Младший брат - Кори Доктороу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Агентство национальной безопасности продолжало настаивать на том, что у американских граждан не должно быть секретов, в которые оно не имело бы доступа. Вот тогда «Фонд электронных рубежей» нанес свой смертельный удар. В 1995 году фонд представлял в суде интересы студента выпускного курса математики университета в Беркли Дэна Бернштейна, автора наставления по шифровальному делу, в котором приводился компьютерный код для создания шифра в миллионы раз прочнее, чем DES-56. Естественно, для Агентства национальной безопасности такая публикация все равно что выстрел в спину, а потому оно запретило ее.
Наверное, непросто растолковать судье суть и предназначение криптографии, но оказалось, что обычный американский апелляционный суд не горит желанием указывать университетским выпускникам, какие статьи им писать разрешено, а какие нет. И криптовойны завершились победой хороших парней, когда апелляционный суд высшей инстанции постановил, что компьютерный код является формой выражения, а следовательно, защищен Первой поправкой к Конституции: «Конгресс не должен издавать ни одного закона, ограничивающего свободу слова». Если вам когда-нибудь доводилось делать покупки в интернет-магазине, или посылать секретное сообщение, или проверять свой счет в банке, значит, вы пользовались шифром, узаконенным «Фондом электронных рубежей». Поэтому слава богу, что в Агентстве национальной безопасности служат не слишком продвинутые чиновники. И кстати, если уж им под силу взломать какой-то шифр, то, будьте уверены, террористы и гангстеры проделают то же самое не хуже.
Барбара была среди журналистов, освещавших криптовойны и судебный процесс, и заработала на этом солидный авторитет. Кроме того, она собаку съела на правозащитном движении в Сан-Франциско, застав последние его всплески, и потому сумела разглядеть общую суть борьбы за сохранение Конституции в реальном мире и в киберпространстве.
Короче, Барбара прониклась идеями икснета. Вряд ли мне удалось бы растолковать их моим родителям, но с Барбарой проблем не возникло. Она задавала правильные вопросы о наших криптографических протоколах и процедурах соблюдения секретности, и я иногда не знал, как на них ответить. Барбара даже указала на несколько слабых мест в защищенности икснета, выпавших из нашего поля зрения.
Мы включили иксбокс и вошли в сеть. Из редакционной комнаты нам удалось засечь четыре открытых Wi-Fi источника, и я дал команду программе задействовать их вперемешку через произвольные интервалы. Барбара и тут быстро сориентировалась; и вообще, икснет — тот же Интернет, только кое в чем помедленнее, но зато анонимный и неотслеживаемый.
— Дальше что? — спросил я, полностью выдохшись к завершению нашего «семинара». После кофе меня мучила жуткая изжога. А тут еще Энджи все время пожимала мне под столом руку таким манером, что мне хотелось увести ее в какое-нибудь укромное место и довести до конца процесс примирения после нашей первой ссоры.
— Дальше начинается журналистика. Вы двое отправляйтесь домой, а я займусь перепроверкой и дополнением, насколько возможно, всего, что вы мне рассказали. Когда будет готов проект статьи, я дам вам его почитать. Вы также узнаете, на какую дату намечена публикация. И хорошо бы вам больше ни с кем не общаться на эту тему, потому что это настоящая сенсация, и она не должна быть запачкана домыслами прессы и дезинформацией ДНБ. Мне придется обратиться в ДНБ с просьбой прокомментировать материал, прежде чем отправить его в набор, но я приму все доступные меры предосторожности, чтоб не засветить вас. Об этом вы тоже узнаете заблаговременно, можете не сомневаться.
Барбара несколько секунд поразмышляла и заявила:
— И вот еще что: имейте в виду, эта история уже не ваша. Она моя. Я постараюсь отблагодарить вас за очень щедрый подарок, но вы теперь не вправе издавать предоставленную мне информацию без моего участия, изменять содержание или отнимать ее у меня. Колесо завертелось, и его уже не остановить. Вам это понятно?
Мне ничего подобного даже в голову не приходило, но после того, как Барбара произнесла это вслух, я понял, что согласен с ней без всяких оговорок. Естественно, слово не воробей, вылетело — не поймаешь. Оно, как запущенная боевая ракета, может попасть в цель или отклониться от курса, но назад уже не повернет. И довольно скоро мир узнает, что доселе никому не известный старшеклассник по имени Маркус Йаллоу накатил на ДНБ. Со всеми вытекающими последствиями.
Я стану ходячим трупом.
Похоже, примерно такие же мысли посетили Энджи, потому что лицо у нее вдруг приобрело зеленоватый оттенок.
— Пошли отсюда, — произнесла она сдавленным голосом.
Мама и сестра Энджи по обыкновению отсутствовали, так что вопрос, где нам провести вечер, решился сам собой. Мои родители, зная, что после школы я встречаюсь с Барбарой, наверняка уже поужинали и вряд ли станут напрягать меня, если задержусь еще немного.
Поднявшись вместе с Энджи к ней в комнату, я не испытал ни малейшей охоты включить иксбокс. После сегодняшней порции икснета я был сыт им по горло. Весь окружающий мир для меня сосредоточился на одной только Энджи, Энджи, Энджи! Эти несколько дней жизни без Энджи, мучительное, паническое состояние при мысли, что она больше не любит меня, никогда не поцелует, не заговорит со мной, пробудили во мне по отношению к ней какое-то звериное желание, похожее на многодневный голод, на жажду, когда три часа без передыху гоняешь футбольный мяч и уже грезишь о стакане воды.
Я видел, что Энджи чувствует то же самое. Я понял это из ее взгляда, когда она закрыла за нами дверь своей спальни и посмотрела мне в глаза.
Наше взаимное влечение росло. Ничего подобного со мной еще не происходило. Мне хотелось поглотить ее тело, ее плоть, слиться с ней в единое целое.
До сих пор в наших эротических играх тон задавала Энджи. Она создавала сексуальный настрой, первой дотрагивалась до меня, стаскивала с меня футболку, притягивала к себе мое лицо.
Но сегодня я не мог и не хотел играть роль пассивного партнера.
Как только щелкнул замок на двери спальни, я буквально сдернул с Энджи футболку, так что она едва успела поднять руки. Потом я также торопливо стянул с себя собственную рубашку, затрещавшую по швам.
Глаза Энджи сияли, рот приоткрылся, дыхание стало частым и шумным. Я тоже пыхтел, как паровоз, и сердце бешено колотилось в груди.
Мои руки продолжали поспешно раздевать нас обоих; на полу выросла кучка белья, словно приготовленная для стирки. Одним движением я смел в сторону наваленные на кровать книги и бумаги. Не снимая покрывала, мы повалились в постель, стискивая друг друга в объятиях, ошеломленные сладостным ощущением близости и тепла наших тел, мыча от наслаждения прижатыми ртами. Мои голосовые связки завибрировали от стона Энджи, и я словил такой кайф, что меня будто подстегнуло.
Энджи вдруг повернулась и протянула руку к прикроватной тумбочке. Выдернув ящик, она достала белую сумочку-аптечку и сунула мне. Я заглянул внутрь — презервативы! «Троджаны». Спермицидные. Дюжина в нераспечатанной упаковке. Я с улыбкой посмотрел на Энджи, и она улыбнулась в ответ. Я вскрыл упаковку.
Сколько раз я представлял себе, как это будет! Сто тысяч, а может, миллион. Бывали дни, когда я вообще ни о чем другом не думал.
Но все случилось не так, как я ожидал. В чем-то лучше, а в чем-то — намного хуже. Пока мы делали это, время, казалось, остановилось. А когда все кончилось, вроде бы и секунды не прошло.
И еще что-то изменилось — во мне и между нами. То есть я чувствовал, что я — это я, но какой-то другой.
Но самое непонятное, нам обоим внезапно стало очень неловко. Мы молча собрали с пола и натянули на себя одежду, старательно избегая касаться друг друга и встречаться взглядами. Я достал салфетку из коробки «клинекса» на тумбочке и завернул в нее использованный презерватив, а в ванной обмотал еще туалетной бумагой и засунул поглубже в мусорное ведро.
Вернувшись в комнату, я увидел, что Энджи сидит на кровати и играет со своим иксбоксом. Я присел рядом и осторожно взял ее за руку. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Мы оба испытывали странную физическую слабость, даже руки дрожали.
— Спасибо, — сказал я.
Энджи продолжала молча смотреть и улыбаться, только на глазах выступили две круглые слезинки и скатились по щекам. Я обнял ее, а она вдруг прижалась ко мне и прошептала:
— Ты хороший, Маркус Йаллоу. Спасибо тебе.
Я не знал, что ответить, и только обнял ее покрепче. Когда мы наконец расцепились, слез на глазах у Энджи больше не было, а улыбка осталась.
Она показала мне на мой иксбокс, лежащий на полу у кровати, я понял намек и спустя минуту уже подключился к икснету.
Все было как обычно. Куча сообщений в почтовом ящике. На блогах, которые я обычно читал, поток новых постов. Спам. Бог мой, сколько же спама я получал! Мой шведский почтовый ящик лапали все кому не лень, указывая его в качестве обратного адреса для рекламы и прочей ерунды, рассылаемой на сотни миллионов интернетовских аккаунтов, поэтому весь отфутболенный спам и возмущенные комментарии получал я. Не знаю, кто этим занимался. Возможно, ДНБ пытался забить до отказа мой почтовый ящик. Или просто народ прикалывался. Впрочем, сервер Партии Пиратов был оснащен довольно хорошими фильтрами, а желающим предоставлялись пять сотен гигабайт памяти для хранения входящей почты. Так что утопить меня в ней было не так-то просто.