Остро заточенный удар - Алексей Макеев

– Вот, изучайте… – Петр протянул тоненький скоросшиватель. – Тут вся исходная документация.

– Что-то наработали жиденько… – Взвесив на руке скоросшиватель, Лев раскрыл его и углубился в изучение подшитых документов. – Так, что тут у нас? Протоколы, справки, акты экспертизы… Ну-ка, ну-ка… Значит, орудие убийства здесь тоже не найдено. Предположительно – полированный, заточенный металлический стержень слегка конической формы длиной около ста двадцати миллиметров. Скорее всего, стержень несколько изогнут, его толщина у основания около семи миллиметров…

– Что-то это мне напоминает!.. – Стас на мгновение задумался. – А! Точно! Зуб от вил. Занятный вариант… Это что же, если булыжник – оружие пролетариата, то колхозные вилы – последний писк киллерской моды?

– Да, действительно, довольно странный выбор орудия убийства… – Петр бросил окурок в пепельницу. – И в самом деле отдает какой-то ритуальщиной. Вы на всякий случай проверьте и эту версию.

– А мы что, уже дали согласие начать расследование по этому происшествию? – Стас искоса воззрился на Орлова. – По-моему, речи об этом пока еще не было.

– Было – не было… – устало отмахнулся тот. – Думаю, это в обсуждении не нуждается. Приказ отдан оттуда! – Петр ткнул пальцем в потолок.

– Интересный момент! – Не слушая их, Лев продолжал изучать документы. – На месте убийства вообще не найдено каких-либо следов или улик. Ничего! Ни отпечатков пальцев, ни следов обуви, ни волоска, ни ниточки. Единственное, что дает повод к размышлению, – открытое окно спальни. Но она на втором этаже, а ни на подоконнике, ни на наружной стене тоже никаких следов.

– Значит, можно снимать очередную серию детского боевика «Карлсон разбушевался», – хохотнул Стас. – А ты говоришь, «не глухарь»… Ну, вот за что тут зацепиться? Ситуация – как бильярдный шар: ни сучка, ни задоринки.

– А вот на то вы и опера, чтобы суметь найти и «сучок», и «задоринку», – Орлов изобразил внушительный жест рукой. – Дерзайте!

– Ну что, пошли, подерзаем?… – Потянувшись, с едкой ухмылкой Стас покосился в сторону Гурова и поднялся с кресла. – В смысле, проявим должную, так сказать, смекалку и инициативу.

– Да пошли уж… – Лев тоже поднялся и, небрежно помахав Орлову рукой, направился к двери.

Выходя следом, Стас не преминул изобразить шутовской реверанс, на что Орлов лишь сокрушенно вздохнул с выражением полной безнадеги на лице. Выйдя на улицу, Стас закурил и протянул пачку Гурову.

– Да нет, спасибо, что-то не тянет… – отказался тот. – А ты сейчас куда? На свиданку к Нике?

– Вообще-то, да… – пыхнув сигаретой, признался тот. – Могу и тебя взять. Думаю, Юля будет мне очень за это признательна.

– Нет, друг, спасибо – ты же меня знаешь…

– Значит, домой? – состроив понимающую мину, поинтересовался Стас.

– Нет, созвонюсь с Амбаром, попробую что-нибудь выведать через него. Вдруг в криминальных кругах что-то просочилось? – Гуров достал свой сотовый.

Набрав номер Константина Бородкина, своего бессменного информатора, он коротко известил:

– Через час встречаемся.

Обменявшись со Стасом рукопожатием, Лев направился к станции метро. Спускаясь вниз на эскалаторе, стоя на платформе в людской толчее, он размышлял о возможных перипетиях предстоящей работы. Вернее, старался заставить себя думать о ней, но мысли вертелись вокруг Марии. Через полторы недели труппа должна была вернуться из Индии… Не так давно Мария рассказывала по телефону, что им, в порядке культурной программы пребывания, уже показали Ганг – священную реку индусов – и покатали на слонах. Всего через каких-то десять дней она обязательно приедет! А потом до середины осени их труппа будет работать сразу над двумя новыми постановками.

– Вот тогда, Лева, я постоянно буду дома. Как бы еще не сказал потом, что надоела до чертиков зеленых! – Смеясь, Мария потрепала кончик его уха.

Лев невольно улыбнулся своим мыслям. Когда ж это такое было, чтобы она ему надоела?! На душе вдруг сразу стало легче, и Гуров начал пробираться к дверям вагона – приближалась его остановка.

Невдалеке от станции метро, в подвале старинного дома размещалась небольшая пивнушка под названием «Костюхин погребок». После того как Бородкин едва не «спалился», когда во время их беседы в пивной «Тараканище» туда заявился один из приятелей Амбара, Гуров решил в очередной раз поменять «явку». Как-то, проезжая по городу, он обратил внимание на вывеску кафе. Созвучие с именем Амбара его вначале позабавило, а потом навело на мысль – сделать «Костюхин погребок» новым местом встреч со своим информатором.

Отхлебывая пиво, Лев неспешно излагал обстоятельства того, о чем Бородкин должен будет выведать в среде криминальных личностей.

– …Уже двоих человек уложили таким вот шилом. Ну, это те, о ком нам известно. Возможно, есть и другие, о которых мы пока еще не знаем. Главное, убийца работает очень чисто, следов не оставляет вообще никаких. Кто он, за что убивает – непонятно. Провентилируй это дело, может, кто-то чего-то видел, слышал, знает?…

– Бу сделано, Лев Иваныч! – прожевывая воблу, закивал Амбар. – Скоро не обещаю, потому как дело, сразу видно, непростое, но, как только что узнаю, – сразу же вам звоню.

Выйдя из «погребка», Гуров снова направился к метро. Но ехать домой не хотелось – что делать одному в четырех стенах? Поэтому он решил идти пешком. Еще древние философы рекомендовали длительные пешие прогулки перед сном как весьма эффективное средство от меланхолии и бессонницы. Лев шагал по улицам, стараясь думать о чем-то отвлеченно-нейтральном, но достаточно позитивном. Он рассеянно смотрел на встречных пешеходов и вспоминал прошлогоднюю поездку с Марией на Черное море. Да-а-а… Это было незабываемо – тихие знойные вечера, прогулки по почти опустевшему пляжу, тихий плеск волн, набегающих на песок. Удастся ли съездить туда в этом году? Хотя бы в сентябре.

Но неожиданно в памяти всплыли и воспоминания совсем иного рода, никак не вписывающиеся в безмятежный позитив. Увы, имело место быть и такое… Это случилось во время одной из их с Марией поздних прогулок по пляжу. Когда они были уже в десяти минутах ходьбы от ворот санатория, внезапно, вынырнув из сумерек, перед ними предстали трое крупных парней с нехорошим, явно наркоманским блеском в глазах. Средний, с южными чертами лица, скорее всего главарь, держал в руке пистолет. Его подручные, в большей степени похожие на славян, были вооружены ножами.

– Бабки, золото – быстро! – вскинув пистолет, приказал главарь. – И ни звука – уложу на месте.

Молча достав из кармана бумажник, Гуров спокойно подал его главарю. Но едва тот протянул руку, последовал молниеносный удар ногой по его пистолету. Увесистая смертоносная железяка мгновенно улетела куда-то в темноту, а Гуров, не давая опомниться налетчикам, прямыми точными ударами правой и левой в долю секунды отправил в нокаут грабителей с ножами. Явив неплохое владение приемами джиу-джитсу, главарь попытался взять реванш, но его атака на строптивого «клиента» захлебнулась, едва начавшись. Пара эффективных, мастерски проведенных приемов боевого самбо привела его в состояние полной потери ориентации в пространстве и времени.

Когда милицейский наряд доставил задержанных Гуровым налетчиков в местное отделение милиции, там выяснилось, что за этим криминальным «трио» тянется длинный след грабежей и даже убийств. Законченные героинщики действовали нагло и дерзко, беспощадно пуская в ход оружие при малейшем сопротивлении своих жертв.

Лев, сопровождавший негодяев в отделение, расписывать Марии подробности криминальных «подвигов» местных отморозков не стал, чтобы понапрасну ее не беспокоить. Но женские языки все его старания свели на нет. На следующее же утро соседки по санаторию «просветили» Марию, существенно преувеличив свирепость задержанных бандитов, после чего она несколько вечеров подряд опасалась выходить за пределы охраняемой территории.

Вспоминая эти события, Лев ностальгически улыбнулся – несмотря на всевозможные мелкие неприятности, неминуемо сопутствующие реальной человеческой жизни, прошлое лето все равно было замечательным. И самое главное его достоинство – оно уже никогда не повторится. Хорошее ли, плохое ли оно выдалось – второго такого уже не будет. И каждое лето, как ни отмахивайся от этого факта, неминуемо приближает его, Льва Гурова, к общему для всех финалу – к тому дню, когда, проснувшись утром, он вдруг вспомнит, что спешить-то ему уже и некуда. Что кто-то другой откроет дверь его кабинета и отправится ловить каких-то других жуликов. А у него не будет необходимости даже подниматься с постели – отспешился… Бр-р-р-р!..

Потому-то и шагал он по тротуару, испытывая неизъяснимое удовольствие от ощущения легкости и упругости своей походки, от ощущения еще не ушедшей молодости и бездны нерастраченных сил. Мимо проносились потоки машин, кто-то спешил на танцы, в театр, на тусовки…