Кумир - Юля Пилипенко

– Тогда предлагаю отметить мой мертвый дебют.

Возникла продолжительная пауза. Гога, не реагируя, продолжал молча за ней наблюдать и курить. Вдруг его лицо расплылось в по-детски обаятельной улыбке.

– А куда ты на этот раз дела своих головорезов?

– Умирать перед камерой у меня плохо получается, но мигрень изображать я умею… И капризно отправлять их за шоколадом, который продается в одной-единственной бельгийской деревушке я тоже умею…

Она забрала у Гоги сигарету, небрежно отбросила ее в сторону… и расстегнула бляху на поясе его джинсов. Сигарета обиженно и одиноко тлела под гримировочным столиком…

– Потушить не хочешь? – Гога с обворожительной улыбкой на лице сверху вниз смотрел на роскошные волосы Киры, которые развивались напротив его ширинки.

– Давай устроим пожар напоследок… завтра нас здесь уже не будет… – сказала Кира, не отрываясь от своего занятия.

– Завтра будет завтра… милая… – Гога провожал взглядом свой крокодиловый пояс, который полетел в сторону сигареты.

– Завтра мне будет тебя не хватать… – задышала Кира прямо в расстегнутую ширинку.

– И мне… – прерывисто согласился Гога.

– Из нас двоих сейчас врешь ты… – Губы и язык Киры уже добрались до своей цели.

– Милая… Из нас двоих сейчас врут оба. Не отвлекайся… – сквозь смех и удовольствие выдавил из себя Гога.

…

Тонкая белая сигарета с отпечатками красного диоровского блеска на фильтре погасла в прерываемой стонами тишине.

…

Гога с удовлетворенным видом лежал на диване, попивая “Dom Perignon”, и периодически бросал взгляды на тяжелый крест, который покоился на безупречной обнаженной груди девушки. Кира пила шампанское из своей бутылки, уставившись в одну точку.

– Где-то я его уже видел… – Небрежным движением пальцев Гога перевернул крестик.

– Ты сегодня над ним рыдал, – безразлично сказала Кира.

– Забыла вернуть съемочный инвентарь?

– Нет. Это мой… Я его никогда не снимаю. Подарок…

– Он подарил?

– Да…

– И ты его даже в такие моменты не снимаешь? Какая преданность… Это… так трогательно, милая… – От вырвавшегося смеха Гога подавился шампанским.

– Этот крестик принадлежал его матери. – От злости и обиды Кира готова была заплакать.

– Господи… так ты поэтому его не снимаешь? – Гога больше не мог сдерживать хриплый хохот.

Она молча встала и начала одеваться. Гога продолжал лежать и с улыбкой за ней наблюдал.

– Знаешь, что меня в тебе удивляет, Гога? – сухо поинтересовалась Кира, натягивая на себя дорогущее белье.

– Ну… тебя мало чем можно удивить… Затрудняюсь ответить…

– Как можно одновременно быть таким настоящим на экране и таким искусственным в жизни?

– Секрет прост, милая. На экране ты такой, каким бы тебе хотелось быть в жизни… если бы твоя жизнь была настоящей. А в жизни ты такой, какой ты есть. Искусственная жизнь порождает искусственных людей. Доступно выразился? – Гога слегка приподнялся на мягком диване.

– И самое страшное, что, даже зная тебя, мне все равно будет тебя не хватать… – Кира повернулась в его сторону, из последних сил сдерживая слезы.

Гога послал ей страстный воздушный поцелуй:

– Милая, главное, береги себя от жестоких лучей нежного солнца Сан-Тропе…

Кира больше не могла выносить его цинизма и издевательств. В глубине души она всегда была очень ранимой, но научилась скрывать это под маской искушенности и безразличия. Но неделю назад маска начала сползать с ее лица, обнажая настоящую двадцатидвухлетнюю душу. Ей больше не хотелось ее носить. Ей просто хотелось быть собой. Элементарно быть собой. И страшно не то, что Гога убедил ее в том, что это возможно. Страшно даже не то, что Гога играл. И даже не то, что она в нем ошиблась. Страшно было то, что она не хотела вновь натягивать на себя эту чертову маску. Просто не могла. Не было сил… Она отбросила в сторону платье, которое еще секунду назад собиралась надеть, сползла вниз по стене и заплакала. Честно, искренне и как-то по-детски. У нее просто больше не было сил…

В первую секунду Гога растерялся. Он не ожидал такой реакции от самовлюбленной избалованной девчонки. Гога тихо встал с дивана, поднял с пола джинсы и бесшумно их натянул. За последние двадцать лет он так привык к всевозможным женским истерикам и слезам, которые распространялись и на его жизнь, и на его работу, что он давным-давно начал воспринимать их как примитивную манипуляцию. Но когда он посмотрел на Киру, внутри него что-то екнуло и перевернулось. Он не мог понять, что именно, но точно знал, что не может просто взять и оставить эту девочку здесь и сейчас. Ее слезы были настоящими. Они олицетворяли какую-то животную боль и безграничную степень отчаяния.

Гога тихо опустился на пол рядом с ней.

– Кира… девочка… – прошептал он, осторожно касаясь ее волос. – Посмотри на меня, родная. Я не хотел тебя обидеть.

Кира подняла голову. В ее взгляде не было ни ненависти, ни разочарования. Одна лишь боль.

– Гог, – проговорила она сквозь слезы, – я так хочу курить.

– Конечно, сейчас. – Он медленно поднялся на ноги и в долю секунды добрался до своего пиджака. Сигарет не было.

«Сука, Паша…» – не очень трепетно отозвался он про себя о своем товарище-режиссере.

– Кир, дорогая… У меня закончились. У тебя здесь есть где-нибудь? – осторожно заговорил Гога.

– Я курила последнюю, когда ты пришел, – мертвым голосом ответила Кира.

– Ладно. Я понял. Подожди меня минут десять-пятнадцать. Я просто водителя отпустил. Куплю в баре отеля.

– Правда, купишь и вернешься? – В ее голосе было столько раненой надежды, что Гога не смог и не захотел обманывать.

– Конечно, глупенькая, – убеждал он, натягивая рубашку, пиджак и любимые мокасины с пупырышками на подошвах.

– Спасибо тебе… – сквозь слезы прошептала Кира, когда Гога вынырнул из вагончика.

Zed’s dead, baby

Гога вошел в модерновое лобби отеля. После семнадцати «а можно с вами сфотографироваться?» он наконец-то добрался до барной стойки. Бар кишил дорогими б…, хорошо одетыми постояльцами и улыбчивыми официантами.

– Сигареты есть? – обратился Гога к одному из барменов.

– Конечно, есть, – ответил бармен, с головой погрузившийся в приготовление “Mai Tai”.

– Дайте, пожалуйста, две пачки красных «Мальборо» и две пачки «Парламент Слимс». Даю сто гривен за срочность.

Бармен быстро оторвал голову от коктейля и, увидев перед собою одного из самых известных актеров, заулыбался, как ребенок.

– Да, сейчас. Простите, если задержал. Даю без ста рублей. Скажите… Попросить о совместном фото будет большой дерзостью с моей стороны? – Парень положил на стойку четыре пачки сигарет.

– За барной стойкой?

– Если не брезгуете, – искренне ответил молодой бармен.

Гога обошел стойку и оказался в «рабочей площади». Бармен, не фамильярничая, его приобнял и выставил вперед руку с телефоном. На дисплее отобразился столик с мерзкими бандитскими физиономиями и какой-то косоглазой телкой.

– Простите, я – идиот, – рассмеялся парнишка. – Сейчас переведу в правильный режим съемки.

– Подожди, – с наигранной улыбкой произнес Гога. – Можешь вернуть, как было?

– Да, конечно, – растерялся бармен.

На дисплее вновь показались рожи двух мордоворотов и лицо косящей на один глаз девки.

– Скажи, а эта компания давно здесь сидит? – играя в спокойствие, поинтересовался Гога.

– Ну… часа полтора так точно.

– Я понял. А теперь фотографируй, как надо…

Бармен сделал несколько селф-фото в обнимку с любимым актером, раз триста его поблагодарил и получил триста гривен на чай.

Гога вышел из-за барной стойки и умеренным шагом направился к выходу.

– Надо же… какая встреча. – На его плечо легла чья-то тяжелая рука.

Гога медленно обернулся. Перед ним стоял отмороженный «охранник» Киры.

– Привет, – улыбнулся Гога.

– Брат… выпей с нами по пятьдесят… Как-то неловко было отвлекать тебя во время съемок. Или ты куда-то спешишь?

– Да нет, не особо. На вечеринку нужно заехать, но пару минут есть.

– Отлично…

Гога с вместе с мордоворотом номер один подошел к столику, за которым сидели косоглазая На-деж-да и мордоворот номер два. На-деж-да уже явно перебрала, потому что постоянно и неуместно хихикала.

– Я – Слон. Это – Солоник, а с нами – Надежда, – отрекомендовал себя мордоворот номер один и представил своих друзей.

– Рад, – подсел Гога, рассматривая буховую Надежду.

Она все так же продолжала хихикать, но опустила косые глаза.

– Солоник решил жениться на Надежде, – заявил Слон. – Отмечаем. Вискарь?

Гога улыбнулся и утвердительно кивнул. Ситуация ему сильно не нравилась.

Солоник в это время что-то смотрел по iPad и сопереживал происходящему.

– Что он смотрит? – обратился Гога к Слону.

– Да так… одно реалити-шоу… Уже несколько дней смотрит и волнуется. То ржет, то злится, то почти плачет. Сентиментальный черт. Ну… за правду, – Слон поднял бокал «Чиваса».