Танцующие в темноте - Маурин Ли

— Ты хочешь сказать, что оставишь его? — выдохнула я. Почему она не додумалась до этого много лет назад, когда нас всех избивали за малейшую провинность, а иногда и просто так?

Мать хрипло ответила:

— Я знаю, что должна была оставить его давным-давно, но мне это просто не приходило в голову. Я всегда думала, что, если я буду ему хорошей женой, он перестанет избивать нас, но чем сильнее я старалась, тем хуже он становился. В конце концов, может, оттого, что я выпила слишком много пунша или еще почему-либо, но все это казалось мне вполне нормальным. — Голос у нее сорвался. Скотти открыл глаза и с любопытством посмотрел на нее. — Я никогда не представляла, что все может быть по-другому. Мне очень жаль, но, во всяком случае, я оградила Алисон от него, правда?

— Не стоит терзаться из-за прошлого, мам, — мягко сказала Труди. — Ну, а про Оксфорд я даже не знаю, что сказать.

— И я тоже, — присоединилась я и совершенно искренне добавила: — Я буду скучать по тебе, мама.

Она толкнула меня локтем под ребра.

— Не говори глупостей, Миллисент. Я и вижу-то тебя всего раз месяц, если на то пошло, а когда звоню, тебя никогда нет дома. Я чаще разговариваю с этой дурацкой машинкой, чем с тобой.

— Мне будет не хватать твоих сообщений, — расплакалась я. — Честно, мам, я не обманываю. — Внезапно я почувствовала, что в моей жизни возникла ужасающая пустота.

— Я по-прежнему могу звонить и оставлять сообщения, — хихикнула она.

— Да, но это будет совсем другое, потому что тебя не будет поблизости.

Труди хмурилась, как будто тоже пыталась представить себе неожиданно изменившееся будущее.

— Мелани и Джейк пропадут без своей бабушки, — наконец произнесла она, чуть не плача.

— У них по-прежнему будет дедушка, — уверенно произнесла мать. У нее за спиной Труди скорчила гримасу при мысли о том, что ей все так же придется привозить своих детей в Киркби, даже если матери там уже не будет.

— Я найду себе работу на полный рабочий день, — говорила мать, — сниму комнату недалеко от клиники и смогу видеться с Алисон каждый день.

— Это решительный шаг, мам, — сказала Труди. — В твоем возрасте тебе будет нелегко найти работу, а комната в Оксфорде может стоить целое состояние.

— Тогда я буду жить на пособие, или как это сейчас называется, — невозмутимо заявила мать. — Я никогда не требовала ничего для себя, зато всегда платила по своим счетам. — Она лучезарно улыбнулась нам. — Теперь, когда я поговорила с вами, мне стало намного легче. Имейте в виду: отцу ни слова.

Труди передернуло.

— Не хотела бы я оказаться на твоем месте, когда ты расскажешь ему обо всем. Может быть, ты хочешь, чтобы мы с Колином были рядом и оказали тебе, так сказать, моральную поддержку, а?

— Мне не нужна моральная поддержка, дорогая. Я прямо выскажу ему все, и даже если это ему не понравится, ему придется проглотить это. В конце концов, это случится еще не скоро.

— Бабушка, — пропела Мелани за забором.

— Я здесь, хорошая моя. — Мать с трудом поднялась, столкнув недовольного Скотти на землю.

— Дедушка говорит, что он хочет чаю.

— Скажи дедушке, чтобы он сам его приготовил, — коротко ответила Труди.

— Нет, нет, Мелани, не нужно этого делать. — Ветка с шипами расцарапала ей щеку до крови, когда она поспешно протискивалась сквозь дыру в изгороди.

Труди многозначительно посмотрела на меня.

— Интересно, она действительно сделает это?

Когда бабушка открыла дверь, я вспомнила фотоснимок Фло, сделанный в Блэкпуле, ее красивое лицо и приятную улыбку. Возраст не пощадил Марту Колквитт, в отличие от сестры. Я не помню, чтобы бабушка когда-нибудь улыбалась или выглядела молодой. Ее лицо навсегда застыло в хмурой гримасе, а строгие очки с толстыми стеклами в черной оправе скрывали неодобрительное, недружелюбное выражение глаз. Ее единственным украшением оставались волосы — густые и серебристые, которые она укладывала аккуратными волнами под тонкой, почти невидимой сеточкой.

— А, это ты, — кисло приветствовала она меня. — Входи. У меня вполне могло и не быть внуков, раз я их почти не вижу. — Я последовала за ней в безупречно чистую комнату, где пахло смесью сигаретного дыма, дезинфектанта и мерзко воняющей мази, которую она втирала в пораженное ревматизмом плечо.

— Ну, вот я и пришла, — весело произнесла я.

Я бы приходила чаще, по крайней мере, думала, что приходила бы, если бы мне оказывали более теплый прием, но даже моя добродушная мать считала визит к бабушке суровым испытанием, еженедельно принося ей продукты только из чувства долга.

Телевизор рядом с камином работал, но звук был отключен. Бабушка выключила его совсем.

— Сейчас совершенно нечего смотреть, одна дрянь.

Я опустилась в чересчур мягкое кресло.

— Мама просила напомнить тебе, что позже будет старый фильм, который наверняка тебе понравится. Это мюзикл с Берил Грейбл.

— Бетти Грейбл, — раздраженно поправила бабушка. По своим умственным способностям она превосходила многих людей вдвое моложе ее, а память на имена и лица была у нее поистине феноменальной. — Может быть, и посмотрю, там видно будет. Все зависит от того, как долго ты у меня пробудешь. Хочешь чашку чаю?

— Да, пожалуйста, — вежливо ответила я.

Бабушка скрылась в кухне, а я подошла к окну. Я жила в этой квартире до трех лет, и вид с пятого этажа был одним из тех немногих образов, которые я отчетливо помнила. Вряд ли его можно назвать величественным: супермаркет, протестантская церковь, длинные ряды домов из красного кирпича, вдалеке намек на поля, несколько деревьев. Но все-таки этот вид день ото дня менялся. Небо никогда не оставалось тем же, и мне всегда попадались на глаза дерево или здание, которые я не видела раньше. Во всяком случае, лучше такой вид, чем вообще никакого, хотя бабушка всегда отгораживалась от мира толстыми, украшенными тесьмой и кружевом шторами, а ведь заглянуть в окно можно было разве что из пролетающего вертолета.

Занавески были чуть-чуть отдернуты: бабушка выглядывала наружу, что помимо посещений мессы по воскресеньям оставалось ее единственным занятием: она выглядывала в окно, смотрела телевизор и курила — в пепельнице по-прежнему было полно окурков. Каждый день, должно быть, казался ей бесконечным.

Я задернула занавеску и вернулась на свое место. Господи, как угнетающе на меня действовала эта обстановка. В комнате было намного темнее, чем в подвале Фло.

— Не помню, ты пьешь чай с сахаром?

Бабушка вошла в комнату, держа в руках две чашки китайского фарфора, в уголке рта у нее дымилась сигарета. Сегодня утром она ходила к мессе, поэтому на ней была строгая шерстяная кофта и юбка, хотя мама рассказывала, что обычно она предпочитает сидеть дома в халате. Друзей у бабушки не было, ей никто не звонил, так к чему ей наряжаться?