Натиск - Денис Старый

состояло из широкополого шлема, панциря, усиленных латных наплечников и нагрудников. Все пехотинцы были в железных перчатках. Так что стрелы кочевников были, считай, нипочём. А вот стрелы наших союзников то и дело, но выбивали десяток-другой воинов противника каждые секунд десять.

Между тем, вражеская пехота приближалась и уже находилась в ста шагах от нашего построения. Можно было уже начинать обстреливать противника из арбалетов, но грамотные командиры знали своё дело.

— Вторым каменным порокам изготовиться! — приказал я.

Все катапульты, пороки у нас были разделены на первые, вторые и третьи. Если третьи пороги были предназначены в основном для метания больших камней и, скорее, по оборонительным сооружениям противника, то вторые определялись просто дальностью полёта снарядов, они пускали свои снаряды в полет на большее расстояние, чем первые пороки.

Наше пехотное построение находилось примерно в двухстах метрах от ближайшего места, где могут быть выставлены пороки. Там, на гребне холмов, специально под них и были предназначены места за артиллерийскими расчетами. Всё говорило о том, что, когда начнётся мясорубка, и пехота врага схлестнётся с моими пехотинцами, Анжару придётся делать выбор: либо бесславно отводить свою лёгкую конницу, а также оставшихся в живых пехотинцев, либо вводить в бой тяжёлых конных. А дальше в бой вступила бы артиллерия.

И вот, пятьдесят метров — то расстояние, которое разделяет моих пехотинцев от вражеских.

— Бах! Бах! Бах! — зазвучали выстрелы дробовиков, следом за ними из-за счетов стали выходить арбалетчики и спускать тетивы своих самострелов.

Вражеская пехота опешила. Наверняка ручное огнестрельное оружие для них было неожиданным. Вот теперь начиналась та фаза противостояния пехотинцев, которая окончательно и надолго утвердит тактику использования пехоты в крупных сражениях. Если сейчас мы победим, то государю ничего не останется, как всё-таки внять моим предложениям и начать готовить пехоту уже на государственном уровне. В конце концов, я же ему передал большую часть своих воинов, а он мне оставил всего лишь пехоту. Вот и докажу, что пехота — это «не всего лишь», а сила, которая может многое.

Между тем, сражение продолжалось. Расстерявшись от первых выстрелов дробовиков, пехота противника, потеряв строй, рванула на наши ряды. Численное превосходство на их стороне, так что идея вражеских командиров не могла считаться глупой.

— Кали! — слышались приказы командиров пехотинцев. — Заряжай гаковницы, стреляй!

Разомкнув свои щиты, иранская пехота подставлялась под меткие выстрелы лучших конных лучников половцев хана Аепы. Теперь уже не десятки вражеских пехотинцев были заражены стрелами, а счёт пошёл на сотни.

В это время я немного нервничал. По моим представлениям именно сейчас и должен был пустить в ход свою тяжёлую конницу султан, но он медлил. Вдали уже было видно, что конные сельджуки изготовились к бою. Но они пока не получили приказ. У меня некоторое волнение было и потому, что я как будто чувствовал, о чем именно сейчас думает государь. Не решится ли он сейчас ударить всей той лавиной конницы по врагу? Это было бы ошибкой. Надеюсь, что Боброк и другие военачальники, представлявшие при царе Братство, смогут уговорить государя не совершать необдуманных поступков.

Начался рукопашный бой. Наше построение держалось. Большинство пехотинцев врага были вооружены копьями, под которыми могли проползать и мечники, разившие врага по ногам, подрезая сухожилия в сочленениях доспехов. Неустанно стреляли арбалетчики, но очень много было пехоты у противника. Я уже видел, что некоторые мои войны пали, что по ним топчатся другие и союзники, и враги, но держаться нужно, без этого никак. И, как только султан пустит в ход свою кавалерию, вот тогда, если мои пехотинцы выдержат, битва будет нами выиграна.

— Они берут разгон! — радостно сообщил младший воевода Алексей.

— Мы победили? — спросил я, скорее сам у себя. — Или у султана будут сюрпризы?

Безусловно, до констатации победы еще было далеко. Но сражение идет по нашим правилам, а это уже многое значит.

Послышался рог и все наши пехотинцы, даже бросая оружие, если оно мешало бежать, устремились прочь, выходя из боя. Это не было бегство, это было отступление, тактическое, чтобы начать вторую фазу сражения, в ходе которого противник должен быть разбит.

Стоящие в ста метрах от пехотного построения воины, стали быстро тянуть веревки, к которым привязаны сбитые бревна. Так они раскрывали вырытые окопы. Вот туда и устремились пехотинцы. Уже дрожала земля от поступи тяжелой конницы врага, уже сельджуки видели спины наших воинов, что подстегивало неприятеля верить в себя и в свою победу, стремиться быстрее нагнать бегущих, а русские пехотинцы стали прыгать в окопы, сразу же приседая на дне их. Частью туда же устремились и вражеские пехотинцы, началась резня в окопах, которая быстро закончилась, так как большинство врагов начали разбегаться в стороны, спасаясь от копыт союзных конных воинов.

— Пороки, бей! — выкрикнул Ефрем.

Сразу двадцать катапульт отправили камни в сторону пехоты противника и передовой линии вражеской конницы. Камни ударяли всадников, коней, начиналась свалка в ряде мест, что в некоторой степени замедлило натиск тяжелых сельджукских конных. Но все поле сражения было густо наполнено конницей врага, так что и залпа двадцати катапульт было крайне мало, чтобы окончательно лишить динамики разгона тяжелой вражеской конницы. Огромное количество воинов привел султан, но сильно меньше, чем он хотел нам показать.

Казалось, что враг может даже вот так залететь на наши позиции, не заметив возвышений и укреплений, как и самих защитников. Но это у страха глаза велики, если только эти глаза ранее не видели совсем иную картину, как конные лавины уничтожались русскими воинами.

— Пороки первые, бей! — кричал Ефрем, когда вражеские пехотинцы прыснули в стороны, пропуская сельджукскую конницу.

В этот раз не только камни летели в сгрудившуюся конницу противника, но и горючая смесь. Вражеские кони, даже если в них не попадала смесь, все равно начинали роптать, отказываться скакать в сторону, откуда сразу же потянуло гарью и приторным ароматом сожженной плоти. В некоторых местах заполненного конными воинами поля вновь появились заторы.

Но не этим мы собирались останавливать конную лавину… Вот уже сельджуки в метрах пятидесяти от окопов, на дне которых молятся русские пехотинцы, имеющие возможности наблюдать, как огненные снаряды, оставляя шлейфы дымов, рассекают воздух. Там, прижимаясь к земле, они слышат вибрацию, крики и звуки боя, фантазия дорисовывает невообразимое количество врагов, которые накатывают, на позиции Братства. И пусть на учениях все это было, учились верить и знать, что все получиться, реальный бой заставляет организмы русских воинов вырабатывать еще больше адреналина.

—