Такая разная любовь - Маргарет Пембертон

Весь ноябрь, в самую отвратительную погоду, какая только бывает поздней осенью, Примми, с трудом волоча ноги, тащилась из Кэтфорда в Кенсингтон и обратно. От Кэтфорд-Бридж до вокзала Чаринг-Кросс она добиралась на поезде, а там садилась на метро. Три лестничных пролета в подъезде казались Примми круче самой высокой горы.

Совершенно измученная, она ложилась на кровать, глядела в потолок и говорила себе, что нужно найти квартиру получше, ведь в этой конуре невозможно растить ребенка.

Ей было очень одиноко. Так одиноко, что порой боль казалась почти нестерпимой. Глубоко задетая бессердечным поступком Кики, Примми все же скучала по ней, по ее веселости, суматошной безалаберности и постоянным сменам настроения. Теперь, когда Кики не было рядом, в жизни Примми появилась пугающая пустота.

Скучала она и по Джералдин. По ее спокойной рассудительности и уравновешенности. Если бы Джералдин по-прежнему делила квартиру с Примми, то вместе они без труда сумели бы найти подходящее жилье для себя и ребенка. Джералдин не стала бы возражать против шума и неудобств, которые создают дети. Джералдин могла бы помочь и подбодрить в трудную минуту. Но Джералдин не было рядом, и некому было заверить Примми, что она поступает правильно, отказываясь отдать ребенка на усыновление. Джералдин оставалась в Париже и — что вовсе для нее странно — с самого отъезда почти не давала о себе знать.

Конечно, оставалась еще Артемис, и Примми ценила ее дружбу не меньше, чем дружбу Джералдин. Артемис звонила Примми каждый вечер и почти каждую неделю специально приезжала из Котсуолда, чтобы вместе пообедать. Но в последнее время в их отношениях постоянно чувствовалась напряженность, и высказанное или невысказанное слово «усыновление» звучало при каждой встрече и в каждом телефонном разговоре.

Ночь за ночью, не в силах заснуть от ломоты в костях, Примми раздумывала над тем, что могли бы дать ее ребенку Руперт и Артемис, и терзалась сомнениями. Возможно, ее желание самой воспитать малыша не что иное, как простой эгоизм? Может, она и в самом деле пренебрегает интересами своего ребенка?

Когда наступил декабрь и до рождения ребенка оставалось всего несколько недель, Артемис пригласила Примми встретить Рождество вместе с ней и Рупертом.

— Я не могу, Артемис. — В это мгновение ребенок толкнул ее с такой силой, что Примми согнулась от боли. — Мама все еще в больнице, и я хочу встретить Рождество с ней. И с папой, конечно.

— Будешь встречать Рождество в пальто? — мягко поинтересовалась Артемис.

Примми в отчаянии закусила губу: даже пальто уже не могло скрыть ее огромного живота.

— Конечно, я не против, если ты пойдешь на Рождество к Артемис, — заверил ее отец, когда Примми попыталась робко прощупать почву. — По правде сказать, дочка, для нас большое облегчение знать, что у тебя все путем. Повеселись от души за нас всех. Думаю, мы с мамой на этот раз просто забудем о Рождестве. А вот в будущем году мы уж точно попразднуем на славу, как в старое доброе время!

Рождество в Котсуолде встречали сугубо традиционно. Когда-то дом Артемис и Руперта был домом священника, и сейчас, чистенький, нарядно украшенный, с увитым лентами венком из остролиста на двери, он казался красивым, как пряничный домик. В просторном квадратном холле стояла огромная, до самого потолка, елка, увешанная сверкающими игрушками и гирляндами. Лабрадор, которого Примми в последний раз видела еще щенком, бросился со всех ног приветствовать гостью. В честь праздника у него на шее красовался алый бант, повязанный с небрежным изяществом.

Разговор вертелся в основном вокруг местных событий: возмущались, как много вреда приносят браконьеры, обсуждали победы, одержанные лучшими игроками в поло в этом году, оценивали шансы одного из приятелей Руперта — кандидата от консерваторов — занять место в парламенте на предстоящих выборах.

Это была не совсем та среда, к которой привыкла Примми, но здесь она чувствовала себя по-настоящему хорошо, впервые за долгие месяцы. Артемис так и сияла от счастья, хлопоча над рождественским столом, и Примми радостно было видеть ее такой оживленной.

На следующее утро они обменялись подарками, а затем Артемис поставила индейку в духовку и все отправились на утреннюю службу в маленькую нормандскую церковь, празднично украшенную, с горящими свечами и символическими яслями — колыбелью младенца Христа. По возвращении Примми помогла Артемис накрыть на стол, и вскоре, встреченные восторженным собачьим лаем, появились родители Руперта.

— А где встречает Рождество твоя мама? — спросила Примми немного позднее, когда Артемис выложила на смазанный маслом противень аппетитные свиные колбаски и принялась сворачивать в небольшие рулетики тонкие ломтики бекона.

— На борту океанского лайнера где-то в Вест-Индии. — Артемис разложила рулетики на противне рядом с колбасками. — Папа настоял на разводе, чтобы жениться на маленькой охотнице на богатых мужчин, с которой он теперь живет в Португалии, и мама тоже хочет во что бы то ни стало и как можно скорее найти себе мужа.

Голос Артемис звучал довольно уныло, и Примми смущенно заметила:

— Мне очень жаль, Артемис.

— Мне тоже, Примми, дорогая, но ничего не изменишь, и что толку переживать, особенно в Рождество? Ты когда-нибудь готовила хлебный соус?

Пока подруги вместе трудились на кухне, превосходящей своими размерами всю квартиру Примми в Кэтфорде, туда время от времени с бокалами хереса в руках заходили родители Руперта, чтобы перекинуться парой слов.

Руперт, никогда прежде не отличавшийся словоохотливостью, старался изо всех сил быть любезным с Примми, а Артемис казалась без памяти влюбленной в своего мужа. Пусть жизнь Джералдин и Примми разлетелась на множество хрупких осколков, да и любовная история Кики рано или поздно должна была обернуться сплошными бедами, зато брак Артемис оказался счастливым. Этой благополучной паре не хватало только одного — детей.

Напрямую эту деликатную тему никто не затрагивал, и все же она занимала мысли хозяев дома и их гостьи. На второй день Рождества утро выдалось солнечное, и все отправились на прогулку в ближайший лес.

В изящном голубом пальто, с рассыпавшимися по плечам золотистыми локонами, Артемис казалась необычно оживленной. На обратном пути, проходя мимо конюшни, она подхватила Примми под руку и шепнула:

— Я хочу познакомить тебя с Беном, Примми. Это один из рождественских подарков Руперта. Он просто прелесть. — В самом дальнем деннике стоял крошечный шетлендский пони. — Правда, он милый? Слов нет, какое чудо! — восхищенно проворковала Артемис.