Превратности любви - Линн Робертс

Джорджи подавила вздох. Она не могла понять, чем вызвано внезапное отчуждение Седжа, и чувствовала себя очень одинокой и несчастной. Ей бы хотелось придвинуться к нему на сиденье, взять за руку, но его сердитый вид отпугивал ее. Она знала, что он не настроен на ласки и даже на самое элементарное общение. А она так ждала этой ночи, так трепетала в предвкушении того, что должно было произойти между ними! Сначала он был внимателен и ласков с ней, а потом вдруг стал чужим. Но почему? Неужели виной тому была леди Дайана?

Седж сидел, отвернувшись к окошку, и старался не смотреть на Джорджи. Злость бушевала в нем. Он был зол на Линдхарста, зол на Джорджи, зол на Мэйхью, но еще больше он был зол на себя самого за то, что женился на этой безрассудной, неосмотрительной девчонке, которая уже успела опозорить его и, кто знает, чего еще натворит. Тем не менее он был уверен, что между Джорджи и Робертом ничего не произошло. Джорджи была слишком наивна, чтобы вступать в любовную связь. Конечно, она пошла к Линдхарсту вовсе не затем, чтобы предаваться любовным утехам. У нее были на то какие-то другие причины — совершенно невинного характера. А этот грязный сплетник Мэйхью поспешил дать огласку эпизоду, истолковав все на свой манер. Он еще разберется с этим подонком.

Сейчас он был слишком зол, чтобы расспрашивать Джорджи о причинах, побудивших ее навестить лорда Роберта в его резиденции. Но завтра он потребует у нее объяснения. Разумеется, она сама не усматривает в этом визите ничего предосудительного, но ведь она не привыкла оценивать свои действия с точки зрения окружающих. Вполне возможно, что Джорджи рассмеется ему в лицо, когда он скажет ей, что она ведет себя неподобающим образом, так же как рассмеялась при их первой встрече в гостинице на пути в Лондон.

— Ну же, Гас, расскажите мне, в чем дело? — Джорджи снова сделала попытку завладеть его вниманием. — Что вас так мучает? Это имеет какое-то отношение к леди Карстэрс?

— Что вы сказали?

Седж недоуменно взглянул на Джорджи. Он уже успел забыть о Дайане и только сейчас, когда Джорджи упомянула ее имя, вспомнил, что действительно был немного взволнован, увидев ее в театре.

— У вас было такое лицо, словно вы увидели призрак, когда вы встретили ее в фойе.

— Я не понимаю, Джорджана, о чем вы говорите. Он смутно помнил, что видел Дайану в фойе и кивнул ей в знак приветствия. В ту минуту он был слишком поражен услышанным разговором и слишком ослеплен гневом, чтобы прореагировать на ее присутствие. Сейчас он сожалел о том, что не расправился на месте с этими двумя сплетниками.

Голос Джорджи снова вывел его из раздумий:

— Я пригласила ее на наш прием, — сказала она.

— Кого? О ком вы говорите, Джорджана?

— Леди Карстэрс. Если я не ошибаюсь, вы очень близко знакомы с ней. А я ведь пообещала вам, что приглашу всех ваших друзей.

— Вы пригласили леди Дайану? — Седж почему-то пришел в замешательство. — Но каким образом вы могли это сделать, если даже незнакомы с ней? Или вы уже встречались с леди Дайаной когда-то раньше?

— Я познакомилась с леди Дайаной сегодня вечером. Макс представил меня ей, когда мы вышли прогуляться в фойе в антракте между вторым и третьим актами.

— Макс представил вас леди Дайане? Я не могу понять, с какой это стати.

Джорджи невинно улыбнулась.

— Я сама попросила его об этом.

Седж воздержался от дальнейших расспросов. Он мог бы спросить, какие цели она преследовала, пригласив Дайану на их прием, однако предпочел этого не делать. Наверное, она снова строила какие-то планы, касающиеся судеб других людей. Вполне возможно, что в самое ближайшее время разразится еще один скандал…

Он должен увезти ее в Глочестершир, и как можно скорее. Иначе она снова совершит какой-нибудь опрометчивый поступок, и они оба станут предметом сплетен. А сплетни уже поползли.

— Вот мы и дома! — воскликнула Джорджи, когда экипаж остановился перед резиденцией Седжемура.

Седж нервно сжал кулаки. Он намеревался пойти к Джорджи сегодня ночью, но теперь был слишком зол, чтобы заниматься с ней любовью. А ведь он хотел сделать ее своей, чтобы таким образом добиться от нее повиновения.

— Спокойной ночи, Джорджана, — сухо сказал Седж, когда они поднялись на второй этаж и остановились в коридоре, по обеим сторонам которого располагались их отдельные спальни.

— Спокойной ночи, Гас… Кстати, я хотела вам сказать, что вполне одобряю ваше решение не переходить к интимной близости. Мне бы не хотелось забеременеть до конца сезона. Это лишило бы меня свободы.

— Свободы? Но о какой свободе вы говорите? — Седж уставился на Джорджи, совершенно ошарашенный ее словами. Оправившись от шока, он закричал: — И почему вы решили, что я не собираюсь переходить, как вы выразились, к интимной близости? Ждите меня сегодня ночью в вашей комнате, мэм!

Он направился, прихрамывая, к двери своей спальни. Джорджи удовлетворенно улыбнулась, глядя ему вслед. Кажется, ее план удался…

Войдя в свою комнату, она стала поспешно раздеваться. Она была рада, что у нее еще нет персональной горничной, присутствие постороннего человека помешало бы ей сейчас. Она сбросила туфли, стянула чулки, избавилась от платья и от нижнего белья. Оставив все свои вещи на полу, облачилась в ночную рубашку и, потушив свечи, улеглась в постель. Она дрожала от возбуждения в ожидании Седжа… Внезапно дверь распахнулась, и она услышала его шаги совсем рядом. Она взглянула на него поверх одеяла и улыбнулась. Седж не ответил на ее улыбку, его лицо было серьезно, а губы плотно сжаты.

Седж был очень задет словами Джорджи. Она обвинила его в том, что он не выполняет свои супружеские обязанности, да еще в такой насмешливой форме! Что ж, она получит свое, если ей этого хочется.

Он намеревался не спеша привести ее к познанию всех радостей телесной любви, подготовить ее ласками и планировал сделать это сегодня ночью. Но эпизод в театре — эта грязная сплетня, услышанная от Мэйхью, — испортил его душевный настрой. Он был слишком рассержен на Джорджи, чтобы быть нежным с ней, поэтому решил подождать более подходящего момента. Но она бросила ему вызов своим бесстыдным замечанием, и теперь он больше не мог медлить.

Образ обнаженной Джорджи, которая растиралась полотенцем после купания, промелькнул перед его мысленным взором, и желание захлестнуло его. Оно было таким же сильным, как гнев, который он испытывал еще минуту назад, — нет, нет, в тысячу крат сильнее… Он сбросил халат, отбросил одеяло, которым была укрыта Джорджи, и нырнул в постель. Сейчас он не испытывал к ней ни нежности, ни каких бы то ни было теплых чувств, лишь это безумное, жгучее желание, требующее немедленного удовлетворения.