Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья - Михаил Крикуненко

— Но счастье каждый понимает по-своему, — сказал Стивен. — У него не может быть универсальной формулы.

— Разумеется. В нашем случае под счастьем я рассматриваю состояние человека, в котором он лишен агрессии и депрессий. Назовем это удовлетворенностью жизнью. Лимай выравнивает все факторы, приводя их в идеальную норму: поднимает общий уровень удовлетворенности, невзирая на генетическую или наследственную предрасположенность, в результате выравнивается индукционный фон. Люди, принимающие лимай, не способны заражать друг друга агрессией. Напротив, они «заражают» друг друга спокойствием и доброжелательностью. Таким образом, такой опасный фактор, как индукция, начинает работать на блокирование агрессии. Находясь в Санвилле, я не совсем порвал с Большим миром. Мне нужно было следить за исследованиями других ученых в этой области. Я изучал научные статьи, вел с ними переписку. В этом мне помогал Интернет, — профессор пошевелил «мышку» компьютера, и по рабочему столу забегали виртуальные муравьи, символизируя трудолюбие и упорство.

— Но Интернет в Санвилле строжайше запрещен, он есть только в доме Совета общины, — сказала Ратха. — Это нечестно, в конце концов!

— Хлоя с Дэниелом сделали для меня исключение. Я ценю их отношение к проекту. Кстати, эта пуповина, связывающая общину с Большим миром, обходится недешево. Интернет распределяется от специального спутникового аппарата, установленного на крыше дома Совета общины. Это вынужденная мера, ибо невозможно изменить Большой мир, не следя за тем, как он развивается. Как видите, Михаил, мы не совсем замыкаемся в Санвилле, пытаясь изменить мир, но и не пересекаемся с ним, — обратился профессор ко мне по поводу нашего недавнего спора и продолжил: — Так вот, проводя свои исследования, я пришел к выводу, что даже в Большом мире счастье не связано с деньгами или социальным положением человека. Оказывается, самые счастливые люди живут в Нигерии! Далее следуют американцы и англичане. Несчастнее других оказались жители Восточной Европы и России. А самые несчастные народы планеты — жители Танзании, Зимбабве и Молдавии. Это еще раз подтвердило мою теорию — счастье имеет географический характер. Но мне было непонятно, что связывает такие разные регионы мира. Ведь уровни жизни, например, в Нигерии и США, отличаются кардинально!

Открытие, которое стало возможным благодаря провидению Великой Шанти, потрясло меня! Я обнаружил, что растения, сходные с лимаем, только известные под другими названиями, произрастают в Нигерии и некоторых южных регионах Америки. В некоторые страны, где он не растет, его в составе специй и приправ экспортируют. Лимай в измельченном виде — прекрасная приправа, придающая пище особый вкус. Называют его везде по-разному, но практически во всех странах, признанных «счастливыми», в той или иной степени употребляют лимай, причем на протяжении десятилетий, а где-то и столетий. Разумеется, ничтожные дозы потребления этого растения не могут победить преступность и агрессивную натуру людей, но снижают общий уровень депрессии.

— Но ведь вы всегда искали ген агрессии, а не формулу счастья, — сказал Люк. — Зачем вы морочили нам голову?

— Скоро вы все поймете, Люк. Если человек с самого рождения будет пребывать в состоянии умиротворения, агрессивные механизмы будут заблокированы, и со временем появится абсолютно новый вид людей. Кровь и индукция! Генетика и психологическое заражение — вот краеугольные камни человеческой агрессии и человеческого же счастья! Согласно моей теории можно разработать препарат на основе лимая. Разумеется, мы не сможем изменить ДНК уже существующей, сформировавшейся части населения планеты в короткое время. Но мы сможем поддерживать общий благоприятный фон. Лимай можно будет добавлять в нужных пропорциях во все продукты и воду, потребляемые человечеством. По моим прогнозам, это сократит общий уровень агрессии на 60–70 процентов в течение первых пяти лет. Исчезнут войны, а сами проявления агрессивности будут носить менее выраженный характер. Со временем «вредная» агрессивность исчезнет сама, претерпев ряд мутаций. У людей станет появляться здоровое потомство, лишенное бессмысленной злобы. Останутся только необходимые для выживания качества — такие как материнский инстинкт, например. Но даже он будет выражаться в спокойной заботе о потомстве, без крайностей, когда самка набрасывается на каждого, кто приближается к ее детенышу. В этом отпадет необходимость. При распространении идеологии Санвилля и заветов Великой Шанти мы достигнем своей цели. Человечество станет абсолютно счастливым. Агрессия останется в ужасном прошлом. Именно это я и имел в виду в наших с вами беседах, дорогой Люк, — закончил профессор.

Мыши снова завозились в клетках. Мы молчим, переваривая информацию. Все время, пока Полозов говорил, Канта не сводила с него глаз. Было видно, что услышанное приятно потрясло ее. Широко раскрытые глаза Канты будто светились темным янтарем.

Профессор поставил колбу с лимаем обратно на полку, вытер пот со лба бумажной салфеткой.

— Ну а теперь я покажу вам то, ради чего привел вас сюда, ведь просто рассказать все можно было и за чашкой чая. Лаборатории же существуют для экспериментов, — и с этими словами профессор извлек из шкафа толстые кожаные перчатки с длинными, широкими краями, защищающими запястья.

— Обычно такие перчатки используют для соколиной охоты. Они защищают руки от когтей и клюва хищной птицы, — сказал Полозов и подошел к самой большой клетке с огромными крысами. — Это самая агрессивная популяция крыс. Она была выведена специально в сотом поколении. Могу ручаться, это самые агрессивные крысы из всех, что живут на Земле. Поэтому не рекомендую подходить близко к клетке.

Полозов поставил колбы с желтой и красноватой жидкостями, извлеченные ранее из холодильника, на высокий столик на колесах. Туда же положил шприц и подкатил столик к клетке с толстыми прутьями. Мы встали за спиной профессора. Крысы размером с крупных кошек бросились на клетку, как только увидели приблизившихся людей. Ратха взвизгнула и отскочила. Невольно все отступили на шаг назад. Свирепые узкие морды мутантов протискиваются между прутьями решетки, грызя их в слепой ярости острыми зубами.

— Опыты на крысах с повышенным уровнем агрессивности только подтвердили мои догадки: на агрессивно-депрессивные состояния оказывает влияние весь генный механизм. При этом у таких крыс выявлена намного меньшая активность серотонина в структурах головного мозга, если сравнивать их с так называемыми добрыми крысами.

Полозов подошел к клетке, стоящей в противоположном углу, открыл ее, запустил туда руку без перчатки, извлек белую крысу и посадил ее себе на плечо. Та принялась обнюхивать дужку профессорских очков.

— Это совсем другая популяция, — продолжил Полозов. — О чем я и говорил, цитируя Воланда, «кровь — великое дело!» Фермент, отвечающий за контроль уровня так называемых гормонов счастья из серотониновой группы, у «добрых» крыс в норме.

Полозов вернул «добрую» крысу обратно в клетку и вернулся к «злым». Затем взял шприц и набрал в него немного желтой и красноватой жидкостей.

— Это препараты, сделанные из вытяжек лимая разного периода созревания растения. Вместе они работают эффективнее: блокируют рецепторы, отвечающие за агрессию, и одновременно стимулируют гормоны счастья, — профессор надел кожаные перчатки, которые свирепые крысы не смогут прокусить. — А теперь внимание! Отойдите еще на три шага назад, — приказал он.

Мы повиновались.

Полозов приоткрыл дверцу клетки, металлические прутья которой со страшным скрежетом пытаются перекусить крысы-мутанты. Как только рука профессора оказалась внутри, в перчатку сразу вцепилась одна из крыс. Полозов сжал руку и проворным движением вытащил животное наружу, захлопнув клетку. Крепко держа огромного грызуна в руке, Александр Дмитриевич прижал его к столу. Свободной рукой он взял шприц, вонзил иглу в заднюю лапу крысы и медленно ввел препарат. Гигантская крыса словно ничего не почувствовала, лишь в бессильной злобе вонзила зубы еще глубже в перчатку. Мы боимся пошевелиться. Минуты через три препарат начал действовать. Крыса затихла, и профессор посадил ее на столик. Огромный грызун стал с любопытством обнюхивать пробирки. Полозов снял перчатки и посадил крысу на ладонь, поглаживая как кошку. Казалось, еще немного, и крыса начнет мурлыкать.

— Браво! Браво, профессор! — воскликнул потрясенный Мигель.

— Здорово! — Канта в восторге захлопала в ладоши. Я давно не видел ее такой веселой.

— Это прямо «Подобрин» какой-то, — сказал Люк. — И что, теперь эта крыса стала «доброй»?

— Ненадолго, — ответил профессор, — сегодня я помещу ее на карантин в отдельную клетку. Иначе ее сожрут агрессивные сородичи. Но завтра — увы, она снова проснется монстром. И тогда я верну ее к остальным. Препарат имеет ограниченное время действия. Как его закрепить в организме — это тема дальнейшей работы. Но главное — он действует! И если эти крысы будут принимать лимай пожизненно вместе с пищей и водой в нужных дозах, они станут спокойнее. А со временем, через несколько поколений, у них появится потомство, отсутствие агрессии в котором будет закреплено уже генетически. Но лимай обязательно должны принимать и «добрые» крысы. Как я уже сказал, растение выравнивает эмоциональный фон, приводя его к средним значениям у всех особей, вне зависимости от генетики и прочих факторов, давая каждому столько счастья, сколько ему необходимо, чтобы жить в социуме.