Долгие ночи - Абузар Айдамиров

ГЛАВА V. СУДЬБЫ

Лишь те друзья не на словах,

На деле,

Кто наши кандалы

И на себя б надели.

Хисроу

После смерти Исы многое изменилось в ауле. На третий же день в Гати-Юрт нагрянули стражники во главе с помощником пристава подпоручиком Чомак Ойшиевым и увели Ловду с Васалом в Ведено.

Васала, неделю продержав на гауптвахте, отпустили. По всему было видно, без помощи Курумова не обошлось. Казалось, Васалу оставалось только радоваться свободе. Но, напротив, у него было такое чувство, будто кто-то сыграл с ним злую шутку. И от сознания того, что из-за него, возможно, страдает другой, совершенно невинный человек, на душе было мерзко и горестно.

А Ловду приговорили к десяти годам и сослали в Сибирь. Еще раньше в Сибирь угнали Самби, второго побратима Васала; там он и пропал без вести. Из пятерых братьев в ауле осталось только двое. Ах, Ловда! Увидит он, Васал, Ловду еще живым?

Разве по нему суровый климат Сибири? Человеку, выросшему под южным солнцем, тот край становится могилой. Редко кто из горцев возвращался оттуда живым.

Еще до суда Васал во что бы то ни стало решил оправдать Ловду.

Потому и старался всю вину взять на себя. Если вдуматься, то он же и есть убийца. Не будь его, Васала, разве Ловда поднял бы руку на родного отца? Нет, не поднял. Так что же тут рассуждать, ему, Васалу, и лежала прямая дорога в Сибирь. Но как убедить в этом Ловду? Какие слова сказать, чтобы он понял доводы и согласился с ним? Васал делал все, что мог. Ловда же не менял свою позицию ни в какую и стоял на своем. Тогда Васал решил разделить его участь.

И вновь возник спор. И вновь Ловда одержал верх. "При чем тут ты, Васал, если родного отца убил его сын? — говорил он. — У тебя малые дети и больная жена. Умрет она, что станется с детьми? И что изменится в моей судьбе, даже если ты, Васал, разделишь ее вместе со мной. Ничего! А потому, не трать попросту время и иди домой. Я пролил кровь своего отца, мне отвечать за то перед Богом и перед людьми".

Скоро год, а от Ловды так никаких вестей и нет. На прощание говорил, что если не умрет, то убежит. Да, видать, случилось что-то недоброе. Не так просто вырваться оттуда: если не догонит пуля, то замерзнешь в пути. И как бежать Ловде, не зная языка? Он же сразу выдаст себя. "Где ты? Где ты, мой побратим? — часто думал Васал. — Жив ли ты? Или уже давно покоишься в мерзлой земле?"

Говорят, беда не приходит одна, всегда находит себе спутника.

Васал не успел вернуться, как умерла Мархет. Видно, арест мужа унес ее последние силы.

Умерла она, как жила, молча. Арзу, Маккал и Али точно выполнили завещание. Семь дней не уходили со двора, стояли рядом с Васалом, принимали соболезнования жителей Гати-Юрта, других соседних и дальних аулов. Семь ночей Маккал читал Коран в доме Васала, по вечерам все трое подолгу задерживались у друга, стараясь беседой облегчить горечь его утраты.

Айза вместе с другими женщинами носила в его дом еду, кормила тех, кто приезжал из дальних аулов.

Но и траур не вечен. Люди постепенно разъехались и разошлись, и Васал остался один на один с детьми. Горцы говорят: "Горе, что останется снаружи закрытой двери, — не горе". Все сочувствовали Васалу, но рано или поздно всем им приходилось возвращаться к своим семьям.

Как бы ни тяжела была рана, но и она в конце концов как-то заживает. Постепенно рубцевалась она и на сердце Васала…

…День стоял ясный и солнечный, в воздухе уже чувствовались запахи близкой весны. На склонах таял снег. Вот-вот придет пора, о которой Васал мечтал, наверное, больше и чаще всех.

Конечно, она не приносит новых радостей в дом, но все же хоть как-то облегчает жизнь бедняка. Хотя бы уже тем, что дети могут теперь бегать босиком. Появляется черемша, потом крапива, разные съедобные травы, начинают созревать ягоды. С трудом, но все же можно дотянуть до урожая ячменя. А там и кукуруза поспеет.

С наступлением весны Васал вместе с такими же отчаявшимися бедняками совершал ночные рейды за Терек, в богатые казачьи станицы, где у них имелись друзья, которые всегда могли помочь и выручить из беды. Зимой Васал и Мовла из Мескетов угнали лошадей Хорты и Шахби и передали их Корнею. Тот в долгу не остался, тем более, что в станице Червленой богатеев хоть отбавляй. Только вот не зимнее это дело — ночные поездки.

Васал и его друзья подобны голым соколам. А голому соколу под отрытым небом и летом не переночевать. Ни Арзу, ни Али не одобряли вылазок Васала. Нет, им не жаль было ни чеченских, ни казачьих богатеев, обобрать их совсем не грех. Просто и они, и другие добрые люди боялись за Васала: а вдруг власти схватят его или он угодит под казачью пулю? Ведь дети вообще тогда круглыми сиротами останутся. Васал прислушался к совету:

месяц назад он в последний раз попытал счастья, и теперь у него были верховая лошадь и корова, а детишки уже не голодали.

Мать им заменяла старшая дочь Хозу. Подрастал и Юсуп, которому уже шел тринадцатый год. Скоро станет помощником отцу… Дети наелись кукурузной каши и разбежались кто куда. Дом словно опустел, ни крика, ни шума. Одна Хозу продолжала хлопотать по хозяйству. Как удивительно походила она на мать. Глянет на нее Васал и тотчас вспоминается ему его Мархет, которая стала его подругой в самую трудную минуту. Вместе влачили нищенскую жизнь, вместе шли сквозь пламя войны, любили друг друга, и даже ее смерть их не разлучила: Мархет продолжала жить в его сердце.

На душе было так тоскливо, что Васал просто не находил себе места. Он не знал, откуда шла эта тоска, но порой она захватывала его полностью. Может, именно так пыталась подобраться к нему старость? Только, вроде бы, рано подкрадываться старости — ему не было еще и пятидесяти. Так-то оно так, если, конечно, подходить к понятию о старости из количества прожитых лет, а не из прожитой жизни. Из такой жизни, какую и врагу не пожелаешь…

Васал окинул взглядом кривую улицу. К кому бы сходить? Он любил бывать у Али и к своему закадычному другу Мачигу часто заглядывал. И у них всегда чувствовал себя, как дома.

Так и не приняв определенного решения, Васал опустился на большой камень у плетеного забора, заняв свое излюбленное место. Часто он сиживал теперь здесь и все чаще уносился мыслями в прошлое. Васал извлек из кармана бешмета широкий замусоленный кисет, медленно развернул его, насыпав на клочок бумаги щепотку душистого самосада, ловко свернул цигарку, зажег кресалом трут и, закурив, глубоко затянулся. Глядя на корявую алычу и стройную грушу на другой стороне улочки, он с той же непонятной тоской и болью в душе вспомнил березовые рощи, золотые нивы, голубые озера и речушки своей далекой родины.

Как мало нужно человеку, думал Васал, опершись локтями о колени, и как мало ему дано. Как коротка жизнь: оглянуться не успел — и уже нет человека. Но сам он не замечает, как наступает старость, как близится его последний час. Все копошится, все трудится без устали, как муравей, словно для жизни ему отпущена вечность. Ничто не останавливает его, даже смерть близких не убеждает в бренности собственной жизни.

Потому он порой и глух к горю других. И кажется ему, что сам он никогда не умрет. Пусть он даже глубоко несчастен, но он всегда живет надеждой на счастливый завтрашний день. Живет мечтой, не оглядываясь по сторонам, не замечая вокруг никого и ничего. Живет лишь для себя, для своей семьи. Только перед смертью он словно пробуждается и начинает осознавать, как сильно был связан с родиной, со всеми людьми, даже с теми, кого он всегда ненавидел и презирал, с кем всю жизнь ссорился, кого обижал и оскорблял, и кто, в свою очередь, отвечал ему тем же. Да, человек меняется близ смертного одра. Он начинает листать книгу своей жизни, пристально всматривается в прошлое и осмысливает весь пройденный путь. Где он ошибался и где спотыкался? В чем он был прав и в чем несправедлив? И только теперь видит он около себя и своих близких, и соседей, и друзей, и товарищей. Оказывается, что всех тех, кого он не замечал раньше и даже избегал, он любил. И теперь на глаза его набегают слезы при виде их. Значит, он всю жизнь смотрел на них незрячими глазами, и только теперь, когда жизнь прошла, он прозрел… А как милы ему ветки яблони под окном, бесконечное чириканье непоседливого воробья, теплые лучи, что проникают через крошечное окно и желтыми полосками ложатся на рваное одеяло. Да, теперь он хочет слышать все и видеть все.

Даже ту старую бездомную дворняжку, что свернулась где-то под плетнем…

Перед глазами вереницей проходят люди, давно покинувшие эту бренную землю, и из потухших глаз катятся слезы… Если бы все начать снова, если бы повторить прожитую жизнь!