ах да, — ответил я, — если надо...

Он взглянул остро, качнул головой.

— Ты очень быстро приходишь в себя. Одно время казалось... да не только одно, что тебя вот-вот сломят, уже сломили, но ты как-то из последних сил поднимался снова.

Я сказал льстиво:

— Вы и ваши священники помогли!

— Если бы ты сам перестал бороться, — сказал он уже не так сухо. — мы ничего бы не смогли. Но ты сражался и сражался, находя в себе новые силы, хотя всем нам казалось, что черпать уже не из чего. Сказать по правде, даже мы не ожидали такого чудовищного натиска и такой мощи со стороны Темного Мира, что воплотился в короне Темного Властелина! Нужно проверить, где была допущена ошибка... Если бы не твоя непонятная стойкость, здесь бы все рухнуло. Потому иди отдохни, а нам нужно позаботиться о братьях. Сорок человек без сил лежат на полу в соседнем зале, а восемнадцать — в госпитале. Отец госпиталий с ног сбился, не может никого вернуть в сознание.

Я сказал испуганно:

— Господи... что с ними?

Он ответил хмуро:

— Всего лишь посмотрели на то, что видишь ты.

— А отец Мантриус?

— Тот сдуру хотел и почувствовать, — ответил он с неприязнью. — Но его стойкости хватило меньше чем на две секунды... А теперь иди!

Глава 5

В келье меня навестил брат Гвальберт, за ним тут же примчались Смарагд, Жильберт и еще несколько человек. Я лежал на койке, как снулая рыба, а они наперебой рассказывали, как все происходило, хотя вообще-то все двери были плотно закрыты, но видно было, как выносили потерявших сознание священников высшего ранга, а им на замену тут же становились из второго эшелона, их монахи раньше не видели, те обитают, как еще раз объяснили мне, невежде, на высших этажах и вниз вообще не спускаются.

Без объединенной мощи всех священников и монахов, понятно, мне продержаться не удалось бы и минуты, так мне кажется, и так уверяют Смарагд и Жильберт, хотя Гвальберт многозначительно похмыкивает. Собранные в часовне священники не то чтобы постоянно подпитывали меня своей святостью, а скорее ослабляли мощь и напор черного соблазна, в то время как все остальные отцы и монахи читали молитвы с утра до вечера, а потом с вечера и снова до утра без всякого перерыва.

Монахи, что оставались за пределами часовни, даже не видели, что было дозволено высшим братьям, но когда насели на меня с требованиями рассказать, что было и как, я покачал головой, чувствуя, какая она тяжелая, а шея у меня тоньше стебелька.

— Спросите у отца Мантриуса... Говорят, знает больше всех... В смысле, поставил опыт на себе...

Снова и снова рассказывали, что за время моего страшного испытания старшие братья видели все моими глазами, но только видели, а все бури и все соблазны терзали только меня, но для старших братьев даже просто видеть это чудовищное зрелище оказалось чрезмерно, закаленные и испытанные аскеты трепетали, не в состоянии устоять перед теми чудовищными посулами.

Передавали, что чуточку прикоснуться к тому, что я не только видел, но и чувствовал, хотел отец Хайгелорх, но когда это увидел отец Мантриус, что считался покрепче, он поспешил опередить собрата, однако сразу же упал бездыханным. Сейчас монахи борются за его жизнь, но никто не уверен, что смогут сохранить его разум, так как с подобными случаями не сталкивались.

Смарагд сказал ласково, хотя и с недоумением:

— А еще, брат паладин, скажите спасибо своей собачке!

Жильберт пояснил:

— Она все время сидела с вами, не покидая ни на минуту. И ваша ладонь была на ее загривке.

— Как бы ни дергались, — добавил Смарагд, — как вас ни корежило, но вцепились в ее загривок и не отпускали.

Гвальберт снова промолчал, мне иногда кажется, что он если и не старший, что среди младших под прикрытием, то на полпути к старшим, потому знает больше, сейчас при упоминании Бобика снова промолчал, только улыбнулся чуть снисходительно.

Я тоже промолчал. Иногда кажется, что моя бессильно свесившаяся с ложа рука касается его громадной башки, пальцы осязают его шерсть, но если посмотрю в ту сторону, там будет пусто.

А так вот чувствую, что Бобик посмотрел на меня и широко зевнул. Дескать, какие счеты, вот поспим всласть, потом вместе сбегаем на охоту...

Спасибо тебе, сказал я ему мысленно. Люблю тебя, веселая морда. И уже скучаю по тебе...

И снова было то ощущение, словно он лизнул мне пальцы.

— Отлежитесь, брат паладин, — сказал Гвальберт, — затем зайдите к отцу настоятелю.

Я сказал слабо:

— Да я и сейчас готов...

Он улыбнулся.

— Но отец Бенедерий не так крепок, хотя умеет дотягиваться через годы и черпать силы из своей молодости.

Остальные молча и завидующе сопят, я попытался представить себе, как это удается аббату, но слишком ошарашен, потому лишь пробормотал слабым голосом:

— После обеда?

— Да, — ответил Гвальберт, — после обеда будет как раз.

Я в самом деле пролежал до обеда, когда отзвонил колокол, но и тогда не нашел в себе силы встать, слишком тряхнуло это вот испытание, как называют его в монастырях, или искус, как говорят в церквях.

Ощущение такое, что все эти патологические убийцы, извращенцы, растлители и расчленители всех мастей испытывают еще большее счастье... нет, не хочу марать это слово, испытывают наслаждение. А то, что оно низменное, крайне низменное, не всякого остановит. Мы все понимаем, что плотское наслаждение дает острее чувство, чем любование произведением искусства.

Отец Леклерк явился без стука, просто вошел в келью, я даже не успел увидеть, как именно, просто оказался возле моего ложа и дружески похлопал по плечу.

— Вставай, брат паладин. Тело твое в порядке, а душу нужно лечить в работе. Пока ничего лучше не придумано.

— А жаль, — пробормотал я. — А нельзя ли мне работу на дом?

Он в удивлении приподнял брови.

— Это как?

— Притаскивайте мне драконов прямо в келью, — пояснил я, — и поближе к кровати. Чтобы можно было их как бы вообще лежа.

— Хорошая идея, — одобрил он. — Нужно будет сообщить нашему Совету. Вижу, брат паладин, вы уже готовы к напутствию отца настоятеля.

— Уже выпихиваете? — поинтересовался я. — Только-только собрался уйти в монахи...

Он дружески поддержал, когда я слезал с постели, меня в самом деле слегка качнуло и даже повело, но сфокусировал зрение и заставил мир стоять по стойке «смирно», первым пошел к двери подчеркнуто твердым шагом и с прямой спиной.

В коридорах пусто, Леклерк перехватил мой шарящий по простору взгляд, покачал головой.

— Никого нет?

— Да, — подтвердил я. — Куда все подевались?

— Половина братьев слегла, — сообщил он бесстрастно.

— Ого, — сказал я невольно. — Все так серьезно?

— Не очень, — ответил он, — но суток двое будут приходить в себя. Потрясение было очень уж... резким. Треть совершенно разбиты, остальные просто переводят дух и набираются сил.

— Да, — пробормотал я, — тряхнуло так тряхнуло... Как аббат?

— Не хуже других, — ответил он, как я заметил, неохотно. — Это все его умения... Вот и пришли. Соберись, покажи, что не зря весь монастырь на тебя работал.

Дверь распахнулась сама, я увидел в глубине кабинета аббата, что сразу отложил бумагу и поднял голову. Наши взгляды встретились, я почти физически ощутил это давление, заставил себя широко улыбнуться и сказать с чувством:

— Святой отец! Вы спасли не только мою шкуру, которой весьма дорожу, но и душу!

Он чуть наклонил голову, в голосе прозвучало неудовольствие:

— В человеке вообще нет ничего, кроме души.

— За душу, — воскликнул я, исправляясь на ходу, — особенно! За нее и благодарить как бы нельзя, потому что ни одна благодарность не в состоянии выразить...

Он вскинул руку, прерывая мою речь, что станет все цветистее и запутаннее.

— Твою душу спасали не только для тебя.

Он не пригласил меня сесть, это может быть как дурным знаком, так и тем, что разговор будет очень кратким.

— Отец настоятель? — спросил я.

— Теперь, — произнес он почти сухо, — ты настоящий хозяин этой короны Власти. Она всегда была для тебя ловушкой, но ты повел себя с самого начала не так, как рассчитывала Темная Фея. Ты не одел ее сразу же и не сел на тот трон, а потом долго возил с собой, пряча от других, но не решаясь опустить ее на свое чело, хотя зов становился все мощнее.