Иван Берладник. Изгой - Галина Романова

    Игумен Гавриил, сменивший Феодора (сменившего Сильвестра, который при Мстиславе и вёл летописание), показал митрополиту «Повести временных лет». Долго вчитывался в малознакомый славянский язык учёный грек Константин, просил переводить трудные слова.

    Игумен Гавриил помогал митрополиту, ибо греческий знал в совершенстве. От него не укрылось не только то, что искал Константин, но и причина его изысков. В душе игумен ужаснулся и решил сам действовать, чтобы не допустить сего злодеяния - ибо одно дело, когда совершается сия казнь между своими, и совсем другое - когда об этом становится известно иноземцам. Не теряя времени, игумен Гавриил, будучи исповедником князя Юрия, решил навестить своего духовного сына и наставить его на путь истинный. А самому Берладнику надо послать священника - дабы исповедался тот в грехах, ежели такие за ним водятся.

    На другой же день подосланный игуменом отец Иоанн беседовал с князем Юрием. Привиделся Долгорукому дурной сон - будто стоит он на городской стене и видит, как с верховьев Днепра встаёт великая стена воды. И подымается эта вода надо всем Киевом и падает на него, и рушит город. Охота Юрию бежать, а сил нету - только стой и гляди, как катится навстречу смертоносный вал ледяной воды… Очнулся он в тот миг, когда волна готова была накрыть его с головой.

    Не в обычае святых отцов заниматься суевериями - разгадывать сны, но тут всё одно к одному легло. Выслушал князя святой отец и покачал головой:

    - Сие есть знамение, кое посылает тебе Господь. Воспомни, что за грехи Господь послал человекам потоп. Одного лишь праведного Ноя с семьёй уберёг в ковчеге. Тако же и здесь. Волна сия - тебе упреждение: коли имеешь какой грех, то лучше отвороти от него лик свой. А иначе сбудется сие знамение. Прогневишь Бога дурным делом!

    Юрий понял - священник ни словом не обмолвился об Иване Берладнике, но про грехи завёл речи неспроста. Князь отпустил исповедника и задумался.

    Оказалось, что сон в руку, когда после обеденной трапезы в княжеский терем приехал игумен Гавриил.

    Невысокий, кругленький, с округлой же лысиной и такой же круглой, словно стриженой, бородой, он не вошёл, а вкатился в палаты и, наскоро благословив князя, изрёк высоким, чуть надтреснутым голосом:

    - Ты, княже, поставлен Богом землю сию беречь, ты надо всем людом земным отец, аки Христос - глава церкви! Так почто допускаешь, чтобы сыны твои безвинно страдали?

    - О ком ты, святой отец? - сдвинул брови Юрий.

    - Ведомо мне стало, что слугу своего, Ивана Ростиславича, рекомого Берладником, который крест целовал, держишь ты в нужде и позоре. Безвинно страдает он, а ты ещё боле его муку усугубить хочешь - отдать на убийство? Разве это человечно? Разве это деяние достойно Мономахова сына?

    - Иванка Берладник меня предал! - возразил Юрий упрямо.

    - А тебе ведома вина его? Слыхал я о нём, посылал своего человека, дабы исповедался он, и признался оный Берладник, что на тебя крамолу не ковал, а ежели в чём провинился, то лишь в том, что волю любил больше тебя. Но да это грех невеликий - известно, что сей Берладник княжьего рода, двухродный брат зятя твоего, а значит, и тебе родич. Так достойно ли за такую малую вину князя, да родича своего, выдавать на убойство?

    - Берладник предо мной виновен, - стоял на своём Юрий.

    - Вспомни Писание, Отец твой, Владимир Мономах, зело учёный муж был. Бога любил и почитал и наверняка ведал, что сказано было в Евангелии: «Сколько мне прощать брату моему? Не до семи ли раз? - И рече ему Иисус: «Не до семи, но до семижды семи». Ты и едину вину слуги твоего Иванки Берладника простить не мог! И на сие дело нет моего благословения! Запомни, княже!

    Не став дожидаться трапезы, отец Гавриил проворно удалился.

    До вечера Юрий был тих и задумчив. Из ещё одного монастыря, из самой Киево-Печерской лавры, пришло от тамошнего игумена послание - он осуждал князя за столь неблаговидный поступок. Третье за короткий срок известие грозило разладом с церковью, хотя издавна повелось, что монахи готовы оправдать любой поступок князя - лишь бы одаривал монастыри и храмы со всей щедростью. Однако Юрий был упрям и привык стоять на своём. Назавтра же галичане увезут Берладника. Увезут тайно, а он потом скажет, что свершилось сие без его ведома.

    Ободрённый такой мыслью, он прошёл на женскую половину терема к жене.

    Там стоял весёлый смех и гомон - под прибаутки девок и мамок катался по дорогим коврам живой комок: меньшой княжич Всеволодушка, или, по-гречески, Димитрий. Ирина упорно называла младшего сынка крестильным именем. Было ему от силы полтора года, жил он ещё на попечении мамок и нянек.

    А придёт пора - посадят княжича на коня, приставят к нему пестуна, и будет он учиться науке мужской, ратной. Пока светловолосый пухлый мальчик смеялся заливисто и звонко, но мать что-то не радовалась за сына.

    Юрий немного постоял в дверях, глядя на младшего сына. Троих подарила ему гречанка Ирина, ещё восьмерых - половчанка Мария. Частые роды и сгубили её. Двоих уже не было на свете - Ивана и Ростислава, хворым от рождения был Ярослав, да и Борис тоже последнее время что-то болел, а надёжа-Андрей отдалился и дело отцово предал.

    Ирина заметила мужа, шумнула девкам, те убрались прочь, унеся с собой и малого княжича. Княгиня встала навстречу князю. Юрий сразу заметил грустинки в её глазах:

    - Что-то ты нерадостна, душа моя?

    - Весть худая пришла, - ответила Ирина. - Прослышала я, что ты держишь в заточении Ивана?

    Юрий сразу догадался, о каком Иване идёт речь.

    - Откуда вызнала? - только и спросил он.

    - Отец Константин написал, - молвила жена. - Зело удивляется, как в нашей стране возможно такое варварство - ведь он слуга твой верный. И Святослава нашего берег в Суздале. Кто теперь за княжича вступится, коли его рядом нет?

    - Ничего ты про Ивана не ведаешь, а судить взялась, - рассердился Юрий. - Нет ему веры!

    - Я сына ему доверила! - возразила женщина. - Митрополит за него встал!

    Это уже было серьёзно. Если вправду замешан тут Константин Первый, дело осложнялось. На всякий случай Юрий решил выждать. Пришедшим на другое Утро галичанам было сказано, чтобы переждали ещё Немного дней.

Глава 8

    Ежечасно Иван ждал смерти. Каждый раз, когда чуткое поневоле ухо доносило топот копыт, он думал, что это едут за ним. Громкие людские голоса означали, что вороги пришли пешими. Грохот подводы напоминал о близкой казни.

    После нескольких солнечных дней опять пошёл ливень. Опять потоки грязной, смешанной с пылью воды бежали по улицам, заливались в низкое окошко поруба, и скоро солома, на которой лежал узник, пропиталась водой, как недавно на ладье. Ивану пришлось сидеть в грязной луже, пока вода не впиталась в землю, уйдя через щели в брёвнах.

    Однажды он услышал приближающийся грохот подводы, топот копыт и людские негромкие голоса. А потом над головой задвигались шаги и зазвучали глухие удары, от которых замерло сердце - это разбирали, стуча топорами, крышу поруба. По-иному, кроме как выломав брёвна, узника достать было нельзя.

    Яркий свет хлынул в поруб. Затем спрыгнули трое молодцов и с ними кузнец. Иван шарахнулся, заслоняясь рукой.

    - Давай живее поворачивайся! - прогремел с края ямы незнакомый простуженный голос.

    Кузнец старательно сбил с горла Ивана ошейник, молодцы помогли вылезти из ямины. Встав на землю, Иван покачнулся, дыша глубоко и удивлённо. Обернулся на церковку, стоявшую неподалёку, перекрестился, обводя взглядом высокие заборы боярских хором, собравшийся поглазеть на него люд. Дружинники, конные и пешие, мешали, окружив его со всех сторон.

    Кузнец вылез. Ивана толкнули к подводе, и он боком упал на солому, дожидаясь, пока его снова закуют.

    - Надёжней куй, - велел тот же простуженный голос. На сей раз он показался Ивану знакомым. Он с некоторым изумлением узнал боярина Андрея Высокого, что вёз его сюда из Суздаля.

    - Нешто ты меня и в последний путь снаряжаешь? - не удержался от вопроса.

    - Великий князь Юрий Владимирич Долгорукий повелел тебя, холопа, в Суздаль воротить и там в порубе держать во всей строгости, покуда не решит, что с тобой делать.

    Иван задохнулся. Суздаль не Галич. Быстрая и тяжкая смерть заменена долгим умиранием в подземелье на цепи, если не случится чуда и Долгорукий не переменит своего решения ещё раз.

    Подвода затряслась по улицам Киева, направляясь к Подолу, туда, где уже стояла готовая к отплытию ладья.