Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.) - Александр Зимин

Позднее Псковский летописец записал: «А все то за наше согрешение яко же написал апостол: пустя жену свою, а оженится иною, прелюбы творит». Пафнутьевский летописец сообщает, что великий князь «возлюбил» Елену «лепоты ради лица и благообразна възраста, наипаче ж целомудриа ради»[1177].

Беря л жены представительницу влиятельнейшей семьи из состава служилых князей, Василий III как бы торжественно провозглашал династическое соединение Северо-Восточной Руси с западнорусскими землями. Герберштейн, объясняя причины брака, писал, что Василий III помимо желания иметь наследника «руководствовался двумя соображениями: во-первых, тесть его вел свой род от семейства Петрович, которое пользовалось некогда громкой славой в Венгрии и исповедовало греческую веру». Этот брак, следовательно, укреплял русско-молдавский союз, своим острием направленный против Сигизмунда. Повторялась история с отцом великого князя, когда Иван III женился на дочери валашского господаря Стефана.

Вторым соображением Василия III Герберштейн считает то, что великий князь рассчитывал на князя Михаила как на опекуна, в случае если сам Василий Иванович умрет, а после его смерти останутся малолетние дети, положение которых будет небезопасно при наличии братьев князя Василия, претендовавших на великокняжеский престол. Во всяком случае, продолжает Герберштейн, «в нашу бытность там (т. е. до 22 ноября 1525 г. — А. 3.) стали вести переговоры об освобождении Михаила; мало того, нам довелось видеть, как с него сняли оковы, с почетом отпустили его на поруки, затем даровали и полную свободу». Впрочем, на полную свободу князь Михаил был отпущен только в феврале 1527 г.[1178]

Можно обратить внимание на три дополнительных обстоятельства в связи с браком Василия III. Родственные узы с виднейшей литовско-русской княжеской фамилией укрепляли позиции московского государя в Литве. Глинские вели свой род от ханов Большой орды, чингизида Ахмата[1179]. Это представляло существенный интерес для борьбы за решение казанской проблемы. Назначение царевича Петра наследником, казалось, создало возможность мирного воссоединения России и Казани в единое государство. Но в 1523 г. Петр умер. В Казани укрепился крымский ставленник. Казанский поход 1524 г. окончился неудачей. Брак с Еленой Глинской вновь создавал династические предпосылки для возобновления борьбы за наследие ханов Золотой орды.

Было и еще одно обстоятельство, которое мог учитывать Василий III, останавливая свой взор на Елене Глинской. Дело в том, что император Максимилиан уже давно ходатайствовал за освобождение князя Михаила Глинского, хорошо известного на Западе. Еще в 1517 г. С. Герберштейн передал эту просьбу императора Василию III[1180], который ответил отказом, сообщив послу, что Глинский вообще-то был приговорен к казни, но он просил митрополита Варлаама, «чтобы ему опять быти в Греческом законе», т. е. речь шла о переходе Глинского в православие. Варлаам его «от казни взял» и «пытает, чтобы он не неволею приступил к вере». В конце 1522 г. русские послы, отправленные к Сигизмунду, на вопрос о судьбе Глинского должны были отвечать, что он «ныне» перешел «в Греческий закон», а «его государь наш в своей опале освободил»[1181]. Когда в конце 1525 г. решался вопрос о браке Василия III, в Москве опять находился Герберштейн, с которым снова велись разговоры о князе Михаиле[1182]. Брак с племянницей Михаила Глинского и освобождение его самого из заточения должны были содействовать успеху переговоров России с Империей.

Глава 13

Дипломатия и ещё раз дипломатия

Год 1525-й был богат событиями. Начался он казнью Берсеня Беклемишева и осуждением Максима Грека, а кончился разводом с Соломонией Сабуровой. Год вообще выдался тяжелый. Летом в стране была страшная засуха (с 4 июня по 15 августа). Четыре недели стояла такая мгла, что, по словам современника, не было видно ни солнца, ни луны. Следствие засухи — пожары. 12 мая сгорела вся Вологда с 30 церквами. Зной выжег все поля. Поэтому цены на хлеб возрастали в 7—10 раз. В Ярославле и других соседних городах «не родилось никакое жито, ни обилие, ни сено». В Галицкой украине люди умирали «по дорогам и по дворам»[1183].

В обстановке внутриполитических осложнений правительство Василия III и не помышляло об активизации внешней политики. Все его усилия были направлены на укрепление добрососедских связей с восточными и западными державами.

В апреле 1525 г. в Москву прибыл крымский гонец Девлет-Килдей, который привез долгожданную шертную грамоту Саадат-Гирея. Правда, крымский хан настаивал на присылке ему «поминков». Но его требование московскими дипломатами было решительно отведено. Крымские послы были приведены к присяге в том, что Саадат-Гирей по-прежнему будет «в дружбе и братстве» с Василием III. С этими шертными грамотами в конце мая послы вместе с русским гонцом Темишем Кадышевым отбыли в Крым[1184].

Впрочем, никакого реального значения этот договор не имел, ибо положение Саадат-Гирея в Крыму было крайне непрочным. Гораздо более существенным было укрепление южной границы, в частности начало строительства каменного кремля в многострадальной Коломне, подвергшейся разгрому во время набега Мухаммед-Гирея в 1521 г.[1185] Строительство было делом трудным и закончилось только в 1531 г.

Беспокойство великого князя в связи с неустойчивым положением на юге было вполне обоснованным. 20 мая 1525 г. казаки и рязанцы писали ему из Азова о том, что крымский хан готовится к походу на Русь. Якобы сам Сулейман послал хану в помощь отряд в 15 или даже в 30 тыс. воинов. Султан особенно «раздражился» тем, что великий князь «не жаловал» Скиндера «да и с очей его сослал и царю, деи, отоманскому лаял»[1186]. Во главе 50-тысячного войска поставили бывшего казанского хана Сагиб-Гирея. Не успел он выступить в поход на Русь, как Ислам-Гирей снова провозгласил себя ханом. В Крыму началась затяжная междоусобная борьба. Несмотря на то что Саадат-Гирею уже вскоре удалось опять овладеть положением, поход на русские «украины» был сорван. В октябре 1525 г. в Москву вернулся И. А. Колычев, пробывший на посольстве в Крыму более двух с половиной лет[1187].

На западных рубежах России царили тишина и покой. С Литвой происходил лишь обмен гонцами и грамотами, содержавшими обычные жалобы на порубежные недоразумения. Обе стороны в самой общей форме выражали желание заключить «вечный мир». Но дальше общих пожеланий дело не двигалось.

Нараставшая турецкая угроза заставляла императора и римского папу настойчиво добиваться союза с Россией.

Еще 25 мая 1524 г. папа Климент VII обратился с посланием к Василию III. В нем повторялись старые призывы к заключению церковной унии. В компенсацию за это папа предлагал московскому государю королевский титул[1188]. Несмотря на то что формально предложение папы не было обусловлено обязательством России принять участие в антитурецком «крестовом походе», оно сохраняло явно утопический характер. Время кровавых подвигов крестоносцев давно уже прошло.

С посланием Климента VII на Русь вторично отправился предприимчивый Паоло Чентурионе. Пробыв два месяца в Москве и ни в чем не преуспев, в начале апреля 1525 г. он отбыл обратно в Рим. Вместе с ним отправился и русский посол Дмитрий Герасимов с ответным посланием Василия III папе. Выбор русского посла, одного из образованнейших людей своего времени, оказался на редкость удачным [1189].

В Риме Герасимова встретили с большим почетом. Он передал папе послание Василия III, в котором очень туманно говорилось о необходимости борьбы с «неверными» и вовсе умалчивалось об унии. Герасимов должен был достичь совершенно реальной цели — найти мастеров и инженеров, столь необходимых для России[1190]. Его рассказы о России произвели в Риме громадное впечатление и были записаны Павлом Иовием[1191].

6 апреля 1525 г. русское посольство князя И. И. Засекина получило аудиенцию в Мадриде у Карла V. Подробности переговоров при имперском дворе нам остаются неизвестными. Но очевидно, император хлопотал о скорейшем Заключении «вечного мира» России с Польшей. Перед лицом угрозы со стороны Турции Карлу было необходимо добиться если не прямого привлечения России в состав антитурецкой коалиции, то во всяком случае безопасности восточных границ государства своего союзника Сигизмунда. Со своей стороны князь И. И. Засекин, вероятно, стремился добиться подтверждения союзного договора 1514 г., столь выгодного для России.

Любопытно, что, направляясь в Испанию, русские послы по пути побывали в Англии, нанесли первый в истории русско-английских отношений визит в эту страну[1192].