Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник) - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, вы, должно быть, его видели, когда проходили. Она сирота, из небольшого местечка, здесь неподалеку. Ле-Лож, знаете?.. Однажды она познакомилась с одним приезжим, остановившимся в отеле, иностранцем. Они поженились. Сейчас она живет на вилле с двумя детьми и служанкой.
– Месье Сваан не живет в Фекаме?
Возникла пауза, фотограф с женой переглянулись. Заговорила жена.
– Поскольку это полиция, лучше все сказать, так ведь? К тому же вы и сами узнаете. Предупреждаю, это всего лишь слухи… Месье Сваана почти не бывает в Фекаме. Если он приезжает, то лишь на несколько дней, а иногда вообще бывает здесь проездом.
Первый раз он приехал сюда почти сразу после войны[22]. В то время как раз начали налаживать рыбный промысел в Ньюфаундленде, о котором пришлось забыть на пять лет… Он якобы хотел изучить вопрос и вложить средства в открывающиеся предприятия.
Он утверждал, что родился в Норвегии и зовут его Олаф. Рыболовы, добывающие сельдь, иногда плавают до Норвегии и говорят, что там это распространенное имя.
Тем не менее прошел слух, что на самом деле он немец, промышляющий шпионажем. Поэтому, когда он женился, его жену все обходили стороной.
Затем стало известно, что он моряк и плавает младшим офицером на немецком торговом судне, потому-то и приезжает сюда так редко. Слухи прекратились, но такие люди, как мы, все же предпочитают остерегаться.
– Вы сказали, у них есть дети?
– Двое. Девочка трех лет и грудной младенец, ему всего несколько месяцев.
Мегрэ вынул фотоснимок из альбома и попросил показать, где находится вилла. Идти туда было еще рано.
Два часа он провел, сидя в портовом кафе и слушая разговоры моряков о ловле сельди, которая была в самом разгаре. Пять черных траулеров выстроились вдоль набережной. Рыбу выгружали целыми бочками, и воздух насквозь пропитался ею, несмотря на сильный ветер.
Чтобы добраться до виллы, он прошел вдоль пустынного мола, обогнув закрытое казино, стены которого еще были обклеены афишами прошлого лета.
Наконец он взобрался по крутой тропинке, начинавшейся у подножия утеса. Кое-где мелькала ограда какого-то дома.
Вилла, которую он искал, была из красного кирпича, средних размеров, уютная. Чувствовалось, что в хорошее время года за садом с дорожками из белого гравия тщательно ухаживали. Из окон наверняка открывался красивый вид.
Он позвонил. Датский дог, не издавший ни звука и выглядевший от этого еще более устрашающе, подбежал, чтобы понюхать его через ограду. После второго звонка появилась служанка и, заперев пса, спросила:
– Что вам угодно?
Она говорила с местным акцентом.
– Я хотел бы видеть месье Сваана.
Казалось, она колеблется.
– Я не знаю, здесь ли месье… Сейчас спрошу.
Она не открыла ворота. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Мегрэ вымок до нитки.
Он увидел, как служанка поднялась по ступенькам и исчезла в доме. Затем в одном из окон шевельнулась занавеска. Некоторое время спустя девушка вернулась.
– Месье вернется только через несколько недель. Он в Бремене.
– В таком случае я хотел бы поговорить с мадам Сваан.
Она снова замерла в нерешительности, затем все же открыла ворота.
– Мадам не одета. Вам придется подождать.
Она провела комиссара, с одежды которого ручьями стекала вода, в опрятную гостиную с белыми занавесками на окнах и натертым до блеска паркетом.
Мебель была новой и добротной, такую часто можно встретить в мелкобуржуазном интерьере. Она была выполнена в стиле, который в 1900 году назывался «модерн».
Все из светлого дуба. В центре стола – цветы в вазе из «художественной» керамики. Салфетки с английским шитьем.
Из общего стиля выбивался стоявший на круглом столике великолепный самовар из чеканного серебра, который один стоил больше, чем вся меблировка.
Где-то на втором этаже раздался шум. В другом месте, за стенами первого этажа, плакал ребенок, и чей-то голос тихо и монотонно шептал ему успокаивающие слова.
Наконец в коридоре послышались приглушенные шаги и шорох платья. Открылась дверь, и комиссар Мегрэ увидел перед собой молодую женщину, которая наспех оделась, чтобы принять его.
Она была среднего роста, скорее в теле, чем худая, и на ее красивом серьезном лице сейчас читалась смутная тревога.
Тем не менее она улыбнулась и спросила:
– Вы не хотите присесть?
С пальто Мегрэ, а также с его брюк и ботинок стекали тонкие струйки воды, образуя на блестящем паркете маленькие лужицы.
Он не мог в таком виде сесть в бархатное кресло нежно-зеленого цвета.
– Если не ошибаюсь, мадам Сваан?
– Да, месье.
Она бросила на него вопросительный взгляд.
– Прошу прощения за беспокойство, речь идет о простой формальности. Я из полицейского отделения по контролю за иностранцами. В данный момент мы проводим перепись…
Она ничего не ответила. Было непонятно, успокоило ее это сообщение или, наоборот, взволновало.
– Полагаю, месье Сваан – швед, ведь так?
– Нет. Норвежец. Но для француза это одно и то же. Я сама поначалу…
– Он морской офицер?
– Он плавает младшим офицером на «Морском дьяволе» из Бремена.
– Понятно. Значит, он работает на немецкую компанию.
Ее лицо порозовело.
– Судовладелец действительно немец. По крайней мере по документам.
– То есть?..
– Не думаю, что имеет смысл скрывать от вас… Вам должно быть известно, что со времен войны торговый флот находится в кризисном состоянии. Даже здесь вам назовут капитанов дальнего плавания, которые вынуждены из-за нехватки мест наниматься младшими офицерами. Кто-то занимается рыболовством в Ньюфаундленде и Северном море.
Она говорила с некоторой поспешностью, но мягким, ровным голосом.
– Мой муж отказался от контракта на плавание в Тихом океане, где больше работы, поскольку тогда он смог бы возвращаться в Европу только раз в два года. Почти сразу после нашей свадьбы американцы зафрахтовали «Морского дьявола» на имя немецкого судовладельца. Олаф как раз приехал в Фекам, для того чтобы выяснить, нет ли здесь других шхун на продажу… Теперь вы понимаете? Речь шла о контрабанде алкоголя в Соединенные Штаты[23]. На американские средства были основаны крупные компании, их представительства находятся во Франции, Голландии и Германии. В действительности мой муж работает на одну из таких компаний. «Морской дьявол» осуществляет поставки по так называемой «Ромовой дороге»[24]. Так что ничего общего с Германией у него нет.
– В данный момент он в море? – спросил Мегрэ, не сводя глаз с красивого лица, в котором читалась искренность и таилось нечто волнующее.
– Не думаю. Понимаете, эти поездки не так регулярны, как у пассажирских теплоходов. Но я всегда стараюсь приблизительно рассчитать местонахождение «Морского дьявола». Сейчас он должен быть в Бремене или на подходе к нему.
– Вы уже бывали в Норвегии?
– Ни разу! Я, можно сказать, и за пределы Нормандии не выезжала. От силы два-три раза, на несколько дней в Париж.
– С мужем?
– Да. Включая свадебное путешествие.
– Он ведь блондин?
– Да… Почему вы меня об этом спрашиваете?
– С небольшими светлыми усиками, постриженными совсем коротко?
– Да… Впрочем, я могу вам показать его фотографию.
Она открыла дверь и вышла. Мегрэ услышал, как она ходит в соседней комнате.
Она отсутствовала дольше, чем можно было ожидать. И в доме раздавался звук открываемых и закрываемых дверей, странных хождений туда и обратно.
Наконец, она вновь появилась, немного взволнованная, нерешительная.
– Прошу прощения, – произнесла она. – Я не смогла найти эту фотографию. С детьми дома всегда беспорядок…
– Еще один вопрос. Кому вы давали ваш портрет?
Он показал фотоснимок, который взял у фотографа. Мадам Сваан залилась краской и пробормотала:
– Не понимаю…
– У вашего мужа наверняка есть такой снимок?
– Да. Мы как раз обвенчались, когда…
– Больше ни у кого нет этой фотографии?
Казалось, она вот-вот расплачется. Ее губы дрожали, выдавая смятение.
– Нет…
– Благодарю вас, мадам.
Когда он выходил, в прихожую выбежала маленькая девочка. Мегрэ не пришлось вглядываться в ее лицо. Это была живая копия Петерса Латыша!
– Ольга! – недовольно воскликнула мать, подтолкнув ребенка к приоткрытой двери.
Комиссар снова оказался на улице под проливным дождем.
– До свидания, мадам.
Мегрэ увидел ее на секунду в проеме двери, и ему показалось, что он оставляет эту женщину, которую застал врасплох в тепле ее собственного дома, в состоянии глубокой растерянности.
Были также другие признаки тревоги, едва уловимые, почти неразличимые, в глазах молодой матери, закрывающей дверь.
Глава 5
