Нф-100: Изобретатель смысла - Дмитрий Шатилов

-  Ладно,  - вздохнул Гирсен.  - Представим себе мужика...

-  Ну, представил, и что?  - заорал Виснегар.  - Дальше давай!

-  Представим мужика,  - терпеливо продолжал Гирсен.  - И у этого самого мужика, к примеру...

-  Задница толстая,  - раздался похабный голос откуда- то из под стола.

-  Это он Монкаса имеет в виду,  - прыснул Виснегар,  - Точно вам говорю!

-  Я тебе, песий сын, башку проломлю!  - закричал Монкас, обладатель действительно выдающегося зада и не менее примечательного живота.

-  А попробуй!  - Виснегар схватил табуретку и выставил её ножками вперёд.  - Как вспорю тебе брюхо- то поганое!

-  Пусть будет задница,  - продолжал Гирсен, не обращая на драчунов внимания. То, что он пьян, было заметно лишь по румянцу на щеках.  - Итак, у мужика очень толстая задница. А почему, позвольте вас спросить?

-  Жрёт много?  - вылез с предположением юный Дунлик, за что схлопотал по загривку от своего отца. "Это, дурак, риторический вопрос",  - прошипел ему на ухо батя.

-  Нет, всё правильно,  - сказал Гирсен.  - Много жрёт. Это одна причина. А может, дело в другом? Может быть в этой... ик... наследственности?

-  Это как?

-  А так. У отца толстая, у сына толстая, а у внука ещё толще, потому как жена тоже толстозадая.

-  И что?  - крикнул Виснегар, отвлёкшись на секунду от Монкаса, прижавшего его к стенке.

-  А то,  - Гирсен поднял палец,  - что так и всё племя постепенно становится толстозадым. Суть улавливаешь?

-  Ну, так,  - пропыхтел Виснегар.  - Ты дальше давай.

-  Даю, даю,  - передразнил Гирсен.  - Если всё племя толстозадое, это называется... ик... фе- но- тип.

-  Как- как?  - закричал конгары.  - Ты чего порешь- то?

-  Молчите, дураки!  - возвысил голос Гирсен.  - Так меня в университете... ик... учили. Вы лучше скажите: вы толстозадых любите?

-  Баб или мужиков?

-  Один хрен.

-  Ну, бабы - это на любителя,  - рассудительно произнёс Ромлик, в чьих волосах серебрилась седина.  - А мужики, признаться, раздражают.

-  Ты бабам вчера три башки снёс?  - крикнул ему Виснегар.  - Мы тут не с бабами воюем!

-  Тогда - да. Раздражают, есть немного. А если всё племя такое, я бы насчёт него подумал.

-  Во!  - поднял палец Гирсен.  - Я туда и клоню.

-  Насчёт толстозадых?  - спросил Ромлик.

-  Не,  - помотал головой Гирсен. Его уже начало укачивать.  - Вот послушайте. Задница толстая не просто так. Это значит, человек сидел много, или, вот мне юноша подсказывает, жрал всякое. А раз жрал, значит, было что? Вот ты, Виснегар, отчего такой тощий?

-  Известно отчего,  - сказал Виснегар,  - Ты поголодай с моё. Корешок в степи нашёл - отдай младшеньким. Я, было дело, траву ел. А помнишь, мы с тобой фору жрали? Лучшее воспоминание в жизни, ей- ей, не вру.

-  Вот то- то и оно,  - сказал Гирсен.  - Ты тощий и слабосильный, и дети твои слабосильные, а этот мужик мало того, что толстозадый, так и ручищи у него - во! Пришёл такой на твою землю, и прощай кочевье Виснегара.

-  Убью гада!

-  Нет, с этим погоди, дай досказать. Если у мужика еды навалом, а у тебя жрать нечего - это что значит?

-  Это несправедливость, значит. Почему он жрёт в три горла, а я с голоду пухну?

-  Погоди, говорю,  - Гирсен покачнулся.  - Это у вас... ик... разные условия. Он, допустим, там, где тепло, живёт, а ты... Ну, короче, сообразил?

-  Не,  - хрипло признался Виснегар.  - Не сообразил. Я, Гирсен, уже ничего не соображаю. Шутка ли, я полведра на грудь принял.

-  Я тебе, дурак, объясняю... ик, что ты немощный, потому что живёшь там, где одни корешки растут. А другой - сильный, потому что у него и малукша растёт, и тхурики. Это ясно?

-  Это ясно,  - Виснегар почесал грудь и сладко зевнул.  - Тхурики я люблю...

-  Не в тхуриках дело!  - оборвал его Гирсен.  - Слухай дальше. Я в университете... ик... такую штуку подцепил, называется теория... ик... как её... эволюции, что ли? Так она вот что грит,  - Гирсен принял соответствующую позу.  - Выживает... ик... сильнейший!

-  А что это значит?  - неожиданно подал голос сидевший в самом углу молодой конгар, которого за пристрастие к газировке журналисты прозвали Кока- Конкасом. Как и все вокруг, он был пьян и изо всех сил старался не заснуть.

-  А не знаю,  - ответил Гирсен.  - Но если я что услышал, то... ик... запоминаю накрепко. Я к чему веду? К тому, что... ик... за счёт разных условий и люди... ик... разные, да. Одни сильнее, другие... ик... слабее. Вот к чему я веду. Да. Меня хоть кто- нибудь слушает?

-  Нет,  - робко ответил Кока- Конкас.  - Все спят. Остался один я.

-  Так может и мне... ик... соснуть чуток?  - Гирсен почесал затылок.

-  Не надо. К утру ведь всё забудете, а я хотя бы напомню.

-  Ну... ик... ладно. Ну и раз один сильнее, а другой слабее, можно так повернуть, что одному требуется больше земли, а другому меньше, так ведь?

-  И что?

-  Как что? Это ж какой повод для войны. Не? Земли- то хорошей мало. Я вот... ик... так это понимаю. А кто мешает расширяться - сволочь! Во как!  - и с этими словами Гирсен повалился.

Наутро юрта огласилась стонами Виснегара, который, безуспешно пытаясь встать на ноги, пару раз крепко ударился головой о край стола. Проснувшиеся вожди вовсю опохмелялись, прикладываясь по очереди к большому бурдюку. В углу юрты вяло дрались два конгара. Впрочем, дракой это можно было считать лишь условно: на деле один взгромоздился на другого и методично бил по лицу. Избиваемый, будучи мертвецки пьян, не сопротивлялся, и только спрашивал время от времени:

-  Тромкас, это ты?

На что его мучитель всякий раз отвечал:

-  Ну, конечно, я!  - и продолжал.

-  Чего это они?  - стараясь не обращать внимания на головную боль, спросил Виснегар у незнакомого вождя.

-  Не сошлись во мнениях,  - ответил конгар.

-  По поводу вчерашнего?

-  Нет, это у них семейное.

-  А мы вчера пришли к чему- нибудь?  - спросил Виснегар.  - Гирсен, ты же вроде речь толкал, умную, слов нет.

-  Умную- то умную,  - простонал Гирсен с противоположного конца юрты.  - Да только не помню я ничего. Единственный раз сподобился выступить, а не помню.

-  Ну и хрен с тобой,  - проворчал Виснегар. Голова его раскалывалась, а перед глазами плыли цветные круги. Будь проклят закон, по которому взявший первое слово обязан вести собрание до конца!

-  Все на месте?  - спросил он. Оказалось, не все.

-  А, чтоб вас!

Стали искать.

Один нашёлся сразу - под столом, с перерезанным горлом. Это был Дунлик - тот самый, что хвастался убийством бати Румвея. Сам Румвей куда- то запропастился.

Второго мертвеца обнаружили завёрнутым в ковёр. В отличие от предыдущего, он оставил этот мир не без борьбы: когда, в надежде поживиться золотыми коронками, ему открыли рот, внутри обнаружилось откушенное ухо, каковое Монкас, предварительно продев через него верёвочку, повесил себе на шею.