Танцующие в темноте - Маурин Ли

— Нет. Клэр все время уговаривает меня вывести татуировку. Это можно сделать лазером.

— У тебя есть дети?

— Две девочки, Эмма и Сюзанна. — Он приподнял брови, и я почувствовала, что в нем нарастает раздражение. — Это что? Допрос третьей степени?

— Я просто хотела узнать о тебе хоть что-нибудь, вот и все.

— Зачем? — холодно поинтересовался он.

С той же холодностью я ответила:

— Мне показалось, что было бы неплохо что-то узнать о человеке, с которым я спала всю неделю. — Я взглянула на него. — Неужели тебе ничего не хочется узнать обо мне?

— Ты классно трахаешься, а остальное меня не волнует.

Я оцепенела, потом отстранилась.

— Тебе обязательно нужно быть таким грубым?

Он притянул меня к себе.

— Чем меньше мы знаем друг о друге, тем лучше, понятно? — напряженно прошептал он. — Я могу быть грубым, но я не дурак. Я всегда серьезно относился к клятве, которую дал при вступлении в брак. Я люблю своих детей и не хочу испортить отношения с Клэр. — Он развернул меня, так что я оказалась лежащей у него на коленях, и развязал пояс моего халата. — Давай оставим все как есть. Если мы узнаем друг друга поближе, это может оказаться опасным.

Прикосновение его рук воспламеняло меня. Я сказала себе, что не собираюсь влюбляться в такого человека. Но он пробудил во мне чувства, которые спали до его появления. Его губы встретились с моими, и мы скатились на пол. Удовольствие, которое мы доставляли друг другу, было болезненно острым, и в какой-то момент, когда я почти потеряла голову от наслаждения и восторга, описать которые невозможно, я могла бы поклясться, что выкрикнула:

— Я люблю тебя!

Хотя, может быть, это был Том?

Ранним утром он перенес меня в спальню. Я делала вид, что сплю, пока он подоткнул вокруг меня одеяло и стал одеваться. И только когда щелкнул замок входной двери, я села на постели.

— Ты когда-нибудь попадала в такую историю, Фло? — спросила я. — Если судить по твоему бюро, то ты вела очень размеренную, порядочную, строгую жизнь.

До начала рабочего дня оставалось еще много времени, но я все равно встала, набрала немного воды в ванну и ополоснулась, чтобы проснуться окончательно. Сделала себе кофе в микроволновой печке и отнесла его в гостиную, где попыталась, впрочем безуспешно, отвлечься. Но стоило мне избавиться от мыслей о Томе О'Мара, как его место занимал Джеймс, за которым следовали мать, Алисон, Деклан, Труди — интересно, о чем это моя сестра не могла поговорить с Колином?

Мои мысли снова вернулись к Тому, когда я заметила, что восходящее солнце светит через окошко в задней стене и стены маленького дворика отливают розовым. Я никогда не вставала так рано, и оказалось, это замечательно.

До сих пор я не выходила во дворик. Я вышла наружу, спрашивая себя, могла ли здесь летним утром сидеть Фло со своей первой чашкой чая, как я у себя на балконе. Черный кот без опаски посмотрел на меня со стены и любезно позволил погладить себя по спинке. Деревянная скамейка покрылась плесенью, краску с нее следовало ободрать, и анютины глазки в цветочных горшках уже засохли. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда над стеной возникла чернокудрая непричесанная голова.

— Привет, — весело улыбнулся Питер Максвелл. — Помните меня? Мы встречались на прошлой неделе на вечеринке у Чармиан.

— Конечно! Вы сказали, что живете по соседству. Что вы здесь делаете в такую рань? — Я видела его только до плеч и, похоже, на нем была тенниска без рукавов.

Он напряг бугры мускулов на руке.

— Я занимаюсь каждое утро. Через минуту я отправляюсь на пробежку. — Он подмигнул. — Можете составить мне компанию, если хотите.

— Вы шутите!

Он положил руки на стену и сочувственно спросил:

— С вами все в порядке?

— Разве я плохо выгляжу?

— Вы выглядите великолепно, я даже без очков вижу. Просто прошлой ночью я слышал в вашей квартире какой-то шум. Я уже собрался спуститься к вам, но все стихло.

— Это был пьяница, — небрежно ответила я. — Я быстро избавилась от него.

— Кстати, я хотел бы извиниться за Шарон.

— Кто такая Шарон?

— Моя подруга — бывшая подруга. Я выдал ей по первое число за то, что она утащила меня, когда я танцевал с вами на вечеринке.

— Я не обратила внимания.

Он выглядел раздосадованным.

— А мне так понравилась наша милая болтовня. И мне показалось, что вам тоже.

— Ну, в общем, да, — призналась я.

— У меня есть лишний билет на школьный концерт в декабре. Я подумал, может быть, вы пойдете со мной?

Я скорчила гримасу.

— Ненавижу школы.

— Я тоже, но все по-другому, когда вы взрослая. Никто не будет проверять вашу грамотность или требовать назвать дату сражения при Ватерлоо. Пойдемте, — принялся он меня уговаривать, — это «Рождественская песнь» Чарльза Диккенса. Я бы очень хотел, чтобы вы ее послушали.

— Почему?

— Потому что вы знали меня как Слабака, а я хочу, чтобы вы увидели во мне Питера Максвелла, магистра наук, учителя экономики, гениального драматурга — это я написал сценарий для «Рождественской песни» и перенес ее действие в наши дни. Знаете, — горячо сказал он, — если вы пойдете на концерт, мы посмотрим пьесу вместе, а потом обсудим ее. Тогда мы сможем доказать друг другу, что мы чего-то добились в жизни.

Я улыбнулась.

— Разве я могу отказаться?

Все еще улыбаясь, я вернулась в комнату. Питеру Максвеллу удалось развеселить меня. Мы оба прошли через мясорубку и умудрились уцелеть. Я начала было закрывать крышку бюро Фло, которое оставалось в неприкосновенности с той ночи, когда появился Том с китайской едой, и остановилась на полпути.

Уцелели? Так ли это на самом деле? До этого момента я никогда не думала, что мне удастся преодолеть и забыть трагедию своего детства. Я думала, что раны, нанесенные мне, Труди и Деклану, не заживут никогда. Но, вероятно, зловещая тень отца отступала в прошлое и, может быть, настанет день, когда она перестанет нависать надо мной. Когда-нибудь мы втроем действительно вздохнем с облегчением и скажем себе, что мы выжили и уцелели.

Я решила больше не забивать себе голову подобными мыслями в такое замечательное утро. Перенесла стул к бюро и вытащила из него толстую пачку писем, перехваченную резинкой. Она почти сгнила, а когда я попыталась ее снять, лопнула.

Площадь Уильяма начала пробуждаться навстречу новому дню: одни машины отъезжали, другие занимали их место; мимо подвального окна кто-то торопливо шагал; дети визжали и вопили по дороге в школу, футбольный мяч перелетел через перила и с громким стуком упал в мусорную корзину. Но я едва обращала внимание на эти звуки. Письма Фло поглотили меня полностью. И только вложив последнее письмо в конверт, я вспомнила, где нахожусь. Письмо было одним из многих, написанных одним и тем же человеком, Джерардом Дэвисом из Свонси, и в нем он в очередной раз умолял Фло выйти за него замуж. «Я люблю тебя, Фло. И всегда буду любить. Такой, как ты, больше нет».