Долгие ночи - Абузар Айдамиров

Мачиг оскорбился от слов Шахби, собрался было дать достойный ответ, но вовремя сдержался, вспомнив, где он находится. Шахби — хозяин, и он, Мачиг, только что встал из-за его стола.

— Это тебе смешно, Шахби, нам же не до смеха, — упрекнул его тем не менее Мачиг. — Мы хотим услышать настоящий совет.

— Знаю! — продолжал Мада. — Обманывать вас я не стану и не собираюсь. Действительно, беднякам придется очень трудно.

Возможно, труднее всех. Но могу заверить в одном: тому, кто доберется до Хонкары, раскаиваться не придется. Падишах считает нас своими братьями по вере и готов нам помочь. Вот, у меня есть письмо от него, — Мада достал из внутреннего кармана бешмета сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Шахби.

Шахби письму не удивился. Вероятно, он его уже держал в руках и даже читал. Развернул, быстро пробежал глазами, передал одному из аульчан. Тот, увидев арабский текст, торопливо прошептал: "Бисмиллахи рахмани рахийм", долго и внимательно разглядывал печать внизу, потом так же молча передал письмо дальше. Письмо переходило из рук в руки, пока опять не вернулось в карман бешмета Мади.

— В этом письме падишах Хонкары Абдул-Межид зовет нас к себе вместе с семьями. Он уже распорядился выделить для нас земли, наши братья по вере уже начали строить для нас дома. Советует, чтобы мы тронулись в путь с наступлением весны. Первое время нам не нужно будет беспокоиться о зерне, он обещает дать его безвозмездно. Он также обещает помогать нам и не облагать нас налогами, пока не станем на ноги…

Мада говорил долго и нудно, по несколько раз повторял одно и то же, словно боялся, что смысл письма дойдет не до всех.

Когда он, наконец, умолк, послышался голос Ибрагима:

— Я не уверен, Мада, можно ли верить этой бумаге. Бумага, она и есть бумага. Но даже поверив ей, как можно отправляться в такую даль? Страна-то чужая… Не знаю, Мада… Может, я что не так говорю… Только все адыги, переселившиеся туда в прошлом году, умерли от голода и болезней. Такое может и с нами случиться.

— С адыгами совершенно другое дело, — вмешался Нуркиши -

Во-первых, прижатые русскими войсками к морю, они бежали огромной и беспорядочной массой. В Хонкаре их, естественно, никто не ждал, а потому их и не смогли встретить как следует.

Представьте, к нам, в нашу страну неожиданно врываются сотни тысяч голодных, оборванных, больных людей. Среди них в основном женщины, дети, старики. Что можем мы сделать сразу?

Войдем в положение падишаха Хонкары. Конечно, он мог и хотел помочь, но не успел. А про нас он уже знает. В прошлом году Кундухов Муса съездил в Хонкару и обо всем договорился с падишахом. И как вы только что сами слышали, Абдул-Межид прямо говорит, что наши братья по вере там уже готовятся встретить нас. Кроме того, по словам Сайдуллы, для помощи беднякам, не имеющим достаточных средств для переселения, падишах Хонкары прислал деньги. Есть надежда, что и русский царь окажет нам помощь.

Поднялся шум. Говорили, отводя душу, прикидывали, сомневались:

— Ну сказали же, сам он пишет… Чего тебе еще?

— Сначала развяжи мешок, а потом увидишь, что в нем.

— Так я и поверил!

Один Мачиг молчал. Душу терзали сомнения. Что делать? Как оставить родной аул, родную землю…

Он не слышал, как мюриды снова начали зикр, не заметил даже, как очутился на улице. Очнулся от всех этих тяжелых дум, лишь когда почувствовал, как лютый мороз забрался под рваную черкеску. Тогда-то и услышал Мачиг свирепый вой ветра, а оглянувшись вокруг, понял, что такая вьюга утихнет не скоро.

ГЛАВА IV. ГОСТИ

Иногда удается дурачить народ, но только на некоторое время; дольше — часть народа; но нельзя все время дурачить весь народ.

А. Линкольн

Быки, почувствовав близость жилища, двигались торопливо. Из-за редкого кустарника уже виднелись крыши домов. Еще полчаса — и они будут в родном Гати-Юрте. Свежевыпавший снег скрипел под тяжестью, когда в него по колено проваливались и быки, и люди.

Тишину нарушали лишь шуршание шагов, скрип полозьев да шумное и тяжелое дыхание уставших быков.

Три дня провели они на строительстве дороги. На трех санях с утра до позднего вечера возили лес. И вот сегодня, наконец, возвращаются домой. Но настроение от этого не стало лучше. Кто знает, что таится на уме у нового старосты Хорты, назначенного после смерти Исы. Может, завтра он возьмет и снова пошлет возить лес. От него всего можно ожидать. Подлая натура у человека. Чтобы выслужиться перед начальством, из шкуры лезть готов. Иса слыл жестоким и безжалостным, но в смелости ему отказать было нельзя. Он разговаривать с начальством умел, не заискивал перед ним и держался с достоинством. А если требовалось, то и свое слово поперек мог сказать. Хорта же, наоборот, только головой кивает да поддакивает. Задабривает начальство. Прикажут ему всего-то трех человек выделить, а он рад стараться, вдвое больше пошлет. А работа на строительстве дороги очень трудная. Все время на холоде, все время в снегу.

В прошлый раз, когда он послал шесть человек, все шестеро обморозили себе ноги. Среди них, к несчастью, оказался и Васал.

Али отодвинул до отказа плетеные ворота, и быки, не дожидаясь возвращения хозяина, сами тронулись с места и легко вкатили груженные дровами сани. Остановились в глубине двора, зафыркали, задирая мокрые морды и пуская клубы пара из горячих ноздрей.

— Новость! У нас новость! — Айза выскочила из дома в одном платье и побежала навстречу мужу.

— Что случилось? — спросил Али, глядя в веселые глаза жены.

— Дай сначала откупную!

— Что же я тебе дам?

— Просто так я не согласна.

"Неужели Арзу женился? — радостно екнуло сердце. — Нет, вряд ли. Может, корова отелилась или кобыла… Да и того быть еще не должно, рано…"

— Скажи, глупышка, что произошло?

— Э, нет…

— Вот я весь перед тобой. Бери меня.

Айза взяла из рук мужа налыгач и, полуоткрыв улыбающиеся полные губы, потянулась к нему.

— И что за новость? — Али двумя пальцами зажал ей губы. — У нас гость!

Только сейчас заметил Али коня под навесом и узкий санный след к сараю.

— Кто приехал?

— Сам догадайся.

Сгорая от любопытства, Али пошел к дому, оставив быков на попечение жены. Но в доме все было как обычно. Умар, занятый своей игрой, даже не повернулся в сторону отца. Усман спокойно спал в люльке. Али удивил лишь необыкновенный порядок в комнате и чистота. Нары были застелены украшенной разноцветным орнаментом войлочной кошмой, которую жена доставала только в праздники и в исключительных случаях. В печке весело потрескивали дрова, в чугунном котле варились куры. Такое в доме Али случалось нечасто. Он уже стал думать, что гость, возможно, вышел по своим делам, но в эту минуту почувствовал, как кто-то крепко обхватил его сзади за шею одной рукой и прикрыл глаза ладонью другой.

Али попытался вырваться, но безуспешно. Он лишь сумел коснуться жесткой бороды гостя. Али стал перечислять имена всех своих знакомых. Гость молчал.

— Сдаюсь, — сказал Али наконец. — Не могу узнать!

Гость отпустил его, повернул к себе и крепко обнял.

— Добрый день, дорогой ты мой! — услышал Али русскую речь.

— Андри! — вскричал Али, обнимая друга.

— Эх, Али, Али! — говорил Андрей. — Как тебя такого земля только носит. Столько лет не давать о себе знать! Я уж думал, не случилось ли что. Как увижу человека из ваших краев — обязательно о тебе спрашиваю.

Али с трудом стянул оледенелую шубу из овчины, повесил на деревянный гвоздь, вбитый в стену возле дверей.

— Бедный человек — что мертвый, ему не до друзей, не до знакомых. Каким бы он умным и смелым ни был, его жизнь и гроша ломаного не стоит. Присаживайся, не стой. Как нежданно и как хорошо, что ты приехал!

— Не сокрушайся, Али. Богатство — на день, а доброта — на всю жизнь. Главное — быть человеком. Состояние — дело наживное.

Нам ли к лицу горевать о нем? — Андрей присел на край нар.

Али снял кожаные поршни[61], поставил их у печки.

— Так-то оно так, разве я этого не понимаю. Только не справедливо все же устроен мир. Одни гнут спины, другие празднуют… Только разве я мог забыть про вас, забыть все, что вы сделали для нашей семьи! Мы, чеченцы, никогда не забываем ни добра, ни зла. Я всегда помнил о вас, но вот проклятая нужда пригнула к земле и не дает выпрямиться. Ты, Андри, приехал один?