Костры на алтарях - Вадим Панов

– Звучит логично… – протянул Ахо. – А Дорадо понимает, что Кодацци планирует от него избавиться?

– Разумеется, понимает. И горит желанием встретиться с Кодацци. Я обещала ему полное содействие.

– А потом?

– Дорадо все равно не жилец, – пожала плечами девушка.

Настоятель храма Иисуса Лоа задумчиво потер подбородок, а затем вновь устремил на мамбо тяжелый взгляд:

– Ты уверена, что справишься на этот раз?

– Уверена.

– Не подведи меня.

– Я знаю, ради чего стараюсь.

Ахо важно кивнул:

– Да благословят тебя духи Лоа, мамбо.

Каори отключила коммуникатор и посмотрела на Папу Джезе. Перебинтованный архиепископ лежал на кровати, вне зоны видимости, и Ахо не знал, что тот слушает разговор.

– Твоя версия хороша, но…

– Я знаю, что не сказала Ахо всю правду, – спокойно отозвалась Каори.

Она доложила настоятелю храма Иисуса Лоа, что Кодацци ушел из отеля, опередив отряд на несколько минут. Ни слова о перестрелке и о потере шести человек. Ни слова о том, что неизвестный боец сумел подстрелить вошедшего в боевой транс архиепископа.

– Ты понимаешь, что нас ждали? Машинисты тщательно просмотрели сеть «Венеции» и нашли следы взлома.

– Возможно, неизвестные устроили засаду на Кодацци.

– Или взяли Кодацци, но устроили засаду на нас.

– Зачем?

А вот на этот вопрос у архиепископа ответа не было. Действительно, зачем? Книга у Кодацци, допроси его, вышиби информацию и уходи. Зачем оставлять лишние следы? Нерационально. Глупо.

– Чтобы показать, что книга обрела хозяина и спектакль окончен.

– Зачем это показывать?

Джезе развел руками и тут же скривился: рана дала о себе знать. Выпущенная с близкого расстояния краш-пуля изрядно разворотила архиепископу правую сторону груди. Придется пересаживать ткани, укреплять кости. Но ради разговора с Каори Папа Джезе приказал отложить операцию.

– Я полагаю, Кодацци обманул их, – спокойно продолжила мамбо. – Или ушел раньше, чем они появились, или вообще не возвращался в отель. Они ждали Кодацци, а явились мы.

– А запись в охранной сети? Видеокамера зафиксировала возвращение Кодацци в номер.

– Подделка.

– Для чего?

Настал черед задуматься Каори.

– Они ждали не Кодацци, а нас.

– Или так: и Кодацци, и нас.

– Или так, – вынужден был согласиться Папа Джезе. – Но если бы они ждали только Кодацци, им бы не удалось уничтожить шестерых наших.

– Они показали свою силу. Это вызов.

– Это не вызов, это намек.

– Тебе стало страшно? – холодно поинтересовалась Каори.

– Есть разница между трусостью и осторожностью. – Архиепископ не обиделся. – О шестерых парнях можно забыть, не такой уж это подвиг, в колоде всех действительно крутых организаций есть специалисты, способные на подобное. Но ведь им удалось подстрелить меня!

– Тем более мы должны с ними познакомиться.

– В меня стреляли из обычного «ТТ»! Из примитивной пукалки! Будь у стрелка «дрель», я бы так не волновался, но «ТТ», Каори! «ТТ»! Ты представляешь, какого уровня должен быть стрелок, чтобы достать меня из «ТТ»?!

– Уровня архиепископа Католического Вуду.

– А почему ты не успела прийти ко мне на помощь? Услышав, что меня ранили, ты должна была выскочить в коридор и атаковать стрелка.

– Я упала, – нехотя ответила мамбо. – Оступилась и упала. Ударилась головой и на пару секунд вырубилась. – Каори прикоснулась рукой ко лбу. – А когда выскочила в коридор, они уже ушли.

– Видишь, что происходит: меня подстрелили, а ты не смогла выйти, потому что поскользнулась. Ничего не смущает?

– Меня ничего не может смутить!

– Против нас действуют ребята, которые знают, что святые духи Лоа помогают нам. И сами они тоже пользуются чьей-то помощью.

– Значит, мы на равных.

– Нет, Каори, не на равных. Если бы духи Лоа уравновесили свое воздействие с богами чужаков, ты бы выскочила в коридор и завязала бой. Но тебе не позволили этого сделать. Я прошу тебя – отступись.

– Ни за что.

Папа Джезе без сил откинулся на подушки.

– Каори…

– Все решено, Джезе. – Девушка ласково провела рукой по лбу архиепископа. – Я достану книгу.

Он на глазах терял силы. Кожа стала белой-белой, как одежды настоятеля храма Иисуса Лоа, и сухой. Дыхание – прерывистым. Чувствовалось, что архиепископ вот-вот потеряет сознание, однако он держался. Не позволял себе отключиться, стараясь донести до любимой женщины последнее предупреждение:

– Ты веришь, Каори, и не теряй веру. Я не знаю, что ты увидишь, пойдя за книгой, но полагаю, тебе будет нелегко. И умоляю: верь! Только вера сможет тебя уберечь. Верь, несмотря ни на что.

территория: Европейский Исламский Союз

Мюнхен, столица Баварского султаната

«Высокий сад»

познай свою душу – и познаешь своего Господа

Этот дом располагался в «Высоком саду», одном из элитных районов Мюнхена, в котором селились представители высшей власти. Аккуратный, большой, выстроенный в классическом арабском стиле, он, единственный из всех, был окружен высокой, в два человеческих роста, каменной стеной, однако сделано это было отнюдь не потому, что хозяин страдал паранойей или не доверял мощной охране района, составленной из офицеров полицейского спецназа. Нет. Наличие стены было обусловлено традицией, уходящей корнями в глубину веков, в те времена, когда рабаты строились на окраинах халифата, на землях неверных, которых только предстояло обратить в истинную веру, а увайси Ибрагим ибн Адхам очень серьезно относился к соблюдению заветов. Настолько серьезно, что не боялся публично спорить даже с султаном. Настолько серьезно, что охрана безропотно пропускала внутрь любого его гостя, в том числе и тех, чей внешний вид не позволил бы им даже приблизиться к воротам «Высокого сада». Любого гостя.

Но на этот раз полицейским не пришлось скрипеть зубами, наблюдая, как идеально выметенные и вымытые улицы топчут одетые в лохмотья бродяги. Охранники прекрасно знали автомобиль шейха Аль-Темьята, пропустили его без досмотра и вытянулись в струнку, по-уставному таращась на свои отражения в тонированных стеклах машины. Длинный лимузин подъехал к рабату и плавно остановился. Выскочившие из машины сопровождения телохранители шейха рассредоточились по улице, однако к хозяину не подошли, знали, что в этот дом шейх пойдет один.

Шофер открыл дверцу и помог Аль-Темьяту покинуть подушки лимузина. И почтительно склонился, стараясь не встречаться с хозяином взглядом. Старый слуга знал, что при посещениях рабата у шейха всегда портилось настроение, и старался стать максимально незаметным.

– Пятно на туфле! – прорычал Аль-Темьят.

– Извините, хозяин, – прошептал шофер, машинально скосив глаза на свои идеально вычищенные ботинки.

– На моей туфле!

– Извините! – Слуга достал платок и протер обувь господина. – Извините!!

Шейх не удостоил его ответом. Неспешно подошел к калитке, аккуратно, очень вежливо постучал в нее, а когда она приоткрылась, негромко поинтересовался:

– Я могу войти?

Рабат утопал в зелени. Роскошный сад начинался от дома и заканчивался у самой стены, над которой важно шептались о чем-то своем кроны деревьев. Змеились по траве выложенные мрамором дорожки. Журчал ручеек. Прятались в тени скамейки и беседки, в одну из которых и проводили Аль-Темьята. Шедший впереди слуга отошел в сторону и почтительно поклонился, шейх остановился у входа и выдал не менее почтительный поклон:

– Добрый день, уважаемый Ибрагим.

Называть старика как-то иначе ему запрещалось. Ибн Адхам вообще много чего запрещал Аль-Темьяту с тех самых пор, как шейх сделал свой выбор: отошел от братства, чтобы вплотную заняться политикой. Открыто старик не осуждал решение Аль-Темьята, однако, судя по всему, обиделся крепко. Ибн Адхам закрыл для бывшего ученика свой дом, и теперь шейх мог приезжать в рабат только после долгих и унизительных просьб. Пару раз Аль-Темьят наведывался в гости без разрешения, топтался у запертой калитки и в конце концов был вынужден смирить гордыню и перестать нарушать установившийся порядок. Старик плевать хотел на то, что Аль-Темьят стал одним из ближайших помощников султана. Старик был увайси, и этим все сказано.

– Прогуляемся.

Ибн Адхам легко, словно молодой, поднялся с подушек и направился к выходу из беседки. Шейху оставалось лишь посторониться. Впрочем, Аль-Темьят не рассчитывал на теплый прием. В последний раз он пил в этом доме чай в тот самый вечер, когда рассказал старику о своем решении оставить братство.

– Уважаемый Ибрагим, я хочу поблагодарить вас за то, что вы исполнили мою просьбу, – униженно произнес шейх, глядя медленно идущему по дорожке старику в спину.

Аль-Темьят прекрасно понимал, что ибн Адхам не посмел бы отказать: авторитет увайси велик, но султан сейчас не в том настроении, чтобы откладывать его пожелания на потом. А шейх особенно подчеркнул, что излагает поручение баварского владыки. Тем не менее поблагодарить – униженно поблагодарить и именно от себя! – стоило, иначе в следующий раз можно упереться лбом в запертую калитку.