Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья - Михаил Крикуненко

Все повернулись в сторону снующих по головам друг друга мышей в указанной профессором клетке. Действительно, лишь одна из них, самая тощая, спокойно сидит в углу и грызет семечки, выплевывая шелуху.

— Так же и у людей. Если в толпе один побежит, побегут и остальные, топча упавших, вдавливая их в асфальт, — продолжил профессор. — На «нужную» волну людей может настраивать и пропаганда, как инструмент индукции. Почему некоторые из детей нацистов, в которых те же гены, что в их отцах, презирают и даже публично осуждают их действия? Дело в том, что изменилось время. Изменился полюс индукции. Если бы нацизм не был повержен и осужден мировым сообществом, скорее всего, многие дети нацистов с успехом продолжили бы дела отцов и сжигали в крематориях неполноценных, по их мнению, людей. У них не было бы и тени сомнения в том, что они поступают правильно. Сам мир, в котором они родились, диктовал бы им это. Лишь единицы противились бы чудовищным злодеяниям как отщепенцы, пошедшие против законов племени. Но дети нацистов прожили другую жизнь. Спокойную, тихую, среднестатистическую, в раскаяниях за грехи отцов, поступки которых осудило сильное большинство. История в очередной раз изменилась. Сделав замысловатый виток, она побежала в противоположную сторону, найдя себе новое русло, как река. Разумеется, я говорю о тенденции, не рассматривая частные исключения из правил. Этот пример доказывает, что и вы, Люк, и вы, Канта, правы. Отчасти важны окружение и воспитание. Как и мнение большинства, о котором мы говорили применительно к искусству. В этом тоже заложена индукция. Но это далеко не всё.

Вернемся на время к генетике. Ваша внешность, Люк, ваш большой французский нос и карие глаза, цвет ваших волос и форма скул определены генами, а не образованием или воспитанием. Не окружением. Гены влияют на вашу внешность, цвет кожи и поведение. Во многом это называют характером и наследственностью. Но есть нечто, присущее всем людям, — контролируемая или бесконтрольная агрессия. Как вы считаете, Люк, французы — агрессивная нация?

— Французы могут постоять за себя, но редко лезут в драку первыми, — ответил Люк.

— Ну, история Франции знает разные примеры, — засомневался Стивен.

— То есть у французов есть предсказуемая национальная черта поведения? — уточнил Полозов у Люка.

— Наверное, как у любой нации, — сказал Люк.

— А какая нация, на ваш взгляд, самая агрессивная? Самая неуживчивая? — не унимался Полозов.

— Вы задаете странные вопросы, Александр, — сказал Люк. — Это уже пахнет национализмом.

— Дело не в национализме, а в национальных особенностях, — сказал Полозов. — Вы же не будете оспаривать, что большинство террористических организаций, несущих миру зло, вышло из совершенно конкретных точек планеты? Когда говорят, что у терроризма нет лица или национальности, это неправда. Некоторые регионы Земли почти никогда не знали мира. В этих адовых котлах всегда кипит война, то затихая, то разгораясь вновь, периодически втягивая в конфликты другие страны.

— К чему вы клоните? — спросил я. — Не хотите ли вы сказать, что от национальности людей, их генофонда зависит степень их агресии?

— Именно, — ответил Полозов. — И это еще одна причина нестабильности мира, причем существенная. И не надо меня обвинять в фашизме, против которого я только что выступал. Вне сомнения, уровень агрессии у разных национальностей и рас отличается. Мы называем это этническими особенностями характера, которые в конечном счете обусловлены генами. Например, южане всегда более вспыльчивы и агрессивны, чем северяне. В человеке тридцать процентов животных инстинктов, которые он унаследовал от первобытных предков, и семьдесят процентов наработанного опыта за более чем сто пятьдесят тысяч лет. Однако неизменными остались агрессия и страх. Лучше всего эту теорию доказывать на животных. Возьмем собак. Вряд ли кто-то из вас будет утверждать, что по степени агрессивности все породы равны. Есть добродушные собаки, например, лабрадоры, сенбернары, бладхаунды. Есть собаки с чётко выраженной агрессией — кавказская, среднеазиатская, южнорусская овчарки. При этом они умны и при правильном воспитании остаются верными человеку, служат ему. Но есть еще и бойцовые собаки. Агрессивность их порой непредсказуема и не знает предела. Нередко сами хозяева становятся их жертвами.

— Все же мне не нравится сравнение человека с собаками, — сказал я. — Что следует из ваших заключений? Не собираетесь же вы привить гены «добрых» народов более агрессивным?

— Мы подошли к самому интересному вопросу, — сказал Полозов. — «Кровь — великое дело! Вопросы крови — самые сложные вопросы в мире», — как справедливо выразился великий Булгаков. Итак, агрессивное поведение человека зависит от наследственности, воспитания в семье, социальной среды и индукционного фона обстоятельств, и его вызывает не один ген, а целый ряд факторов. И это сильно усложняет мою задачу. Кроме того, есть еще одна проблема. Существуют виды агрессии, необходимые для выживания. Например, материнский инстинкт, когда мать защищает своего ребенка. Если человека лишить всех проявлений агрессии, он превратится в безвольное существо и будет обречен на вымирание. Таким образом, я пришел к выводу, что на агрессию необходимо воздействовать, учитывая все факторы. — Полозов сделал паузу и взволнованно расстегнул ворот своей льняной сорочки. Было видно, что профессор собирается провести свой триумф самым торжественным образом. Возможно даже, что он не раз репетировал свою речь.

— Итак, виды агрессии — они как микробы. Есть полезные и есть вредные. В нашем недавнем споре вы, Люк, упомянули о том, что агрессия может быть полезной, помогая хищникам охотиться, и оказались недалеки от истины. Когда я понял, что полное уничтожение агрессивности человека приведет к его гибели, я был в полном отчаянии. Труд всей моей жизни оказался напрасным. Я бы сошел с ума или покончил с собой, если бы сама Мать Шанти, не иначе, не натолкнула меня на один факт.

В лаборатории повисла тишина. Казалось, даже мыши перестали пищать и замерли в клетках, слушая профессора.

— Как-то давно, лет десять назад, я заметил, что местные жители постоянно жуют какую-то траву. Все они казались людьми спокойными и уравновешенными. Я ни разу не видел, чтобы они повышали друг на друга голос или вели себя как-то агрессивно. Даже когда в их семьях случались трагедии, они спокойно их переживали. Поначалу я списал это на местные обычаи, медитацию, философию и никак не связал с растением, продолжая поиски гена агрессии. Но в период моего отчаяния Мать натолкнула меня на мысль вернуться к изучению особой уравновешенности местного населения. И я понял, что не во всех ближних провинциях можно наблюдать такое поведение. Так вели себя только жители деревень, расположенных вокруг Санвилля. Тогда меня осенило, что Мать Шанти не случайно выбрала это место. Я взял анализы крови у нескольких местных жителей из разных деревень. Когда были готовы результаты, я не поверил своим глазам. Уровень серотонина у всех был в идеальных значениях. То есть не низкий и не высокий, что крайне важно. Серотонин, как известно, кроме прочего, отвечает за настроение человека. Если уровень серотонина сильно понижен, человек может впасть в депрессию, становится раздражительным и агрессивным. Излишки этого сложнейшего соединения также могут спровоцировать неадекватное поведение. И тогда я начал изучать лимай — то самое растение, которое постоянно жуют местные жители, — с этими словами Полозов снял с полки стеклянную колбу с каким-то раствором, в который был погружен длинный зеленый стебель. — Еще семь лет я изучал лимай, пока наконец совсем недавно не раскрыл его тайну. Мы уже обсудили, что на агрессивное поведение человека влияет много вещей. Но, так или иначе, все наследственные, этнические, воспитательные, образовательные и другие факторы подчинены единой химии тела. Фермент моноаминоксидаза контролирует серотонин, отвечающий за настроение. Это известно. Но на самом деле все оказалось гораздо сложнее. Как сделать так, чтобы серотонин всегда был в норме у совершенно разных людей в разных ситуациях? На эти вопросы мне ответил лимай. — Полозов выдержал паузу, затем взболтал колбу с растением и вытянул перед собой. Мы молчим, заинтригованные рассказом профессора.

— Лимай сам регулирует настроение. Он дает каждому человеку ровно столько гармонии, сколько ему нужно для ощущения счастья, — победно заключил Полозов.

— Вы хотите сказать, что создали препарат счастья, профессор? — заговорил Мигель первым из нас.

— Именно! — ответил Полозов. — Теперь это можно утверждать совершенно точно. Лимай не только поддерживает серотонин в идеальных для каждого человека значениях, он обладает целым набором свойств, дающих ощущение абсолютного счастья.