Сторож брату своему - Ксения Медведевич

Сенах, привезший жуткие вести, спасся чудом: его ранили не так чтобы тяжело, к тому же нападавшие очень спешили – свалили тела в яму, а землей закидали еле-еле. Птичка выкарабкался из рыхлой могилы сам и откопал жену с ребенком. Жену живую, а девочку мертвую – их с матерью пробили копьем насквозь. Финна выжила, хотя острие разорвало легкое и переломало ребра. Выжила, чтобы мстить. И чтобы снова родить ребенка – мстителя. Мстителя за оставшуюся в замковом рву сестру.

Амаргин ответил честно:

– Этот усастый дурачок как-то слишком легко согласился на повышение цены. Значит, ему велели соглашаться на любые деньги. А это подозрительно – обычно айсены торгуются…

Все переглянулись и покивали. И в самом деле, айсен, упустивший выгоду, – нечто невиданное. Как честный айютаец – или, наоборот, вероломный туатег…

– К тому же, – продолжил Амаргин, пощипывая длинную серьгу, – нас наняли уничтожить солдат правительства. Вместе с бумагами халифской канцелярии. Это значит только одно – готовится переворот. А свидетелей заговора такого размаха в живых не оставляют.

Все снова согласно кивнули.

– Что же до хозяев сада, в котором мы остановимся на отдых, то Амина, как всегда, несет чепуху, – никто нас не выдаст. Айсены и парсы более всего жадны до денег, и вместо того, чтобы открыть ворота страже, предпочтут содрать с нас откупного. А потом еще и выдоить награду из местных властей, показав, куда мы поехали. Ну а с тем, чтобы они увидели, как мы уезжаем в… совсем другую сторону, мы как-нибудь справимся. Правда, Аирмед?

Заклинательница, занятая прикручиванием косы к затылку, молча кивнула – в зубах у нее были зажаты шпильки.

– Аллиль?.. – окликнул он темноту за холмом. – Нам пора!

Через некоторое время раздался звук шагов по осыпающемуся песку. В ночной черноте оба казались светящимися фигурками в театре теней, который вдруг вывернули наизнанку. Присмиревшая Амина шла впереди. Надув губы и задрав голову. И не глядя по сторонам.

– Трогаем, – мягко приказал Амаргин.

Возражений не последовало.

В сереньком, похожем на разбавленное молоко дорассветном мраке ворота сада казались черными как смоль. Перед ними валялось нечто похожее на свернутый старый ковер.

Подъехав поближе, Амаргин увидел, как вытертый коврик развернулся. Прикрывавшийся им человек поднялся, протирая заспанные глаза.

В прорехи изорванного халата проглядывало мускулистое смуглое тело безо всяких следов грязи и болячек. Недавно выбритая голова еще не успела зарасти щетиной. А еще у человека был очень знакомый ореол.

Свесившись с седла, сумеречник заглянул мнимому нищему в лицо: опешив от такого пристального внимания, человек перестал тереть глаза и принялся растерянно скрести щеку.

– Плохой из тебя лазутчик, – мягко попенял Амаргин переодетому айяру из свиты усатого дурачка.

И потянулся к кинжалу на поясе.

Заметив, как ладонь легла на рукоять, айяр встал на своем коврике и отряхнулся. И, запрокинув чумазое лицо, сказал:

– Можешь убить меня – и потом объяснять хозяевам, чье тело нужно зарыть в саду. И платить за молчание. А можешь дать мне денег, и я пригожусь получше молчащих парсов. Ибо я скажу вашим преследователям нечто, что собьет их со следа. И возьму за нужные слова меньше, чем эти проныры.

– Сколько? – вежливо поинтересовался Амаргин, не отнимая руки от оружия.

– Один ашрафи, – пожал плечами айяр.

– Ты-ыы… как вы себя называете… ашшарит? – все так же вежливо улыбнулся сумеречник.

– Да, я правоверный, – серьезно склонил бритый затылок человек.

– От тебя потребуют клятвы именем вашего бога, – Амаргин погрозился пальцем.

– Я что-нибудь придумаю, – улыбнулся в ответ айяр.

– Что? – Тонкие брови приподнялись в изумлении.

– А ты подожди и увидишь, – человек весело оскалил белые зубы.

Из-за спины хлестнул злобный резкий окрик:

– Сколько можно, Амаргин! Прикончи его и дело с концом!

Вздохнув, сумеречник соскочил с коня. И сказал стоявшему с невозмутимым видом айяру:

– Мы заключим с тобой пари, человек. Обманешь солдат – я проиграл и отдам тебе ашрафи. Не обманешь солдат – я выиграл. И ты отдашь мне свою жизнь.

– По рукам, – кивнул айяр.

И зачем-то посмотрел вниз, на свои пыльные босые ноги, стоявшие на смятом протертом коврике. А потом протянул грязную ладонь с черными обкусанными ногтями.

Амаргин пожал плечами и положил сверху свою – тонкую и золотисто-смуглую.

В ярком рассветном сиянии голые холмы казались нарядными и умытыми. Завидев длинную, с облупившейся побелкой стену и пальмовую листву над ней, конники дали шенкелей – свежие лошадки шли споро, радуясь наступающему дню.

У самых ворот расстилал молитвенный коврик какой-то попрошайка – в последнее время их развелось видимо-невидимо, как мух на базаре. Народишко нищал, пытаясь выплатить новую, «корабельную» подать, многие распродавали имущество, отсылали семью к родственникам и шли побираться в города и на большой торговый тракт.

Засыпав человека пылью, каид придержал бьющего копытом коня. Тот недовольно крутился, взбивая рыхлую землю, и грыз мундштук, пуская по уздечке слюни. Нищий, еще довольно молодой кстати, все еще стоял на коленях. Опасливо подняв голову, он поглядел на качающееся над ним шипастое стремя.

– Эй, ты! Давно здесь сидишь? – осведомился каид, разворачивая коня к сжавшемуся на коврике оборванцу.

Коврик был вытерт до ниток и изрядно поблек под солнцем.

– Со вчерашнего вечера, о господин, – да будет милостив к тебе Всевышний! – смиренно покивал бритой головой нищий.

– Тогда ты должен был видеть всех, кто проезжал мимо, о правоверный! – важно сказал каид, поднимая вверх палец.

– Да, господин, – да умножит твои года Всевышний и да пошлет тебе свои милости и умножит твое имущество!

– Ты видел отряд сумеречников верхами, числом с десяток или около того? А может, ты видел вооруженных верховых такой численности?

– А как же, видел, господин!

– Когда? – Каид аж привстал на стременах.

– Да сейчас вот и вижу! – удивленно сообщил голодранец.

– Тьфу на тебя, шайтан! – заорал каид и замахнулся плетью.

Нищий скакнул со своего коврика в сторону, уворачиваясь от удара.

Плюнув под стремя, каид раздумал бить туповатого, но правоверного ашшарита.

Побирушка на всякий случай отполз подальше от молитвенного коврика, продолжая испуганно коситься на плеть.

– Поклянись именем Всевышнего, что говоришь правду, – устало отмахнулся рукой каид.

– Клянусь именем Всевышнего, что не видел никаких сумеречников, с тех пор как сижу на этом месте, – с готовностью выпалил побирушка – и ткнул грязным пальцем в пыль перед собой.

– Возвращаемся в Харат, – устало сказал каид, натягивая поводья.

Найти сумеречников они захотели, еще чего. Да они небось в птиц или во что похуже оборотились и давно смылись, шайтановы отродья. Да и не сказать чтобы каиду особо хотелось встретиться с отрядом, оставившим от гвардейского десятка и дюжины вооруженных гулямов обгоревшие кости в оплавившемся железе.

Наблюдая поднятое копытами облако пыли, айяр улыбался.

Заслышав за спиной скрип дверей, он обернулся:

– Ну, что скажешь, самийа?

Золотистое существо мягко ступило за порог:

– Ты меня удивил, человечек.

Высокие скулы поехали еще выше – в широкой улыбке, приподнимающей и острые уши, и уголки по-кошачьему удлиненных глаз.

– Держи.

В длинных смуглых пальцах перекатывался, как у заправского фокусника, ашрафи. Блеснул и соскочил к айяру в ладонь.

Пряча золотой в кошель у пояса, человек зевнул, потягиваясь:

– А я знал, что ты согласишься.

– Почему? – поднял брови сумеречник.

И уселся на свободное место на коврике.

– А я про вас много сказок слышал – и во всех сказках вы страсть какие любопытные. Через это любопытство и прогораете, – и айяр снова блаженно потянулся, чуть не заехав рукой по вовремя пригнувшейся золотоволосой голове.

– Ашшариты рассказывают про нас сказки? – косясь на возвращающуюся над его затылком руку, поинтересовался лаонец.

– Насчет всех ашшаритов не знаю, но вот мое племя, кальб, рассказывает точно, – сказал айяр.

И встал, отряхивая с колен пыль.

– Ты бедуин?

– Ага…

– Куда собираешься теперь? Свои навряд ли тебе обрадуются – после того как ты заработал золотой…

Бедуин беспечно пожал плечами:

– Обратно в пустыню. Я скопил достаточно, чтобы жениться и купить коней и верблюдов. А вы куда пойдете? Искать будут – найдут, кто-нибудь да выдаст…

– Не будут, – усмехнулся сумеречник.

– Да ладно?

– Не будут. Вам скоро станет не до того, чтобы гоняться по дорогам за какими-то сумеречниками.

– Эй! – Бедуин плюхнулся обратно на коврик. – Ты меня подначиваешь! Ну ладно, выиграл – теперь я любопытный. Что такого должно случиться, что вас не будут искать?