Бумажная оса - Лорен Акампора
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед мной промелькнуло лицо Иоланды, обжигающий луч ее взгляда.
– Я приду.
Пол посмотрел на меня оценивающе:
– Тебе не обязательно расспрашивать ее, если не хочешь. Можешь просто находиться в комнате. Уверен, твое присутствие поможет.
– Хорошо, – согласилась я, утвердительно кивнув головой.
Он принес кружки с чаем, и мы сели за стол, застланный клетчатой клеенкой. Наблюдая за ним, я пыталась представить, что мы живем здесь вместе. Я рисовала в воображении нашу простую жизнь, как мы шьем воздушных змеев. Мы бы виделись каждый день, я бы терпела смену его настроения, смотрела бы на него под всеми углами солнечного и лунного света. Будучи единственными жителями каньона Топанга, мы бы разговаривали всю ночь напролет либо просто лежали в тишине без необходимости разговаривать. А днем превращались бы в обычных людей, возвращаясь к повседневной рутине. Не должно было составить особого труда все это представить, но у меня не получалось.
К счастью, Пол не спрашивал ни обо мне, ни об Элизе. Он не упомянул о таблоидах, хотя я была уверена, что он был в курсе произошедшего. Он даже не спросил, зачем я пришла. Вместо этого он говорил о детях-беженцах. Армандо отправили обратно в Гватемалу, но в приют прибыли новые дети. Были братья-подростки, которые ехали в грузовом поезде через Мексику вместе с сотнями других. Мигранты назвали его El Tren de la Muerte («Поезд смерти»). На их глазах мужчина упал между вагонами поезда, и ему оторвало голову. Большинство других мигрантов, находившихся в поезде, были задержаны, но мальчикам удалось сбежать. Их привезли в приют с кровоточащими порезами на подошвах ног. Со слов Пола, они, скорее всего, будут депортированы после рассмотрения их дел. А пока он хотел узнать историю в подробностях для фильма, задокументировать их поиски убежища в Соединенных Штатах. Кроме того, он начал думать, что ему самому нужно побывать в Центральной Америке.
– Я хочу структурировать фильм как двойное повествование, если смогу, – сказал он, – параллельно рассказывая, как один ребенок пытается эмигрировать в Соединенные Штаты, а другой, который уже здесь, проходит все круги ада внутри системы. Отснятые кадры также будут чередоваться с их историями. Но чтобы понять их путь и показать, от чего они убегают, мне придется побывать там самому. Возможно, не получится сделать это, не подвергая их опасности и не рискуя собственной жизнью, но я не могу снять достойный доверия фильм, не побывав там сам.
– Но это безумие. Тебя убьют.
Пожав плечами, он поднес кружку с чаем к губам.
– Не обязательно. Другие люди это делали. Там побывало множество журналистов. У канала BBC есть кадры, на которых дети нюхают клей в Сан-Педро-Сула, работают на свалках, мертвые тела лежат на улицах. Этот материал был уже отснят, но его никто не увидел. Все потому, что никто из них не удосужился снять полнометражный коммерческий фильм, а ведь есть люди, которые действительно пойдут смотреть его. Если я хочу сделать все, как надо, то должен лично поехать туда и отснять свои собственные кадры. Как говорится, я должен прокатиться на «Поезде смерти».
Я смотрела на его улыбку сквозь пар от горячего чая и ощущала смешанные чувства – отвращение и трепет, а также внезапное сожаление, что я не познакомила тебя с ним, Элиза. Уверена, что ты никогда не встречала никого похожего на него и, вероятно, никогда не встретишь.
На следующее утро ты позвонила мне в восемь. В этом не было ничего удивительного, тем более что ты уже видела истерию бульварных газет. Не бывает абсолютно безопасных мест, даже на твоем райском острове было небезопасно. Должно быть, ты звонила мне посреди ночи, мучаясь, ожидая часа, когда я проснусь и отвечу на твой звонок. Я дождалась, пока включится голосовая почта, чтобы прослушать сообщение позже, пока Пол принимал душ. Я едва могла разобрать твои слова, ты громко рыдала.
«Я знаю, что это дело рук Джессики Старк, – выдыхая, всхлипывала ты. – Это точно, потому что только она могла рассказать о ссоре в Чеккони. Ей все равно, что я все знаю. Я собираюсь поговорить со своим адвокатом по поводу предъявления ей иска. Это клевета или оскорбление, или как там это называется. Злобная сука… – повисла пауза. Возможно, ты вытирала слезы и пыталась взять себя в руки. – Перезвони мне, Эбби. Мне очень нужно с тобой поговорить».
Мой пульс моментально среагировал на твой голос. Его интонация была такой знакомой. Как только твой медовый голосок зазвучал в моем ухе, первое, что мне захотелось сделать, это перезвонить тебе и найти слова, которые бы успокоили тебя и заверили, что все будет хорошо. Я знала, что будет сложно прослушать сообщение и ничего не предпринять. Но я закрыла эту дверь, и для твоего же блага она должна была оставаться закрытой.
В приюте Пол брал интервью, а я помогала с камерой. На Иоланде был сарафан цвета фуксии, и, словно отражаясь в нем, ее лицо сияло. Хотя она говорила отрывисто, запинаясь – то и дело пытаясь приправить свой испанский несколькими английскими словами, – было видно, что она изо всех сил старалась рассказать свою историю как можно лучше. Когда девочка замолкала, Пол одобрительно кивал, как бы осторожно подбадривая ее. Его голос звучал мягко и успокаивающе.
Рональд, оператор, грубоватый мужчина средних лет, демонстрировал работу камеры. На какое-то время я замерла, наблюдая за его движениями и слушая, как переводчик излагает сагу об Иоланде на английском. За тысячу долларов ее родители наняли койота, который затем в дороге изнасиловал ее. Он сказал ей, что это было частью сделки и что ее родители знали об этом. Прежде чем расплатиться с подошедшей к ним бандой, он разрешил одному из ее членов изнасиловать ее на обочине дороги возле Теносике[55]. Позже он объяснил Иоланде, что они собирались сделать с ней еще более страшные вещи, но он спас ей жизнь.
В то время как девочка подробно описывала следующий этап своего путешествия, я почувствовала, как мой телефон завибрировал в заднем кармане джинсов. Я прослушала сообщение позднее, когда мы с Полом ехали в машине. И снова твой голос звучал в моем ухе: «Мы возвращаемся домой раньше. Это ужасно, Эбби. Раф даже не оправдывается. Он просто отмахивается от проблемы, как будто в этом нет ничего страшного, как будто это не погубит мою карьеру.
