Драмы больше нет (СИ) - Риз Екатерина

– Ждём Родиона, ещё одного гостя и садимся за стол, – объявила Елена.

– Какого ещё гостя? – поинтересовался Рома

Елена с прежней сияющей улыбкой развернулась к зятю.

– Настя пригласила своего молодого человека. Очень хороший мальчик, между прочим. Журналист, – выдала моя мачеха, обращаясь к Федотовым. И тон её звучал так, будто она едва ли не хвастается. А мне захотелось зажмуриться, съежиться и в один момент из этой комнаты испариться. Потому что на меня уставился не только Ромка, но и его родители. Федотов со злостью и издевкой, а его родители с оттенком непонимания. Хотя, они всегда на меня так смотрели, этому можно было не удивляться.

Выбрав момент, я из гостиной улизнула. Под предлогом необходимости позвонить «моему гостю» и поинтересоваться, где он задерживается. Я скрылась за дверью отцовского кабинета, и только тогда смогла выдохнуть. Очень тяжёлый вечер, а ведь всё только начинается, по сути.

Я остановилась у окна, держала телефон в руке, но звонить Петру мне откровенно не хотелось. Если честно, я бы обрадовалась, если бы он не смог приехать. Если бы его кто-нибудь где-нибудь задержал.

На звук открывшейся двери, я обернулась. Увидела Любовь Антоновну. Она вошла, коротко улыбнулась мне, после чего прикрыла за собой дверь. Подошла ко мне, руку протянула и погладила меня по плечу. И сказала:

– Здравствуй, дорогая.

Я ей улыбнулась, наконец-то искренне.

– Здравствуйте.

Мать Романа смотрела на меня то ли с сожалением, то ли с печалью, то ли с пониманием. В какой-то момент у меня вырвался вздох, я к Любови Антоновне потянулась и обняла ту. Она обняла меня в ответ, погладила по спине, как делала обычно. И негромко, по-матерински обеспокоенным тоном, поинтересовалась:

– Что у вас происходит, Настя?

Я отстранилась, посмотрела на неё, чуть виновато склонив голову, затем пожала плечами.

– Сама уже не понимаю. – Растянула губы в натужной улыбке. – Кажется, мы расстались. – И тут же заставила себя уверенно кивнуть. – На этот раз окончательно. Так что…

– Как же это всё неправильно, – сказала мне Ромкина мать.

Я глаза опустила. Было до жути неловко.

– Я знаю, – покаялась я. – И всё это надо было давно закончить.

– Я тебе говорила это ещё несколько лет назад. Что всё надо заканчивать. И Роме говорила. Но он никого не слушает.

Мои губы расстроено скривились.

– Вы мне это говорите?

Она снова погладила меня по руке.

– Не жизнь это. – Любовь Антоновна тронула рукой тяжелую парчовую штору на окне, рассматривала её. Затем снова повторила: – Не жизнь, бутафория какая-то сплошная. И мой сын, в принципе, не мог в этой семье своё место найти. Я его, кстати, предупреждала. Но он погнался за своими мечтами. – Она на меня посмотрела. – И не за Альбиной, поверь мне.

Я якобы равнодушно пожала плечами, а сама отвернулась, стала снова смотреть за окно. Помолчала, после чего не утерпела и негромко подметила:

– Он никак остановиться в своей гонке не может.

– Вот это точно. Характер у Ромы тяжёлый и несгибаемый. Но ты ведь его любила, Настя.

– Любила, – согласилась я.

– А сейчас?

Я сделала глубокий вдох, всерьёз обдумывая свой ответ.

– А сейчас я хочу жить дальше. С ним или без него. – Я на Любовь Антоновну посмотрела. – Это его решение, не моё. А я больше не могу ждать, и подстраиваться под его финансовые сценарии.

– Ты с кем-то встречаешься, да?

– Не знаю, – честно ответила. – По крайней мере, я пытаюсь.

– А Рома злится, – констатировала мать, прекрасно зная своего отпрыска.

– Бесится, – более объёмно описала я ситуацию. – В его видении наших отношений, я должна безропотно ожидать его решений и желаний. Где-нибудь на заднем плане, не вмешиваясь в его каждодневную, в денежно-семейную жизнь. А я так больше не могу, – четко выделяя каждое слово, проговорила я.

– Я тебя поняла. – Любовь Антоновна меня разглядывала. После чего вдруг сказала: – Роди ему ребёнка. И вся его суета закончится.

Я молчала. Напряжённо вглядывалась за окно. Если честно, стало тяжело дышать, а ещё хотелось сцепить до боли пальцы, но я сдерживалась. Только проговорила в ответ:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Я в этом не уверена.

Любовь Антоновна помолчала, я понимала её желание защитить своего сына, это был инстинкт, хотя, она прекрасно понимала, насколько Рома не прав. Ругала его, пыталась наставлять на путь истинный, но все равно жалела и заступалась. Между мной и Любовь Антоновной этот разговор происходил уже не раз. Это с Юрием Ивановичем я никогда не откровенничала, если честно, я его немного побаивалась. Но он, наверняка, тоже был в курсе происходящего, сомневаться не приходилось, но о чем они с сыном беседовали с глазу на глаз, я могу только догадываться. Поэтому Федотовы-старшие и не любили приезжать в Москву, не любили общаться с родственниками невестки. Потому что прекрасно осознавали, насколько всё притворно и не по-настоящему. А семья Альбины, кстати, отвечала им тем же. Каждая встреча двух семей была тяжким бременем, что для одних, что для других.

– Как там Илья? – спросила я, чтобы хоть как-то сменить тему.

Любовь Антоновна тут же улыбнулась.

– Хорошо. Повзрослел, возмужал, успокоился. Настоящий мужчина.

Я улыбнулась.

– Это хорошо. Я его давно не видела.

– Жена его, Яна, хорошая девушка. Главное, Илью любит, ребенка любит. Что ещё нужно?

– На самом деле… – Я смотрела на Любовь Антоновну с улыбкой. – Вы рады внуку?

Та разулыбалась.

– Ещё как. А Юра как гордится.

Я кивала, стараясь скрывать горечь. Но, по всей видимости, достаточно хорошо притвориться не смогла, потому что Любовь Антоновна снова потянулась ко мне и обняла. И шепнула мне на ухо:

– Я тебе всё сказала. – Отстранилась, посмотрела спокойно. – Настя, я искренне желаю тебе счастья, с Ромой или нет. Но, знай, что мы с Юрой будем рады, если вы, наконец, будете жить, как муж и жена.

– Честно и открыто, – с горечью проговорила я, не сдержав усмешки. Сделала резкий, судорожный вдох.

– Ты до сих пор его любишь, – сказала она, приглядываясь к выражению на моем лице.

Я вздернула вверх подбородок и сказала:

– Это не важно. Я хочу быть счастливой, а ваш сын, к сожалению, никого не может сделать счастливым. Потому что сам не счастлив. Потому что ему всегда мало.

Мы смотрели друг на друга, молчали, и обе вздрогнули, когда дверь открылась.

Заглянула Елена. Увидев нас с Любовью Антоновной у окна и, наверное, оценив серьёзные выражения на лицах, мачеха насторожилась. Я видела это по её взгляду, хотя на её губах продолжала цвести улыбка.

– Настя, твой молодой человек приехал, – оповестила она. – Он уже в гостиной.

– Уже иду. Спасибо.

Когда я вернулась в гостиную, Петр уже вовсю общался с собравшимися. Мне показалось, что он даже не сразу заметил меня. К этому моменту приехал отец, тут же заполнил своей энергией и куражом всё свободное пространство в комнате, говорил без остановки, но его, кажется, мало кто слушал. Юрия Ивановича всегда мало интересовали новости или истории из творческой тусовки, он откровенно скучал, Альбина была занята разговором с Зоей, Федотов не отрывал глаз от экрана своего смартфона, устроившись где-то в стороне, и только Петр участвовал в том фейерверке эмоций, что демонстрировал Родион.

– Ну что же, пойдемте ужинать? – громко и воодушевленно проговорила Елена за моей спиной. – Стол накрыт.

– Наконец-то, – раздражённо проговорил Рома, подняв голову и сверкнув глазами в мою сторону. Смерил меня внимательным взглядом, после чего прошествовал мимо.

Все направились в столовую, а Петр подошёл ко мне. Взял за руку и попытался поймать мой взгляд.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Извини, что опоздал. Задержались на монтаже.

Я улыбнулась.

– Ничего страшного.

– Ты рада, что я приехал?

– Конечно, – уверенно проговорила я.

– Прогуляемся после ужина?

– Обязательно, – пообещала я, и указала на двери в столовую.