Удачная неудача Солнцеликого - 2 (СИ) - Штефан Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот прозвучал приказ трогаться, пора возвращаться, а я так и не поняла, что такое эта чертова Переправа. Вот ведь!
– Приветствую, городская певунья! – Ой, гусляр! Стоит за плечом и улыбается сверху вниз. – Ты-то что здесь забыла?
– Да вот, выкроила время на Переправу посмотреть, да ничего не поняла.
– А ну пошли. – Карим-ар что-то гортанно крикнул своим и сильно потянул за руку. Рывок, три шага сквозь ласковый мусс, не мешающий дышать, и опять короткий желоб моста. А от моста дорога тихой сапой крадется через пустырь к вершине пологой возвышенности, которая пестрела яркими шатрами, как детский праздник воздушными шариками.
Опять ничего не поняла, а гусляр только посмеивался над моим недоумением.
– Старики чтут легенды, а легенды говорят, что Мируву не всякая стрела перелетит…
А это много? Кто бы еще знал, какая дальнобойность у средневекового лука, особенно с учетом, что степняки у нас – парни весьма не хилые.
– Эх ты, горожанка! – Карим приосанился. – Мой лук пускает стрелу на…
Стоп! В пересчете это что получается, девяносто метров? Даже если с поправкой на параболу полета? А желоб метров двенадцать – пятнадцать. С каждой стороны. Ой, мама, так это мы в три шага через пелену в шестьдесят метров? Пустоты над ледяной водой?.. Ой.
О-ой…
– Вама! – Тишка с лету сгреб меня в охапку, что-то поскуливая, а Дораш попытался навесить левый хук удивленному гусляру, но получил тычок и отлетел.
– Дюш, стой, ты чего?
– Мы подумали, что он тебя похитил, – просопел Тит виновато.
– А позвать нельзя было?
– Я не успел, Дюш уже прыгнул…
– Зачем ее похищать? – Карим-ар внимательно следил за юным сородичем. Дораш, правда, агрессии больше не проявлял, прислушивался к разговору. – От дурни! С ума посходили? Кому охота иметь дело со старым Халахом? Да моя жена первая мне косу отрежет и ею удавит, если я навлеку на наш шатер гнев шаманов! От дурни!
Это все говорилось на всеобщем. Специально для некоторых горожанок. И среди степняков интеллигенты имеются. Какая прелесть! На сердце стало легко и тепло – оно, сердце, уже приняло гусляра как друга.
Однако пора возвращаться. Именно в момент трехшагового перехода через пену пришло осознание, что это портал. Портал! Защитная мембрана между двумя инаковыми народами.
Я подумаю об этом позже! Есть, есть нечто, что непременно нужно додумать и сформулировать...
А за пеленой паниковали солдатики, даже Юттим из сторожки выбрался. М-да, устроила я аттракцион из рядовой прогулки. Аттракцион, который не думал заканчиваться по приезде в крепость. На «арену цирка» вышел Фарх-ар, незабвенный папенька нашего Дорашика.
Недаром братишка так нервничал все время. Недаром боялся, что отец потребует его назад. Судя по перекошенным лицам обоих, родственнички бурно пообщались, пока ехали вместе от Переправы в крепость.
Тишка сильнее сжал мою ладонь, которую так и не выпустил.
– Он хочет, чтобы Дюш ехал с ним…
Куда ехал? Приехали уже, вон солдатики бегут обоз досматривать.
– В столицу. Совсем. С семьей помогать…
Да щаз. Ну-ка, маленький, шуруй к брату.
– Уважаемый Фарх-ар, я слышала, что вы пытаетесь на сына давить, заставляете его с вами ехать? Так ли это? – Ради братишек я попытаюсь договориться и быть вежливой, да боюсь, не оценит мою попытку мирного урегулирования здоровенный степняк, имеющий трех жен.
– Не твое дело, горожанка, но, раз ты спросила, скажу. Да, приказал. И он поедет! И будет помогать! Мало мне девок и приемыша, так еще скоро двое родятся! Всех кормить надо!
– Ты, степняк, гонор попридержи! Я тебе не жена. Дораш мой! Ты сам его отдал пред ликом Раштита! Забыл, с кем уговор заключал? И не бычься на меня! Не боюсь! – Боюсь, ой как боюсь, что этот упрямец мне всю дипломатию со степью загубит. – Сам сыновей хотел, сам и расхлебывай! Условия обмена помнишь? Ты одиннадцать детей накошелял, а Дюш отдуваться должен? Помогать? Хорошо. Я! Я помогу. С торговлей. Вот вернешься из поездки – и поговорим. А Дораша больше не тронь. Повторяю, он – мой!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– А то что?
Ох, только бы Тиша не сорвался. Вон стоит рядом совсем, в брата вцепился, а сам на камень под ногами смотрит. И что-то мне подсказывает, что камень уже нагреваться начал под этим огненным взглядом.
– А не будет тебе ходу через Переправу, степняк, стоит госпоже Нине в твою сторону нахмуриться.
Эс-капитан поймал мой взгляд, тюкнул себя кулаком в грудь – поприветствовал по-военному – и приступил к досмотру Фарховой кибитки. Лично. Тут уж ретивому папаше стало не до вздорной горожанки.
Дюшка так и обмяк, опираясь на наши с Тишулей плечи. Мальчики мои. Перенервничали сегодня. А Тишка, каков герой! Как в руках себя держал, солнышко мое!
– Эй, певунья, посылку свою забирать будешь? – Оклик гусляра Карима не дал понежиться в семейной идиллии.
Точно, посылка же!
Женщины племени прислали толстенные войлочные коврики. Пестренькие такие, радостные! Ох как кстати, сегодня же каменный пол застелю в спальнях! Еще тючок нежнейшей вязальной шерсти разных цветов – аж пальчики заныли в тоске по спицам. И кожаный, туго завязанный мешок чего-то холодного и плотного. Дораш потом просветил – это топленый курдючный жир. Да его там ведра полтора! Ценность неимоверная!
На словах Карим-ар передал, что старейшины племени готовы «говорить» с новой хозяйкой. Ну, по контексту понятно, готовы договариваться и торговаться.
У меня тоже нашлось слово для Карима. Он взялся передать письма на «Предгорный» рынок. Их я написала еще вчера ночью. Для Варнаи с Ниттой и для братьев-кузнецов. И деньги передала, заранее зафрахтовав все свободное место, которое только найдется в повозках. Честность Карима сомнений не вызывала.
Эх, моя кибитка так и стоит полуразобранная, ну ничего, скоро пригодится. Это точно!
Часть 30
Часть 30
Отправление обоза запомнилось не тихим скандалом с Фарх-аром, а прощанием Тишки с лошадью. Влюбленная коняшка покидать предмет своей сердечной привязанности и неисчерпаемый источник вожделенной морковки отказалась наотрез. Даже на уговоры мелкого фыркала укоризненно и отворачивалась, но стояла насмерть. Пришлось вмешаться.
Нет, мне, как и всем, случалось по жизни делать глупости и попадать в нелепые ситуации в роли клоуна, но сейчас надо мной ржали даже лошади. Понятно, конечно, что они реагировали на громкий мужской хохот. Испуганно и негодующе. Но со стороны… А кто бы не ржал, наблюдая, как я клялась упрямой скотине, что выкуплю ее, как только обоз вернется из столицы, а вот прямо сейчас выдам корзинку самой крупной моркови? Ха! Эта… наглая морда лыбилась мне в лицо!
Наконец, кто-то сообразил услать Тишку с глаз, предварительно срезав у него изрядную прядь волос. На этот запах и морковку Пряжка таки соблаговолила сдвинуться с места. Чую высшим образованием, что сей обман она нам простит не сразу.
Когда мне сказали, сколько такая лошадка в детородном возрасте может стоить... мой кошелек скрутило судорогой. Эс-капитан, надо полагать, хотел приободрить и даже хлопнул по плечу с невиданной ранее симпатией. И этот норовит что-нибудь погнуть в моем тонкокостном организме.
– Не расстраивайтесь, Нина, за жеребчика от такой верной кобылки вы сможете выручить не меньше. Легко.
Дораш стоял рядом и ухмылялся всей своей степняцкой скуластостью. Доволен больше, чем Тишка. А уж как Тишка доволен, гадать не надо – солнышко в небесах светило так, что припекало по-весеннему.
Ой, мама, на что я подписалась?! Стойло, овес, навоз, дети! Тьфу, жеребята. Кстати, а почему в крепости нет своего транспорта? Мне же теперь в деревню срочно надо! Ладно, это позже, у меня там обед недоготовленный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Байдан и Сара скорешились всерьез. Наверное, потому, что они оба бывшие. И как никто понимали чувства друг друга. Да еще схожесть прошлых интересов. И общения у обоих негусто. Призрачная дама старалась не раздражать контингент частыми появлениями на территории крепости. Деликатничала. А в кухне, рядом с семьей, не стеснялась. Даже Галана попривыкла. Мне бы еще привыкнуть, что я не успеваю с подругой пообщаться. Вот сейчас улучила минутку, пока на склад ходила поискать в кибитке специи. Так Сара меня же, подругу нерадивую, и утешала:
