Сивилла - Флора Шрайбер

— Вот это было здорово! — сказал Майк.

— Посмотрели бы вы на нас тогда! — сказал Сид.

Жизнь в Уиллоу-Корнерсе шла, конечно, не безоблачно.

Символом разочарований был мегафон, которым другие ребята из школы пользовались во время спортивных соревнований, создавая шум на трибунах.

— Мы с Сидом никогда не пользовались мегафоном, — с сожалением сообщил доктору Майк, — потому что мы никогда не ходили на соревнования. Наш папа не брал нас.

Даже во время этой первой встречи с доктором Уилбур появились подсказки, которые помогли прояснить начальные слова Майка «Как так получилось?».

— Я похож на своего папу, — сообщил Сид. — Он строитель. Я тоже строитель. И ничуть не хуже, чем он.

Майк заметил:

— Дед был сильный, и я сильный. Он умел с одного удара загонять гвозди, и я умею ничуть не хуже, чем он. Он был крупный, и я могу быть крупным. Я не какой-нибудь сморчок.

Говоря это, Майк выпятил грудь, демонстрируя свои мужские качества. Наблюдая за этой пантомимой, доктор Уилбур осознала, что, хотя самая первая реплика принадлежала Сиду, в кабинет вошел именно Майк. Доктор поняла также, что брошенные намеки, подобно брошенным в воду камешкам, дают рябь в ответ на первый вопрос Майка. Она предположила, что Сид является идентификацией с отцом, а Майк — с дедушкой Дорсеттом.

Майк и Сид, которые были мальчиками в двадцатые и тридцатые годы в Уиллоу-Корнерсе, оставались мальчиками в конце пятидесятых годов в Нью-Йорке. Им была дана вечная молодость. Молодость с постоянным, хотя и неисполнимым обещанием того, что они станут взрослыми.

Когда они шли к двери, доктор была поражена тем, что они носили синие слаксы — нью-йоркский эквивалент синего комбинезона из Уиллоу-Корнерса.

Стать взрослыми для Майка и Сида, которые оставались мальчиками уже больше двадцати лет, имело конкретное значение: превратиться в мужчину. Через несколько недель они поделились остротой этого стремления с доктором Уилбур.

— В гараже было так темно, — сообщил доктору Уилбур Майк. — Чувствовалось, как пахнет опилками, стружками. В общем, хорошо пахло. Этот запах, он чистый. Там стояла такая длинная скамья с ящиком внизу, а в нем — книги, которые детям нельзя смотреть. Знаете, что еще было в том ящике? Женские хвостики.

Под «хвостиками» имелись в виду рыжие косы, память о молодости Хэтти.

— В этом ящике был грех, — заявил Майк. — Грех.

Когда он поднял на доктора глаза, в них горели озорные огоньки.

— Хотите, я вам кое-что скажу? — спросил он. — Я для смеху прикрепил себе эти косички. Я стал выглядеть как девчонка. Мне это не понравилось. — В его глазах мелькнуло что-то неуловимое. — Вы представляете, когда я приделал себе эти хвостики, я стал выглядеть как девчонка!

Майк ожидал, что доктор разделит его изумление, но поскольку она молчала, он доверительно продолжил:

— Мне не понравилось быть похожим на девчонку. Я не хочу быть неженкой и делать всякие грязные вещи, как наша мать. Я отцепил эти хвостики.

— Ваша мать не была хорошей девушкой, — ответила доктор. — Она была грязной девчонкой, это верно. Но знаешь, Майк, очень немногие девушки похожи на твою мать. Можно быть девушкой, но при этом не быть, как ты говоришь, грязной.

— Все равно я рад, что я не девчонка, — убежденно ответил он.

— А что ты имеешь против девушек?

— Никто их не любит. Вообще никто.

— Я люблю девушек.

— Ну, есть, конечно, хорошие девушки, — широко улыбнулся Майк. — Мне нравится Вики, да и Пегги Лу тоже о’кей. Но я рад, что я — парень.

— Ты говоришь, что ты парень, но сложен ты не так, как твой отец, верно?

Наступило молчание — молчание, которое наконец нарушил не Майк, а Сид.

— Почти так, — ответил Сид.

— Как это «почти»? — спросила доктор.

— Руки, ноги и все прочее, — объяснил Сид.

— Да, Сид, руки и ноги — это верно. Но чем ты отличаешься от своего отца?

— Я не знаю, — ответил Сид.

— Есть что-нибудь, чем ты отличаешься от отца?

— Я не знаю.

— Так есть?

— Я же сказал, что не знаю, — сердито повторил Сид.

— А как ты сам считаешь? Как по-твоему, чем ты отличаешься от своего отца?

— Ну, — неуверенно признал Сид, — этого у меня не было, но будет. Когда я вырасту, это у меня отрастет.

— Сид, у тебя этого не было с рождения, в отличие от других маленьких мальчиков. Эта разница останется навсегда.

Сид задумался.

— Ну, — сказал он в конце концов, — я иногда делал вид, что я девчонка. Когда я делал это, женщина с седыми волосами смеялась. Никто не смеется, когда я парень, а значит, я и есть парень.

— То, чем ты притворялся, было реальностью, Сид, — медленно сказала доктор. — Ты похож на своего отца и можешь быть похож на него в мыслях и чувствах, в том, как ты смотришь на мир. Разница между полами меньше, чем привыкли считать люди, даже специалисты. Но ты никогда не станешь таким, как твой отец, в сексуальном отношении. У твоего отца есть пенис, а у тебя нет. У него нет влагалища, а у тебя есть. Так почему же ты предполагаешь, что можешь считать себя в точности таким, как он, если это не так?

— Но я такой же.

— Твой отец был мальчиком, который потом стал мужчиной.

— То же самое будет с Майком и со мной, когда мы станем постарше. У нас будет все, что есть у нашего папы. Папе приходится бриться. Нам тоже придется бриться. Папа…

— Но это женское тело…

— Доктор, я хочу кое-что сказать. — Это был Майк, говоривший твердым, уверенным тоном и явно желавший отстранить Сида и взять ситуацию в свои руки. — Если бы я поднатужился достаточно сильно, я мог бы высунуть эту штуку.

— Но ты уже пробовал, — указала доктор, тщательно взвешивая каждое слово, — и ничего не выдавил.

— Все равно я мог бы. — Уверенность тона Майка сопровождалась уверенным выражением лица.

— Если бы ты мог, то сделал бы, — настаивала доктор.

— Это вы просто так говорите, — ответил Майк с широкой заразительной улыбкой.

— Нет, я не просто так говорю. Это правда как в отношении тебя, так и в отношении Сида, — напомнила доктор своим пациентам. — Мальчики в теле девушки не вырастают в мужчин.

Не переубежденный, Майк спросил:

— Если я сделаю девушке ребенка, это будет мой ребенок?

— Майк, — твердо ответила доктор, — я не могу ответить «да», поскольку это невозможно. В теле, в котором вы живете, есть мочеиспускательный канал, яичники, влагалище. Все эти органы столь же своеобразны, столь же драгоценны, как пенис у мужчины. Без этих женских органов, так же как без мужских, было бы невозможно продолжение человеческого рода. Для того чтобы получился ребенок, нужны и женские и мужские органы. Так вот, в этом теле — в твоем теле, Майк, — есть пара яичников, где находятся яйцеклетки…

— Мне не нужны эти сопливые девчоночьи органы, — прервал ее Майк, — и у меня их нет. Нет, потому что я парень.

— Майк, у тебя есть только половина того, что нужно для создания ребенка, причем не та половина, которой ты, по твоему мнению, обладаешь. Все эти части тела — и женские и мужские — важны как для мужчин, так и для женщин. Но ни один из этих органов не важнее, чем остальные. Ни один из них не является грязным. Тебе это понятно?

— Я устроен так же, как мой папа, как был устроен дедушка, — запротестовал Майк. — Я могу сделать какой-нибудь девушке ребенка, если захочу. Сколько раз мне говорить вам, что если я хорошенько поднатужусь, то смогу выдавить это наружу?

— Так почему бы тебе не попробовать?

— Я попробую, когда стану старше.

— Майк, у тебя нет пениса и двух маленьких мешочков — яичек, которые висят ниже пениса и содержат мужские клетки. Без них невозможно сделать кому-нибудь ребенка.

— Никогда? — спросил Майк. — Никогда? — Его тон, впервые с тех пор, как он представился доктору, стал печальным и подавленным.

— Да, никогда.

Он ответил с тоскливой настойчивостью:

— Но я хочу. Я хочу. Я должен!

Майк Дорсетт не мог смириться с некоторыми особыми фактами своей жизни.

В ходе анализа выяснилось, что Майк в этой паре более агрессивен, а Сид более склонен к размышлениям. Это вполне совпадало с их идентификацией: Майка — с его дедушкой, а Сида — с отцом.

Сивилла идентифицировала себя не с матерью, которую она боялась и стыдилась, а с мужчинами своей семьи. Отец предал Сивиллу, но, за исключением одного случая, когда она помешала их половому акту с Хэтти, ни разу не ударил ее и вообще не навредил ей физически. Поскольку ей нужен был хоть кто-то, на кого можно было положиться, она сделала этой фигурой своего отца. Идентификация происходила более естественно, потому что Сивилла была похожа на отца.

Ее отец был строителем и плотником — она стала строителем и плотником, диссоциировав мужскую личность. Вот каким был генезис Сида, построившего эту перегородку.