Девочка и гора - Марк Лоуренс

наполнено воздухом. Я был бы удивлен, если бы кинжал-рыба смогла это сделать, но подумайте вот о чем: она держала Азада, а не лодку, так что единственная, кто утащил эту лодку вниз, была Яз, не отпускавшая брата. Я знаю, что не смог бы удержать.

— А что было дальше? — спросил Као с благоговейным вздохом. — Как она выбралась?

— Я уже решил, что она ушла. — Квелл поморщился при воспоминании. — Море было спокойным, только поднималось несколько пузырьков. Я даже не видел лодки. Я знал, что она ушла. Я позвал остальных. Я... — Его голос застрял в горле. У него не было слов, чтобы сказать, что он чувствовал, просто глядя на воду, в которой она исчезла. Ему казалось, что он тоже тонет.

— Близнецы Джекс приплыли на своей лодке и качали головами. Она ушла навсегда. Она должна была утонуть к тому времени, даже если ее не съели. Один из Джексов как раз говорил, как ему жаль, и вдруг что-то вспороло воду поблизости, как пробивающийся наверх кит, почти полностью выскочивший из волн. Мы погребли туда сквозь туман. И вот она, без сознания, лежит в своем каноэ. Воздух, пойманный внутри, выстрелил обратно, как только она отпустила брата. Вот какова Яз. Вот какая она сильная. Но она рассказывает, будто кинжал-рыба схватила Азада и утащила его вниз, а сама Яз бросила его на произвол судьбы. — Он покачал головой в темноте. — Мне кажется, в тот день в ней что-то сломалось. Мне кажется, в тот день она начала меняться. Начала становиться... такой, какая она сейчас.

После этого они долго сидели молча. Только слепая темнота вокруг них и стон льда. Квелл взял себя в руки:

— А как насчет тебя... Као, не так ли? Из какого ты клана?

— Голин! — В темноте раздался нерешительный удар в грудь. — Самого лучшего...

Квелл знал, что мальчик задавался вопросом, смогут ли они когда-нибудь взять его обратно. Квелл считал, что скорее безумный поиск Яз увенчается успехом и она найдет зелень. Голин были известными приверженцами правил и предписаний. Их кодекс сохранял им жизнь в ледяных пустошах, а они, в свою очередь, сохраняли кодекс живым.

Квелл сменил тему, чтобы отвлечь парня от размышлений:

— А что ловят Голин в этих своих южных морях?

— Южных? — Као тут же воодушевился, как и предполагал Квелл. — Голин — лучшие рыбаки на льду. Мы плаваем по Блуждающему Морю, и наши лодки длиннее взрослой красной акулы.

Као продолжал, рассказывая о видах, известных и неизвестных Квеллу, хвастаясь, как все мальчишки, демонстрируя свой энтузиазм к рыбалке, и рассказал о том, как огромная рыба откусила его весло почти без толчка, и он даже не понял, что лопасть исчезла.

Время шло, и Зин рассказывал Као о шалостях, которые юные Икта проделывали с сухим льдом в конце долгой ночи, когда Квелл понял, что впервые за целую вечность он может различить смутные очертания мальчика. Их собственная долгая ночь подошла к концу. Подняв глаза, он увидел слабый свет, пробивающийся сквозь щели в свернутой массе кабелей. Пока он смотрел, освещение становилось сильнее, все больше ярдов кабеля поднималось.

— Као, быстро. Найди молоток и будь готовы вытащить эти колья, когда клетка попытается подняться. Сильный удар по головке каждого из них должен освободить клетку.

Кабель над ними продолжал змеится вверх, пока, наконец, последняя катушка не размоталась, и он полностью натянулся. Клетка дернулась.

— Освободи ее! — Квелл кашлянул.

— А что, если это трюк? Чтобы освободить нас, а потом снова бросить? — Као колебался.

— Просто сделай это! — Если Квеллу придется пролежать в клетке с ножом всю оставшуюся жизнь, то он предпочел бы, чтобы это было короткое время, а не долгое.

Као колотил и дергал, и дюжина ударов освободила их. Они тут же начали подниматься.

Дневной свет быстро усиливался. Квелл обнаружил, что потрясен его яркостью, и вскоре уже щурился на мир сквозь щели между пальцами. Лязг металла становился все громче и громче по мере того, как они поднимались. Внезапно они оказались на открытом месте, ветер пронизывал прутья решетки, чтобы украсть тепло их тел. Као и Зин сразу же начали дрожать, но Квелл, даже в своих влажных шкурах, приветствовал свежесть. Воздух в пещерах казался ему мертвым; воздух в городе пах разложением. Ветер, однако, был живым существом. Не друг, а противник, который напоминал ему, что он тоже жив, даже с лезвием в боку.

Темная рука протянулась и просунула крюк сквозь прутья клетки. Лязг, который прекратился, теперь возобновился, и клетку оттащили в сторону, начав наклонять под углом от железной рамы, которая стояла над устьем шахты и вокруг которой на колесе скользил кабель.

— Смотрите, чтобы ничего не выпало! — рявкнул Квелл. — Быстрее!

Зин поймал его слово и двинулся с головокружительной скоростью, закрепляя грибы и более мелкие инструменты, чтобы они не покатились по наклонным доскам и не вылетели через прутья клетки.

Эррис взобрался по внешней стороне клетки и закрепил еще один крюк, на этот раз выше. Он вернулся к огромной части кабестана, зубчатым железным колесам, сложенным в головокружительной сложности. Эррис взялся обеими руками за железный прут, горизонтально выступающий из центрального механизма, и поставил ноги в небольшие ямки во льду для тяги. Он начал поворачивать устройство, нажимая на стержень; снова раздался лязг. Его движение вращало колеса внутри колес и каким-то образом освободило часть основного кабеля, одновременно подтягивая недавно присоединенный кабель ближе. В результате клетка встала на свое основание рядом с шахтой.

Квелл попытался сесть, проклиная всех богов, чьи имена знал. Ледяное пространство приветствовало его, бесконечное, белое, преследуемое ветром. Единственным ориентиром была Черная Скала, пробивавшаяся сквозь ледяной покров, — огромный каменный кулак, находившийся не от них в нескольких милях. Вход в шахту с ее кабестаном и подставкой для клетки был пуст, хотя Квелл заметил багровое пятно недалеко от механизма и россыпь капель вокруг него. Здесь пролилась чья-то кровью.

— Почему так холодно? — Зин обхватил себя руками. Это выглядело неправильно — одного из Икта потревожил южный ветерок, — но Квелл видел большие изменения и в Яз, и в ее брате за неделю или около того, проведенные подо льдом. Однако он не видел причин, по которым такие изменения должны были произойти в течение нескольких дней, если за год до их падения оба не проявляли ничего, кроме слабых