«Если», 2002 № 01 - Эдвард Лернер

Видеокамеры обнаружили появление гостя: ворота открылись и подтвердили предположение Клауса, что Патрик — лишь один из обитателей резиденции. Перед Клаусом стояло изумительное создание — девушка настолько милая и юная, что ему показалось, будто ей на самом деле лет восемнадцать, а не триста с чем-то.

— Привет, Клаус, — сказала она. — Славно, что ты пришел, мы тебя ждали. Меня зовут Элис.

А потом она сделала то, чего никак не ожидал Клаус. Она поцеловала его в щеку. Свежий травяной аромат овеял его — шалфей, зверобой, донник… Клаус закрыл глаза. Элис. Alice in Wonderland. Он попал в сказку.

— От тебя пахнет юностью, — сказал он.

— Юностью?.. Да, наверное. Пойдем, Клаус.

Она пошла по дороге, мощеной квадратными булыжниками. Клаус двинулся за ней. Он озирался вокруг, ожидая увидеть нечто необыкновенное. Однако все в резиденции было вполне обычным — аккуратные двухэтажные дома, в основном деревянные, много зелени, улыбчивые люди, попадающиеся по пути. Стандартное место обитания новусов. Правда, мелькнуло в поле зрения что-то настораживающее, резанули слух непривычные звуки, и тут же исчезли — Клаус не успел среагировать, присмотреться и прислушаться. А теперь никак не мог понять, что это было.

Ну и ладно, обойдемся.

— Элис, — окликнул он девушку, — куда мы идем?

— К папе. Он ждет тебя.

— Папа? Вы все его так называете?

— Не все. Только его дети.

— Ты — его дочь?

— Да.

— Понятно…

Клаус насупился, замолчал. Значит, все-таки ей не восемнадцать, а триста с изрядным хвостиком. Она никак не могла родиться позже 2027 года. Жаль — так хотелось поверить в сказку. Хорошо эта девочка сохранилась. Наверное, в этой резиденции придумали способ еще более эффективного омолаживания, чем применялся до сих пор.

Они миновали аллею, уставленную мраморными статуями в античном стиле. Прошествовали сквозь длинный портик, украшенный высокими белоснежными колоннами. И вошли в здание, напоминающее римский дворец.

— Твой папа любит роскошь, — заметил Клаус. — Неплохой домик себе отгрохал.

— Это не его дом, — Элис обернулась, блеснула жемчужно ровными зубами. — Папа живет в обычном доме. А это — Панруниум.

— Что-то вроде храма? Место поклонения святым рунам?

— Совсем не так. У нас нет религии, ты же знаешь. Просто у этого места особая геоэнергетика. Здесь самая благоприятная зона для психовизуализации на нашей планете. Папа здесь работает. И многие другие работают — те, кто создает новые руны.

— Ах да, слышал я об этом, — Клаус махнул рукой. — Аномальная зона, телепорт у вас не действует и все такое. Слышать-то хоть вы друг друга можете?

— Можем. Здесь самая лучшая слышимость на земле. Некоторые слышат даже то, что происходит в Австралии.

— Ничего себе! — присвистнул Клаус. — А Антарктиду не слышите?

— В Антарктиде нет людей, — изрекла Элис, строго сдвинув светлые бровки. — Там только пингвины. Ты что, не знаешь?

— Шучу я, — пояснил Клаус. — Шутки у меня дурацкие. Это потому, что я не осваиваю руны и вообще полностью отказываюсь от АПВ. Такой вот я уникум, единственный на планете! Не страшно со мной? Вдруг наброшусь?

— Не страшно. И вовсе ты не уникум. Подумаешь, обычный отказник.

— Отказник? — озадаченно переспросил Клаус.

— Ну да, отказник. Новус, который не хочет изучать руны. Каждый отказник считает, что он — единственный и неповторимый. Но вот я, например, уже третьего отказника за последние два года здесь вижу.

— И много нас таких?

— Спроси у папы. Он знает все.

— Так что, Патрик вызывает всех отказников сюда для воспитательной работы? На промывку мозгов?

— Глупый ты, Клаус! — заявила вдруг Элис, не переставая при этом лучезарно улыбаться. — Никто тебя сюда не вызывал. Ты сам напросился, насколько мне известно. Не говори глупостей и гадостей — не придется потом извиняться: так меня учили в детстве. Мы пришли, — она показала на массивную деревянную дверь. — Иди. Желаю тебе удачи.

— А еще раз меня поцелуешь?

— Пожалуйста. — Она чмокнула его в щеку, неожиданно порозовела. — А ты симпатичный, Клаус. Если останешься здесь на учебу, заходи в гости.

— Непременно! — пообещал Клаус и шагнул в дверь.

Как все просто, оказывается! Останься здесь на учебу и тогда можешь рассчитывать на благосклонность такой замечательной девушки. Ну уж нет! Очередная ловушка. Он на такое не купится.

Почему его душа так нужна новусам? Почему они так нянчатся с ним, с Клаусом Даффи, обхаживают его всеми способами?

Он уже начинал догадываться.

Патрик Ньюмен выглядел точно таким же, как на изображениях, тысячи раз виденных Клаусом. Выше среднего роста, моложавый и стройный. Приятное лицо, аккуратная бородка, внимательные голубые глаза. Борода почему-то седая, а глаза в сеточке морщин. Как у Беркута. Похоже, у здешних мужчин мода такая. Как им это удается?

— Здравствуйте, господин патриарх, — сказал Клаус и протянул руку. — Спасибо, что пригласили меня. Я уж и не чаял вас увидеть.

— Патриарх? — Ньюмен удивленно наклонил голову, отвечая на рукопожатие. — Не называйте меня так, Клаус. В этом мире нет и не может быть патриарха. Я такой же, как все. Новус. Простой новус.

— Простой новус? — усмешка исказила нервное лицо Клауса. — Скажете тоже… Новус вообще не может быть простым. Те, кто имел несчастье быть простым, вымерли, как динозавры. Те, кто были просто людьми. Хомо сапиенсами, а не хомо новусами.

— Вы пришли сюда для того, чтобы сообщить мне эту новость? Вынужден вас разочаровать — я уже слышал ее. Желаете сказать что-то еще?

— А что я должен говорить?

— Вам нечего сказать, Клаус? Зачем же вы сюда пришли? Почему вы отнимаете мое время?

Клаус опешил. Он ожидал, что Ньюмен начнет вежливо сюсюкать с ним, как это делали большинство новусов. Клаус привык к деликатной манере разговора. Привык с ходу, в лоб, начинать хамить. Подсознательно он рассчитывал, что Ньюмен, создатель этики новусов, окажется таким же добродушным, как и большинство. Выходило совсем не так. Своей жесткой манерой Ньюмен напоминал Беркута.

— Я нужен вам, — сказал Клаус, стараясь сохранить уверенность в голосе. — Я вам нужен, поэтому вы меня и позвали.

— Мы вас не звали. Вы долго настаивали на аудиенции, и наконец я согласился. Кажется, вы хотели поделиться со мной своими проблемами? Я слушаю…

Клаус Даффи прошел вдоль кабинета и опустился в мягкое кресло. Вытер рукой вспотевший лоб. Чувствовал он себя отвратительно. Все шло наперекосяк.

— Я не могу так, — сказал он. — Вы, Патрик, давите на меня безо всякого снисхождения. Мне действительно очень плохо. Мне нужно, чтобы кто-то отнесся ко мне с пониманием. Чтобы кто-то мудрый, действительно мудрый, выслушал меня. Для этого я и пришел к вам. Я очень на вас надеялся. А что сейчас от вас слышу? «Давай, Клаус, быстро излагай свои проблемы и проваливай! У меня, великого Патрика Ньюмена, нет времени!»

— Вот, значит, как? — Патрик присел на край стола, задумчиво потеребил рукой бородку и вдруг улыбнулся. — Почему вы так болезненно реагируете на жесткое с вами обращение, Клаус? Кажется, вы еще совсем недавно презрительно отзывались о добродушных обитателях Кальпе. Вы мечтали найти в этом мире кого-нибудь, хоть отдаленно похожего на вымерших сапиенсов, способного на грубость и даже агрессию. А теперь вы в полной растерянности.

— Я просто отвык, — пробормотал Клаус. — Отвык от настоящих людей, с настоящими эмоциями. Я уже сто лет торчу в этом сиропно-благодушном Кальпе, в окружении безобидных милашек и красавчиков. Им плюнь в глаза — утрутся и стерпят. Даже улыбаться не прекратят. Они не любят меня, но никогда не говорят об этом вслух — слишком вежливы. Мне нравится делать им гадости — это мое единственное развлечение там. Мне скучно, Патрик.

— Скучно? — Патрик насмешливо поднял брови. — Чем вы занимаетесь, Клаус? Какова ваша профессия?

— Нет у меня профессии. Когда-то я был хорошим программистом. Но компьютеров давно уже нет — кому нужны электронные мозги, если любой новус умнее самого продвинутого компьютера… Основное мое занятие — это ностальгия. Я брожу по окрестностям Кальпе, по тому месту, которое когда-то населяли испанцы. Я роюсь в развалинах мертвых городков, я нахожу хорошие вещи. Красивые, дорогие, драгоценные вещи, за которые триста лет назад отвалили бы немало денег. Теперь все это хлам, Патрик. Бесполезный хлам. Я смотрю на него и вспоминаю прошлое. Люди вымерли, а я остался. Я никак не могу умереть. У меня не получается.

— Вы хотите умереть?

— Я не хочу жить в этом мире — невыносимо красивом и совершенном. Но как я могу уйти? Смерть пугает меня — я слишком привык жить. Если бы можно было умереть как-нибудь безболезненно, во сне… Иногда я схожу с ума. Я напиваюсь, как свинья, лежу где-нибудь в руинах мертвого города, на истлевшей за столетия кровати, и впадаю в сладкий бред. Мне кажется, что я снова в старом мире. Тысячи обычных смертных людей проходят мимо, грубо толкают меня, разговаривают со мной, отпускают сальные шуточки. Я брожу по улицам Нью-Йорка, мусор шелестит под моими ногами, дымные автомобили с ревом проносятся мимо, дамочки легкого поведения бросают на меня призывные взгляды. Я богат, Патрик, я сказочно богат… Я захожу в казино и небрежно бросаю свой плащ на руки метрдотелю. Я закуриваю толстую сигару, я поднимаюсь по мраморным ступеням в игорный зал, и сотни зеркал в золотых рамах отражают меня — надменного яппи в безупречном смокинге. Я без сожаления проигрываю полмиллиона долларов и возвращаюсь домой в «роллс-ройсе» — пьяный, усталый, безмерно счастливый… Я просыпаюсь утром от холода, я вижу небо сквозь дырявую крышу, распугиваю крыс, бегающих по трухлявому полу. Я снова в этом мире, и то, что доставляло мне радость, умерло столетия назад. Все умерло, Патрик. А я так хочу домой…