«Если», 2002 № 01 - Эдвард Лернер

— А почему они, как у летучей мыши, а не как у птицы?

— Это летние, для сухой погоды. На них летать попроще, но только медленно, и дождя они не переносят. А так-то у меня и птичьи есть — не с перьями, конечно, но со специальным покрытием. Есть орлиные, есть альбатросы для долгого аэропланирования, есть быстрые, голубиные. Здорово, правда? Птицы могут только позавидовать мне — у них крылья одни на всю жизнь, а у меня сменные, полный ассортимент: какие хочу, такие надеваю.

— А вот колибри умеют зависать в воздухе, а также летать задом наперед, — заявил Клаус. — Ты такие крылышки еще для себя не сделал?

— Такие не будут функционировать, — уверенно заявил Алексей. — У них восьмеркообразная траектория движения крыла, и частота взмахов — от восьми до восьмидесяти в секунду. Не получится из меня колибри, да и ни к чему это.

— И как же ты летаешь?

— А очень просто — сейчас увидишь. Знай себе культяпками машу, хвостом подруливаю, клювом пощелкиваю да каркаю, как ворона…

— Не пудри мне мозги, — сказал Клаус. — Махать с такой частотой, как птица, ты не сможешь. И подъемной силы этих крыльев никак не хватит на твою тушу. Страусы, насколько известно, не летают.

— Ну, допустим так, — Беркут склонил голову, хитро прищурил глаза. — И что из этого?

— Руна. Ты наверняка придумал руну. Одну из тех, которые не хочешь отдавать прочим новусам. Предположим, она делает тебя невесомым. А крылья нужны тебе для маневрирования в воздухе, это всего лишь дополнительное оборудование, как ласты у подводных ныряльщиков.

— Ты удивительно догадлив, друг мой, — похвалил Беркут. — Ставлю тебе пятерку за сообразительность. К сожалению, Роб Бракен, придумавший телепорт, застолбил название «руна Полета» раньше меня. Не по делу, прямо скажем, он это название употребил. Ну да ладно, я выкрутился. Угадай, как я назвал свое детище?

— Руна Беркута, — произнес Клаус, нисколько не сомневаясь.

— В самую точку! — удовлетворенно кивнул Захаров.

— Хорошо звучит. Простенько, но со вкусом.

— Еще бы!

— Ну что, полетели? Мне тоже крылья положены?

— Тебе — нет. Что ты с ними делать будешь?

— А как же я тогда?

— Пассажиром полетишь. Потащу тебя в могучих когтях, словно горный орел — барана.

— А если надоем — бросишь?

— Зачем же? Орлы, как известно — умные птицы. Хорошими баранами не разбрасываются.

— Ты кого-нибудь уже катал так?

— Конечно, и не раз. Ко мне заглядывают друзья со всех концов света. Любят попорхать под облаками — с визгом, с воплями. Восторгу нет предела.

— А мясом ты их угощаешь? — Клаус сглотнул слюну, вспомнив отменнейший медвежий копченый окорок.

— Некоторых угощаю. А что тут такого? — Захаров пожал плечами. — В Сибири почти все новусы едят мясо. И в Канаде, насколько я слышал.

— А Патрик… Он тоже?..

— Патрик мяса не ест, — отрезал Беркут.

— Ты его лично знаешь?

— Знаю. — Беркут усмехнулся. — Как же его не знать — мы ведь соседи. Всех, кого он принимает, я к нему на вездеходе отвожу. Переправа в его резиденции не работает. Аномалия…

— Ну и как он? Что за человек?

— Хороший человек, — сказал Беркут.

— А почему же он остальных новусов чурается, живет отшельником? Аномальную зону себе выбрал, чтоб добраться до него тяжелее было. Так же не любит остальных людей, как и ты? Ему-то вроде бы положено любить всех поголовно.

— Ты Патрика не трожь, — тяжеловесно сказал Захаров. — И намеки свои оставь, понял? А то я тебе собственными руками таких затрещин надаю, что мало не покажется.

— Понял, — быстро произнес Клаус. — А ты катал его, Патрика? В смысле, на крыльях.

— Его — нет. Патрика не надо катать.

— Почему?

— Смотри туда, — палец Захарова показал в небо. — Видишь, большая птица летает? Породу угадаешь?

— Гигантский хищный какаду, — сказал Клаус.

— Сам ты какаду. Это Патрик. Патрик Ньюмен собственной персоной. Он знает все руны, в том числе и мои. Он умеет летать. Крылья ему делал я.

— Он что, видит нас сейчас?

— Само собой. Он наблюдает за нами. Точнее, за тобой. За мной ему наблюдать неинтересно — он и так все про меня знает. Сейчас он слушает наш разговор.

— Так почему бы ему не спуститься к нам сюда и не потолковать?

— Если не спускается, значит, так нужно. Значит, время еще не пришло.

— А когда оно придет?

— Надоел ты мне своими вопросами, — заявил Беркут. — Пожалуй, я тебя все-таки уроню. Нечаянно. Патрик мне это простит.

Восторг — не то слово. Не существовало в человеческом языке слов, чтобы выразить то, что чувствовал Клаус Даффи, когда со свистом рассекал плотный воздух, взмывал в призрачный туман облаков, пикировал до самой земли и снова возносился вверх в теплых восходящих потоках. Он хохотал, он взвизгивал, он выкрикивал ругательства. Он пел.

Беркут молчал — знай себе работал крыльями, закладывая головокружительные виражи и пируэты. Беркут молчал, но Клаус догадывался, что адреналиновая эйфория распирает и его — телепат-новус пил радостные эмоции Клауса, как самое изысканное вино. Алексей Захаров подпитывался сейчас положительной энергией Клауса, но Клаусу не жаль было поделиться радостью. Будь его воля, он одарил бы своим удовольствием всех людей в мире — и хватило бы на всех. Обидно, что человечество не дожило до такого. Обидно… Бедные сапиенсы…

Беркут парил, как птица. Клаус Даффи болтался снизу, в люльке, сплетенной из прочных ремней и подвешенной к поясу Беркута. Клаус не боялся упасть. Он не боялся вообще ничего — его нес по воздуху лучший из новусов этого мира, человек, крепкий, как скала. Алексей Захаров, предпочитающий называть себя Беркутом.

Синие горы, изрезанные глубокими темными морщинами, увенчанные ослепительно белыми шапками снегов. Зеленые, ровные, кажущиеся сверху замшевыми луга и долины. Извилистые голубые змейки рек. Колышущиеся верхушки елей, пихт и сосен…

«Боже, спасибо тебе, — благодарно шептал Клаус. — Спасибо за то, что ты создал эту землю, и эти горы, и этот лес и не убил их, как убил нас, людей. Смилуйся над теми, кто остался, и дай им шанс. Пожалуйста, ну что тебе стоит?»

Лось, вышедший на опушку, поднял рогатую голову и удивленно уставился на огромную летучую мышь, порхающую в небе.

— Эй, прекрати немедленно, садист! — взвизгнул Клаус. — Ты с меня кожу сдерешь!

— Ничего, новая вырастет, — заявил Алексей, продолжая охаживать веничком несчастную спину Клауса. — Ты же у нас новус. Руну Здоровья освоил. Значит, заживет.

Клаус завыл зверем, спрыгнул с полки, вылетел из парилки, едва не вышибив дверь, и в изнеможении свалился в огромный чан с холодной водой. Вода зашипела. Клаус долго остужал пылающие уши, разглядывал пузыри воздуха, выползающие из его рта и поднимающиеся к поверхности. Наконец он решил, что достаточно, вынырнул и обнаружил рядом Беркута, завернутого в простыню, развалившегося на лавке и очень довольного жизнью.

— Слабоват ты, дружочек Клаус, — заметил Беркут. — Изнежился у себя в Испании. Жаль, что приехал не зимой — я бы тебя еще голым по снежку прогнал. Очень хорошо поднимает жизненный тонус.

— Вы, русские — дикари, — фыркнул Клаус. — И развлечения у вас варварские.

— Это точно… — Беркут потянулся к холодильнику, достал запотевшую бутылку, отвинтил пробку. — Хлебнешь?

— Что это? Пиво?

— Квас.

— Какая-нибудь очередная русская мерзость?

— Ага. Попробуй.

Клаус пил прямо из горлышка и никак не мог оторваться от бутылки, захлебывался от наслаждения. Кадык его ходил вверх и вниз, светло-коричневая жидкость текла по шее и груди.

— Эй, хватит, оставь мне. — Беркут отнял бутылку, приложился сам. — Ох, хорош квасок, ядрен! Хочешь, научу, как его делать?

— Хочу.

— А еще чего ты хочешь?

— Хочу остаться у тебя, — признался Клаус. — Я… Ну как это сказать… — Он вдруг засмущался, покраснел бы даже, если бы его распаренная багровая кожа могла покраснеть еще больше. — Ты не подумай какую-нибудь глупость…

— Мне не свойственно думать глупости. Ну, чего ты? Давай, говори.

— В общем, мне кажется, я нашел свое место. Место, где хотел бы жить. Ты же говорил, что я должен отыскать свое место в этом мире… Так вот, это место здесь.

— В этой бане? В этом чане с водой?

— В Сибири. На Алтае. В этом доме.

— Вот оно как… — задумчиво протянул Беркут. — Значит, здесь твое место. Скажи еще, что ты хочешь быть моим другом.

— Хочу быть твоим другом.

— Понятно… А еще, наверное, ты хочешь, чтобы я стал твоим учителем…

— В каком смысле? — Клауса вдруг бросило в холод. Пересидел, наверное, лишку в ледяной водице.

— В самом прямом.

— Научишь меня собирать свои машины?

— Ну, это слишком просто! — Беркут хохотнул. — В железках копаться и коза сможет, если ей копыта на пальцы переделать. Выше бери.