Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

Тем более что пищи было в избытке – для пещерных людей, вооруженных лазерным пистолетом на солнечных батареях, жизнь казалась почти что райской. Были тут и хищные звери, но все какие-то несерьезные, не то что земные тигры и даже волки. Многие из травоядных также могли бы за себя постоять, охоться на них Владимир при помощи своего, оставленного на Земле, боевого молота, но всем им было нечего противопоставить лазерному оружию. Лея рассказала Владимиру, что Силлур потратил массу усилий для избавления в незапамятные времена своей планеты от сквирлов, раньше стоявших на вершине пищевой пирамиды и бывших настоящей чумой здешних мест. Война между древними силлурианами и сквирлами продолжалась много сотен лет, и лишь прорыв в науке позволил здешним людям утвердиться в своем господстве над планетой. Теперь же сквирлов разводили и дрессировали только в специальных центрах, расположенных на вспомогательных планетах Республики Силлур. Простые граждане могли приобрести себе только стерилизованного сквирла, снабженного специальным радиомаячком, чтобы в случае выхода из-под контроля и побега его можно было своевременно обнаружить и уничтожить.

Лея, как разведчик, великолепно знала как историю Силлура, так и нынешнее устройство враждебной Анданору республики. Владимир узнал, что Силлур состоял из четырех столичных и нескольких десятков вспомогательных, или хозяйственных, планет. Каждая из столичных планет носила имя Силлур и имела усилиями колонистов почти идентичную флору и фауну. Родиной же цивилизации была как раз эта планета, давшая теперь приют Лее и Владимиру, именно тут в незапамятные времена люди ценой миллионов жизней одолели-таки древних, организованных по принципу муравейника сквирлов, разводивших в самые страшные, первобытные времена силлуриан себе в пищу, как земные муравьи делают с тлями или грибками. Другие три столичные планеты, а также большинство вспомогательных были колонизированы позже, но все равно – много тысячелетий назад. Все промышленное и военное производство республики, а также добыча и переработка руд велась специалистами на хозяйственных планетах. На Силлуре никогда не было рабства; девизом республики было слово “свобода”, хотя на вредных производствах работало множество представителей менее развитых рас, дружественных с Силлуром. Плата за труд была столь щедрой, что желающие обыкновенно проходили суровый отбор и считали за счастье сотрудничество с республикой.

На Анданоре же, к слову, не гнушались использовать труд рабов, и Лея горячо отстаивала в спорах с Владимиром правильность и честность такого подхода, так что Володя порой называл Лею фашисткой за ее излишне прямой, резкий и лишенный всякой сентиментальности подход к жизни. Она, к примеру, искренне не могла понять, что плохого делали гитлеровцы, утилизируя волосы убиваемых ими в концлагерях женщин и вытаскивая золотые коронки изо рта уничтожаемых евреев. “Разве хорошо это, чтобы добро пропадало?” – пожимала плечами девушка. На Анданоре считалось естественным в случае голода использовать в пищу мясо рабов; и хотя подобного не происходило уже несколько столетий, никто не сомневался, что, если будет нужда, рука у мясников не дрогнет. С другой стороны, Владимир был немало удивлен, когда на вопрос, сколько же у Леи было рабов, та ответила, что нисколько. Но если они вновь появились бы на ее родине, заявила девушка, она с удовольствием купила бы для себя штуки три. Дело в том, что, по словам Леи, с Землей обошлись еще достаточно мягко, поскольку ей придали статус покоренной планеты, а не планеты, побежденной в войне, – столь малой кровью удалось провести ее захват.

Так за беседами на всевозможные темы незаметно уходили дни за днями. Сутки на Силлуре составляли всего 16 земных часов, и хотя у Володи, кроме несложной охоты да бесед с Леей, не было никаких дел, ему все равно казалось, что время летит невообразимо стремительно. Владимир научился профессионально разделывать убитых им зверей, мех большинства из которых по непонятной для Володи причине был нежно-розового цвета. Жизнь у Леи и Владимира налаживалась с каждым днем. Шкуры убитых зверей покрыли собой уже весь пол их пещеры и большую часть стен. Добычи было много, лазерный пистолет стрелял беззвучно и наверняка голубоватое, но вместе с тем жаркое солнце Силлура идеально подходило для перезарядки батарей, на которых работал ручной лазер. И хотя лазерный пистолет не обладал убойной силою плазмомета, зато он мог использоваться практически вечно. Пока один комплект аккумуляторов перезаряжался на раскаленном от солнца белом камне у самого входа в пещеру, а Лея готовила вчерашнюю добычу Владимира, тот охотился невдалеке от жилища, выбирая цель не покрупнее, как раньше, а поменьше.

Связано это было с тем, что нашим героям уже неоднократно приходилось выбрасывать недоеденные остатки подстреленного накануне существа, обладавшего зеленой щетинистой шкурой, прищуренными свинячьими глазками и гибким рыльцем с хватательной подушечкой на конце – Владимир назвал его кабанчиком, – когда через день от его туши, несмотря на прохладу пещеры, начинал идти уже вовсе не аппетитный аромат, сколько ее ни разжаривай. “Вот что значит жить без холодильника”, – шутила Лея, по-военному привычная к походному житью-бытью и не делавшая проблем из мелких бытовых неурядиц. Володю уже начинали мучить угрызения совести – ему казалось, что если ты уж кого-нибудь подстрелил, то надо постараться и съесть его целиком, иначе, на его взгляд, выходило как-то неправильно по отношению к добыче. Лея называла подобные соображения мужа сентиментальной чушью, плодами земного романтического воспитания и посмеивалась над ними.

Вот и сегодня Лея разбудила Владимира так:

– Володенька, проснись! Тебе надо немедленно доесть вчерашнего кабана, иначе он испортится, и ты себе этого не простишь!

– Милая, еще пять минут, – сонно откликнулся Владимир.

Он собрался было поднять руку, чтобы погладить красивую шею своей не так чтоб совсем законной, но вполне жены, лежавшей рядом на шкурах, прямо на полу. Собственно, Лея была вся обнажена и прекрасна.

Установившиеся дни были изнурительно жаркими, свет безжалостного голубоватого светила, напоминавший Владимиру сияние сварочной лампы и мамину фразу из безнадежно далекого детства: “Не смотри на сварку, Володенька, а то ослепнешь!” – приносил жара не меньше, чем света. Их же пещерка, облюбованная Леей, казалось, была самым студеным местом на всем Силлуре – там, в толще скал, протекала ледяная подземная река, шум которой был слышен, если приложить ухо к полу.

“Что случилось?” – подумал Володя. Он понял, что хотел прикоснуться к Лее, но отчего-то не сумел. Словно тело его продолжало спать, хотя сам-то он вполне проснулся. Вон детство даже вспомнил. Владимир еще раз, напрягшись всерьез, попробовал приподнять руку. Впустую.

– Встань! – сказал он вдруг Лее таким серьезным тоном, что девушка, уже и без того настороженно вглядывавшаяся в его лицо, без раздумий попыталась подняться. Но не тут-то было.

Володя понял, что они оба парализованы. Первое, что пришло ему на ум, – это съеденное ими вчера существо, отдаленно напоминавшее морскую свинку, только с ярко-красной шкурой. Его мясо было вполне вкусным, вот только никогда прежде им с Леей его есть не доводилось. Да и броский окрас животного мог быть предупреждающим – Володя с тоской вспомнил порядок действия парализующих ядов. Исходом тяжелого отравления обыкновенно бывает смерть от удушья.

– Как ты думаешь, – сдерживаясь, чтобы страх не проник в его голос, спросил Володя, – это не может быть от вчерашней свинки?

– Нет, – слишком спокойно ответила Лея, и Владимир понял, что девушка тоже напугана и сдерживает себя, также как и он сам. – Я знаю наверняка, что здесь нет ядовитых животных.

– Что же тогда с нами случилось, на твой взгляд? – Володя отметил, что паралич еще не затронул дыхательную мускулатуру и даже язык ворочался вполне внятно. – Может быть, это инфекция?

– Посмотри, – сказала Лея, – проблемы не у нас одних.

Владимир с трудом, до боли в глазных яблоках – сложно оглядеться, когда шея не работает, – осмотрел, насколько это было возможно, пространство вокруг. Укрытый шкурами пол был усеян телами силлурианских розовых мышек – они походили на земных, только головы их были увенчаны изящными тонкими рожками, как у козочек. Эти зверьки изрядно докучали по ночам, и если такую мышку загнать в угол, она выставляла вперед свои иголочки, рыла лапкой, как норовистый бычок, и пыталась пищать басом, что невольно вызывало как у Леи, так и у Владимира приступ смеха. Под утро мышки, поживившись остатками вчерашнего ужина, бесследно исчезали в щели, по чему всегда можно было предсказать близкий рассвет. Сейчас же они бессильными комочками усыпали весь пол – Володя даже диву дался, насколько их, оказывается, много. Впрочем, радости ему это зрелище не принесло и ясности тоже.