Капкан для Александра Сергеевича Пушкина - Иван Игнатьевич Никитчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пушкина крепко держал своими челюстями капкан царских «милостей». Немедленно царь распорядился узнать, кто посмел без его ведома разрешить Пушкину быть в действующей армии при взятии Арзрума…
Обратный путь занял довольно много времени и не обошелся без приключений. При пересечении границы России Пушкин провел несколько дней в противочумном карантине, обязательном, для всех, кто возвращался с турецкой территории.
Прибыв в Тифлис на обратном пути, Пушкин посещает могилу Грибоедова и его вдову, встречается с Н. Н. Роев-ским-младшим, снабдившим его деньгами и ящиком рейнвейна.
Выехав из Тифлиса, по дороге он нагоняет Р. И. Дорохова, и дальше они едут вместе.
Прибыв во Владикавказ, Пушкин находит здесь М. И. Пущина. Он уговаривает Пущина ехать вместе и захватить с собой Дорохова, несмотря на его необузданный нрав. Пущин соглашается, но при условии вести себя прилично, ни с кем не драться и в карты не играть. Об этом и был заключен договор. Для скрепления договора, как нельзя кстати, оказался ящик рейнвейна, подаренного Раевским.
В середине августа друзья приезжают в Пятигорск. Здесь Пушкин и Дорохов нарушают запрет на игру в карты. Одним из партнеров их был офицер Астафьев, которому Пушкин проиграл все свои деньги.
Из Пятигорска они переезжают в Кисловодск продувшимися до копейки. Вели здесь жизнь разгульную, по вечерам играли в карты. Пушкина уговорили полечиться кислыми ваннами, которых он принял в количестве 19.
В начале сентября Пушкин уже в Горячеводске, где ему выдают подорожную: «От Горячих вод до Георгиевска господину чиновнику 10-го класса от казачьих постов, по тракту состоящих давать в конвой по два конно-вооруженных казака без малейшего задержания…» Перед отъездом М. И. Пущин снабжает его деньгами, которые он по пути все и проиграл.
Наконец, 20 сентября Пушкин возвращается в Москву и останавливается, согласно рапорту полицеймейстера Миллера, «…в доме Обера гостинице “Англия”, и за ним учрежден секретный надзор».
В тот же день Пушкин у Гончаровых. Семья сидела за чаепитием. Вдруг из открытой двери в столовую влетает калоша Пушкина, который торопится раздеться.
Все ахают при виде неожиданно влетевшей калоши, и вот входит Пушкин. На нем сюртук. Он, завсегдатай балов и салонов, явился к Гончаровым смущенный и застенчивый. На него устремили свои взгляды все три сестры: Екатерина Николаевна – холодный и неприязненный, Александра Николаевна – будто втайне обиженный, и, наконец, Натали, ради которой он пришел сюда, – непроницаемо спокойный благовоспитанной барышни, даже нисколько не покрасневшей, хотя она уверена, что он пришел сделать ей предложение.
Эта отчужденность не осталась не замеченной Пушкиным, и в поведении его появилась какая-то скованность, неестественность.
Как старшая за столом говорит Екатерина:
– Мы завтракаем, господин Пушкин… налить вам кофе? Садитесь!.. Натали, сходи к мама́, сообщи ей о приезде господина Пушкина.
Натали ушла.
– Благодарю вас, мадемуазель, я только что завтракал… Я хотел бы увидеть вашу маму, говорит Пушкин, садясь…
Войдя в спальню матери, Натали некоторое время не решается сообщить ей о Пушкине. И только когда мать удивленно посмотрела на нее, Натали почти прошептала:
– Мама́! Пришел Пушкин!
– А-а! Пушкин? Он приехал, значит? Что же ему надо?
– Он хочет видеть вас, мама́…
– Ах, так!.. Он в чем одет? Во фраке?
– Кажется, во фраке. Впрочем, я не заметила… Так что же ему сказать?
– Это все глупости! И ты не думай ничего серьезного!
– Я? Я совершенно ничего не думаю, мама́!.. – равнодушным голосом произнесла Натали.
– Я получила такие сведения о нем!.. Тебе незачем это знать. Этому не бывать!
– Что ему сказать, мама́? Что вы больны и не можете его принять?
– Отчего же я не могу его принять? Я вполне могу его принять… здесь, – говорит Наталья Ивановна несколько надменным голосом. – Проси его сюда…
Из спальни матери возвращается Натали и говорит, краснея:
– Господин Пушкин, мама́ просит вас к себе… Она извиняется, что не может выйти сюда.
Пушкин, войдя в спальню, делает от дверей почтительный поклон.
– Здравствуйте, господин Пушкин!.. Александр Сергеевич? Так, кажется, вас зовут?.. Садитесь вот сюда. Ближе ко мне… Вы уж извините, немного приболела, – несколько жалобным голосом Наталья Ивановна завершила свое приглашение.
Пушкин, подойдя к ее постели, целует ей руку и садится на один из стульев.
– Мы вас давно не видели… Вы что-то очень долго пробыли на Кавказе. Вы туда, кажется, отправились еще зимой?
– Нет, сударыня! Я уезжал только пять месяцев назад… Я был в действующей армии графа Паскевича… Был с ним в походе в Турцию… При мне был взят Арзрум… Но там я очень соскучился по России, Москве и больше по той, которую мне бы хотелось… назвать своей невестой…
Произнося последние слова, Пушкин привстал.
– Присядьте, Александр Сергеевич! Присядьте!.. Такой вопрос с ходу не решается… смею заметить, что вы не так уж и молоды, чтобы этого не знать. Вон и морщин сколько на лице уже имеется, наверное, от трудов поэтических… Надо все взвесить с холодным рассудком, а не бросаться очертя голову… Хотя вы, должно быть, и очень состоятельный человек, все-таки…
Пушкин почувствовал иронию в этих последних словах, что несколько взбунтовало его арапскую кровь.
– Я не сказал бы о себе как о состоятельном человека, Наталья Ивановна, но… – несколько сквозь сжатые зубы начал он отвечать.
– Но несостоятельные люди не проигрывают тысячи червонцев сразу, – живо перебила его Наталья Ивановна.
Такая осведомленность о его проигрышах изумила Пушкина.
– Откуда вам это известно?
– От добрых людей, конечно! Откуда еще?! А потом заняли пятьсот червонцев и снова проиграли…
– Я чрезвычайно изумлен! Вам и это известно? Да, действительно, все так и было!.. Признаюсь, что моему самолюбию очень льстит, что вы все-таки интересовались мной, хотя бы для того, чтоб подсчитать мои проигрыши… Поверьте, все это происходило от тоски… А затем. Я не считаю эти проигрыши большими.
– То есть вы хотите сказать, что способны проиграть еще большие суммы? – сказала Наталья Ивановна, в удивлении расширяя глаза.
– Вовсе нет, я хотел сказать, что способен нажить гораздо больше своими сочинениями… – ответил Пушкин.
– Хочу вам заметить, господин Пушкин, что были в действующей армии без разрешения государя. Да, Паскевич вам разрешил, но не император.
Пушкин нетерпеливо машет рукой:
– Это совершенно не важно. Государь меня любит.
– Однако он не любит, когда своевольничают! И он может засадить вас безвыездно снова в деревню, а вы между тем мечтаете о женитьбе на моей дочери.
– Правда, я был в ссылке и в
