Будь Человеком - М. Ножкин

Синицын перехватил взгляд бармена, подмигнул ему. Бармен ответил. И вместе с новой кружкой пива подвинул ему пакетик с белым порошком. Синицын быстро накрыл его ладонью, успев заметить, что пакетик с таким же фирменным знаком, который был на наркотиках, изъятых у бандита Салмана Рашидова в кабинете генерала Артамонова, — зелёный полумесяц с тремя звёздочками.

И снова кто-то невидимый зафиксировал это стоп-кадром.

Бармен ждал денег. Синицын опасливо глянул на своих спутников, увлечённых каким-то спором, и с явным сожалением отодвинул пакетик от себя. Бармен понимающе кивнул, смахнул пакетик в ящик стола и, улыбнувшись, тихо произнес:

— О'кей! Туморроу.

— Федотыч, что значит «туморроу»? — нарочито громко спросил Синицын.

— «Туморроу» — значит «завтра», — объяснил боцман. — А «тудэй» — «сегодня».

— А как будет «виски»?

— Так и будет — виски. А впрочем, — он глянул на часы, — никак не будет. Баста, мужики. Гребём на корабль.

Синицын расплатился за всех, и они направились к выходу. Синицын чуть задержался, шепнул бармену: «Туморроу».

На улице он догнал своих и затянул старую казачью песню «Ой, при лужке, при луне»…

Федотыч одобрительно хлопнул его по спине.

— Освоился!

Песню подхватили и стали спускаться к яркому озеру портовых огней, в котором ждал их островок родной земли — сухогруз «Светлогорск».

И снова чей-то невидимый объектив отметил это стоп-кадром.

Рабочий день был в полном разгаре. Южное солнце нещадно палило с высоты своего положения. И всё живое спешило забиться в тень, в прохладу, поближе к воде. Но работа в порту не прекращалась. Разгружался и наш «Светлогорск». Распахнутые трюмы зияли огромными тёмными провалами, выдавая на-гора угрюмые туши ребристых контейнеров.

На верхней палубе, у командирского катера, возился перепачканный маслом Синицын. Он чертыхался, покрикивал на помощников, но дело двигалось медленно.

— Как дела, профессор? — окликнул его проходивший мимо капитан сухогруза.

— Как сажа бела, — недовольно буркнул «профессор», не отрываясь от работы. — Этот движок уже три срока отмолотил. Давно бы на свалку.

— Вот вернёмся домой и заменим, — пообещал капитан, подымаясь на мостик.

Шагавший за ним боцман задержался.

— Ты с нами в город пойдёшь?

— Не знаю… может, схожу, но один. С вами боюсь загудеть. Вчера еле удержался.

— Молодец, — одобрил боцман. — Смотри не заблудись.

— Вы бы и Лёшку не брали.

— И не берём. Наказан за вчерашнюю невоздерженность. Да, насчёт сувениров. Как надумаешь, я тебя свожу в одну забегаловку, там в два раза дешевле.

— Спасибо, — поблагодарил Синицын и снова нырнул в мотор.

Вечер на Востоке наступает быстро, сумерек практически не бывает. Как только солнце нырнёт за горизонт, сразу на землю наваливается плотная темнота.

Синицын отправился в город ещё засветло, побродил по знакомым уже улочкам, заглянул в несколько магазинов. И к «Релаксу» добрался уже при полном разгуле рекламного многоцветья. Он прошёл несколько раз мимо входа, всем своим видом демонстрируя крайнюю нерешительность. Наконец в дверях показался вчерашний бармен, заметивший его через стекло, и широким жестом пригласил войти.

Синицын глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и шагнул за порог.

— Туморроу, — улыбнулся он бармену.

— Туморроу, — подмигнул тот и поставил перед ним двойной виски.

Синицын выпил залпом. Попросил ещё.

Бармен обслужил очередного клиента, поманил Синицына пальцем, провёл его в тесную комнату, очевидно, подсобку, и, коротко бросив: «Мани», выразительно посучил пальцами.

Синицын оглянулся, достал портмоне, вытащил несколько долларовых бумажек, подумал, две положил обратно.

Бармен пересчитал деньги, вышел и через минуту вернулся, сунул покупателю десятка два знакомых пакетиков, перетянутых резинкой.

Синицын взял покупку, понюхал, взвесил на ладони.

«Мало», сказал он самому себе, полез в потайной карман брюк, достал ещё несколько туго свернутых зелёных ассигнаций, протянул бармену: — Давай ещё.

Бармен усмехнулся, опять скрылся за занавеской и быстро вернулся. С новой, уже большей порцией фирменной отравы. Синицын схватил товар, повеселел, увидал на столе начатую бутылку виски, кивнул бармену.

— А ну-ка налей, господин нехороший. Обмоем покупку.

Бармен понял. Налил. Выглянул из-за занавески в зал. Кого-то позвал. Появился молодой парень в сюртуке с бабочкой, занял место бармена у стойки. Бармен вернулся в подсобку. Раскрасневшийся Синицын аккуратно заворачивал покупку в подвернувшееся посудное полотенце,

— Эх, была не была! — хлопнул он бармена по плечу. Сам себе налил из бутылки виски, выпил залпом. — Гулять так гулять! Верно, урюк? Дай на копейку квасу! — и решительно полез за пазуху, вытащил узелок, в котором оказался золотой кулон, несколько золотых колец, десятка два золотых коронок.

Бармен оскалил в улыбке жёлтые прокуренные зубы, забрал золотишко, сказал:

— Момент! — и исчез за занавеской.

Покупатель огляделся, прислушался. Комната была проходной. За бамбуковой занавесью слышался перезвон посуды из кухни. Откуда-то снизу глухо доносились танцевальная музыка и визгливые женские голоса. На второй этаж вела узкая лестница с богатой ковровой дорожкой и бронзовыми поручнями.

Вместо бармена в комнате появился краснощёкий здоровяк, протянул Синицыну упаковку вдвое больше первой и прокартавил:

— Рус, карашо!

— Уж куда лучше, — помрачнел Синицын, засовывая пакеты в походную сумку. — Небось, обманул меня?

— Ес, ес! — закивал ничего не понявший румяный амбал и проводил гостя через кухню к запасному выходу.

— Гуд-бай!

— Гуд-бай, раздолбай, сукин ты сын, — выговорил ему Синицын, снимая нервное напряжение, и вдруг добавил: Туморроу!

— Туморроу, туморроу! — подмигнул ему краснощёкий амбал.

И этот момент запечатлел стоп-кадром чей-то внимательный объектив.

И снова был жаркий день. И снова всё живое спешило спрятаться от палящего солнца. И снова торжественно выплывали из чрева «Светлогорска» невозмутимые контейнеры. И снова Синицын мучился на верхней палубе с непослушным мотором, костеря на чём свет стоит эту жару, и катер, и помощников, и свою судьбу, которая выбросила его из-под воды на эдакое пекло.

И снова чей-то теперь уже телеобъектив отметил этот момент из жизни нашего героя чётким стоп-кадром.

Вечер застал Синицына в городе. Как и накануне, он послонялся по людным улочкам, демонстративно и неумело оглядываясь на возможных преследователей, поднялся на Виноградную, прошёл мимо «Релакса» раз, другой и толкнул дверь.

— О, туморроу! — приветствовал его усатый бармен и пододвинул стопку с виски.

Синицын пить не стал, а показал глазами на бамбуковую занавеску. Бармен понимающе кивнул и проводил гостя в знакомую уже проходную комнату. По дороге он изобразил укол в руку, предложил Синицыну сделать это внизу, куда вела деревянная лестница и откуда сегодня также доносились музыка и визгливые выкрики. Синицын решительно отказался, оглянулся, расстегнул рубашку. На шее у него, на толстой золотой цепочке, висел изумрудный полумесяц, отделанный бриллиантами.

Бармен даже рот раскрыл от изумления, заходил, зацокал языком, потянулся к драгоценной подвеске. Синицын зажал камень в кулак.

— Но, но! — остановил он усатого. — Тут надо много пакетов! Очень много! Сначала надо договориться.

— О'кей! — кивнул бармен и быстро вышел, затопав по лестнице вверх.

Через минуту в комнату влетел вчерашний краснощёкий бугай, жестом предложил показать товар. Синицын распахнул рубаху. Здоровяк внимательно посмотрел на светившийся изумруд, потом спросил.

— Натурель?

— Конечно, натурель! Ещё какая! Это вы тут жулики, а я честный человек!

Здоровяк с сомнением покачал головой, протянул руку к камню.

— Но-но-но! Не балуй! — Синицын отступил на шаг и сунул руку в карман. Без договора не отдам! А то опять обманете. Есть тут у вас кто по-русски понимает?

— Русски, русски, — забормотал краснощёкий, и вдруг на что- то решился: — Карашо, русски… момент… — Слышно было, как он затопал на второй этаж.

Синицын присел на стул, расслабился. Ждать пришлось недолго. Появился краснощёкий, пригласил его следовать за собой.

Они прошли через внутренний двор, обогнули цветочную клумбу, вошли в парадные двери красивого особняка и поднялись на второй этаж. В небольшой прихожей сидел мрачный верзила с автоматом «Узи». Он встал, ощупал гостя со всех сторон, распахнул двустворчатые двери и подтолкнул его в спину коротким дулом автомата.

Синицын оказался в большой, богато обставленной комнате с камином. Здесь находились трое: молодой крепыш, закрывший дверь и оставшийся за спиной Синицына, худой, костлявый человек неопределённого возраста, стоявший у двери напротив, и седовласый бородатый старец в типичном восточном наряде с тюбетейкой на голове. Он сидел за большим письменным столом великолепной ручной работы.