Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

Прибежал Майкл.

— У Маллоев их нет, — сообщил он.

— Им нельзя вот так уходить.

Собаки на холмах нападают на овец. Что им стоило бы пойти за двумя маленькими мальчиками?

Но тут мы услышали шум: мальчишки прибежали — запыхавшись, сосредоточенно опустив головы — и тут же проскочили мимо нас в дом, не говоря ни слова.

— Оно не разбилось! Не разбилось! — радостно объявил Пэдди и протянул вперед руки.

На ладонях у него лежало куриное яйцо, большое и коричневое.

— Вот, мама, вот!

— Это был набег, папа! — радостно воскликнул Джеймси. — Мы взяли его во время набега! Расскажи им, Пэдди, расскажи!

— Сейчас расскажу. Но сначала, мама, возьми это яйцо. Мы его не украли, мама, правда. Как Финн и Кучулан, папа, мы совершили набег на стан врага! Мы были ирландским легионом! Faugh-a-Ballagh! — крикнул Пэдди. — Начали мы очень даже вежливо. Мы пошли к двери епископа, а когда нам открыла экономка, я — по-английски — сказал: «Доброе утро, миссис». Но она была с нами очень нелюбезной и ответила: «Что вам нужно? Отойдите!» А потом еще: «Не занесите мне какую-нибудь заразу и не выпрашивайте еды. Лишнего у нас нет. Уходите». Но я остался стоять на месте и сказал ей: «Миссис, мой брат просто хочет посмотреть на вашу собаку. Мы встретили епископа, и он сказал нам, что он может прийти и погладить Ангуса».

— И тогда я сказал: «Собачка, собачка», — вступил Джеймси, — и посмотрел на нее вот так, — он выразительно улыбнулся нам снизу вверх — улыбка невинного ребенка, перед которой невозможно устоять.

Я и не догадывалась, что он в курсе, как это действует. Маленький обольститель.

— Весь в своего отца, — буркнула я Майклу.

А Пэдди тем временем продолжал:

— Тогда экономка сказала, чтобы мы оставались во дворе и подождали у стены, пока она выведет к нам Ангуса. Вот я и посадил Джеймси у стены и велел ему объяснить экономке, что мне вдруг захотелось писать и я пошел в кусты.

— Писать, писать, писать, — весело затараторил Джеймси и, схватив руку Майкла, принялся раскачивать ее из стороны в сторону, пока Майкл тоже не засмеялся.

— Слушайте дальше! — продолжал Пэдди. — Я спрятался за живой изгородью. Экономка вывела собаку на поводке…

— Дай я расскажу, дай я! — вмешался Джеймси. — Я погладил его и сказал ему: «Собачка, собачка, собачка».

— А я в это время пробрался прямехонько в курятник, папа! Я сунул руку под толстую рыжую курицу и достал оттуда яйцо. Потом я выбежал из курятника да как заору: «Миссис! Можете прислать ко мне моего младшего братика? А то я тут обделался, миссис». Хотя я совсем не обделался, мама, правда, не обделался.

— Писать, писать, писать, — снова пропел Джеймси. — Папа, я был таким… таким храбрым! Расскажи им, Пэдди.

— Это правда, папа. Ты на самом деле вел себя храбро, — обратился Пэдди к брату, а затем сказал Майклу: — Он сам спрыгнул с забора и прошел мимо собаки, которая теперь уже рычала и щелкала зубами. А что же наш Джеймси? Ему хоть бы что!

— Абсолютно! — подтвердил Джеймси.

— Он пошел прямо ко мне, медленно и уверенно. Я взял его за руку, и только тогда мы побежали, побежали. Вот так, — закончил Пэдди.

— Ну и ну, — сказала я. — Какие же у нас с тобой смелые мальчики, Майкл. А ну-ка, мои крепкие парни, идите ко мне.

Я аккуратно положила яйцо и обняла их обоих, встав между ними. А если бы их поймали, если бы пес напал на них…

Майкл стоял позади нас, гладил мальчишеские головы и приговаривал:

— Faugha-Ballagh! Ура! Вы не позволили своему страху остановить вас. В этом вся суть. Пальцы — в кулак.

— А ты съешь его, мама? Приготовь его и съешь прямо сейчас, — попросил Пэдди. — Это все тебе, мама. Правильно я говорю, папа?

Так я и сделала: разбила яйцо, смешала его с горстью кукурузной муки и, помешивая, сварила все вместе. А потом предложила Пэдди и Джеймси.

— Вы только попробуйте, — сказала я моим мальчикам.

Но они продолжали упорно сжимать губы, пока я не съела все сама.

— Мы победим, — сказал Майкл. — С такими сыновьями, Онора, мы обязательно победим.

*

В середине апреля ростовщики вновь забрали отцовские сети. Квакеры больше не могли давать деньги рыбакам, правительство запретило это — «прямые выплаты создают зависимость».

Наконец-то вновь начались строительные работы. Погода улучшилась, и теперь Майклу было легче зарабатывать свои несколько пенни в день. Мальчики помогали ему садить репу. Клубней картошки на посадку не было. Майкл действительно высадил в грунт семена картофеля, которые передал нам прошлым летом Патрик, хотя Оуэн Маллой очень сомневался, что из них что-то вырастет.

Я ожидала рождения ребенка и все думала об Америке. Майкл кормил нас кровью Чемпионки, смешанной со стеблями одуванчика и листьями щавеля, а также супом, который сестра Мэри Агнес тайком передавала ему в последние дни, когда я была не в состоянии спуститься с холма к причалу.

Письма от Патрика все не было.

— Пойду взгляну на Чемпионку, — как-то сказал Майкл одним дождливым апрельским вечером. — Ей ведь тоже скоро рожать.

На следующий день у меня начались схватки. Мама была рядом и сунула мне в руку Боб Девы Марии. В другой руке я сжимала кусочек коннемарского мрамора, который подарил мне Майкл.

— Держись, a stór. Держись, Онора.

Я чувствовала спазмы глубоко внутри, и боль была намного сильнее, чем при рождении троих предыдущих детей. Я уже не могла сдерживаться — начала пронзительно кричать.

— Правильно, Онора. Вопи, — сказала мама.

Вместе с Майклом они склонились надо мной. Пэдди, Джеймси и Бриджет стояли в углу и испуганно смотрели на меня.

— Майкл, уведи их, — сказала я. — Идите на улицу, дети, помогите папе с Чемпионкой.

— Наша лошадь тоже рожает, — сказал Майкл моей маме.

— Иди. И возьми с собой детей, — ответила та.

Они оставили нас одних.

— Ну вот, мама, теперь мы с тобой вдвоем, — прошептала я.

— Да. Может быть, мне спеть тебе, Онора, a stór?

— Спой.

И она запела:

— Siúil, siúil, siúil a rún…

Мы с мамой были наедине, но бабушка тоже находилась с нами, и я видела, что у нее за спиной стоит сама Святая Бригитта. Проходил час за часом, а боль не прекращалась, терзая меня. Наконец мама сказала:

— Тужься, тужься…

Я еще сильнее сжала Боб Девы Марии и принялась тужиться и глубоко дышать. Наконец ребенок родился. Он был длинный, тощий и молчаливый. Не кричал, а лишь тихонько скулил. Но все же он был живой.

— Онора, — услышала я шепот у своего уха. Майкл. — A stór mo chroí, ты нужна нашему сыну.

Потом я услышала целый хор голосов:

— Мама, мама, мама…

Мои дети. Я открыла глаза. Мама дала мне в руки это тельце, эту горстку косточек, и малыш сразу потянулся к моей груди. Я чувствовала, как он сосет и лижет ее. Но в груди моей было пусто — в ней не было молока для него.

— Я не могу, мама. У меня нет молока. Окрести его прямо сейчас, мама, сейчас. Спаси его от cillín.

Мама начала крещение, капнув водой на бледный лобик младенца.

— Крещу тебя во имя… — начала она. — А как ты его назовешь? Может быть, Майкл? Это придаст ему силу Архангела Михаила.

— Не Майкл, — ответила я.

Если он умрет… я не хочу давать ему имя моего Майкла… А он таки умрет. У меня нет молока. И нет стада коров, как у Линчей.

— Мама, мама, — торопливо сказала я. — Мы дадим ему имя от Линчей. Стивен, как у того молодого солдата. А потом, мама, послушай: отнеси его мисс Линч. — Я попыталась сесть. — Детей у нее нет, мама. Попроси ее взять Стивена и кормить его, она может оставить его себе. У Линчей есть стадо коров, и не одно, много. Море молока. Отдай его ей. Попробуй, мама. Иди. Прямо сейчас.

— Успокойся, Онора. Ты бредишь.

— Прошу тебя, мама. Нареки его Стивеном, — настаивала я. — У нас еще будет Майкл. А этот будет Стивеном.

И мама медленно повторила это имя.

— Стивен. Я крещу тебя и нарекаю Стивеном, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ну вот, теперь он тоже Божье дитя.