Елисейские поля - Жильбер Сесброн

Наконец в двадцать минут первого секретарша провозгласила: «Ну все, хватит!» — и не стала снимать трубку надрывавшегося телефона. Из передней донеслись веселые восклицания, несколько раз подряд хлопнула входная дверь, и воцарилась тишина. Господин Пупарден неторопливо оделся, как привык это делать ежедневно, но вдруг подумал: «А если как раз сейчас заявится Адриен? Может, лучше его подождать?» И затосковал по министерству с его восемьюстами пятьюдесятью франками.

Чтобы убить время, он двинулся в обход обезлюдевших помещений. Все эти папки с бумагами, незаконченные письма, колонки цифр привели его в отчаяние. «Никогда мне всего этого не охватить, — тоскливо подумал он. — А ведь я, как уполномоченный, несу ответственность…» На пустой желудок у него разыгралось воображение: ему представилось, как его обвиняют в некомпетентном руководстве, а то и в злоупотреблении служебным положением, и вот уже он, бессильный оправдаться, — на скамье подсудимых, совсем как те, чьи фотографии в рубрике происшествий он разглядывал пять раз в день в ту безмятежную пору, когда прочитывал по пять газет ежедневно, когда уходил на обед без двух минут двенадцать и когда плевать мог на Адриена — пусть себе ставит все фильмы на свете и огребает сотни тысяч.

Двенадцать сорок пять. А что, если Адриен преспокойно обедает у себя дома, как все нормальные люди, как все парижане в этот час, кроме него, Пупардена? Ну уж это было бы чересчур! На него нахлынуло чувство, близкое к ярости, и, бросившись к телефону, он (который до сих пор никогда никому не звонил, не обдумав заранее предстоявший разговор) набрал номер Адриена. Трубку подняла жена племянника, Марианна:

— Дядя Альбер, какой приятный сюрприз!.. Нет-нет, Адриен никогда не приходит домой раньше четверти второго… И не вздумайте его ждать!.. Он сказал, что зайдет?.. Понятно, но вы же знаете, как иногда бывает! Я его отругаю!.. Нет-нет, не защищайте его, все равно отругаю… Непременно! Всего наилучшего тете Эмме и Элизе!

Господин Пупарден положил трубку, успокоенный и слегка пристыженный: «Бедняга Адриен, он столько работает, обедает каждый день так немыслимо поздно… Вот человек, который не даром ест свой хлеб! Он не смог зайти до обеда? Ну так что из того? У него другие дела — хлопот полон рот, черт возьми!»

Теперь пустые кабинеты казались ему покорными, вовсе не страшными: в этот час только его присутствие их оживляло. Он обходил их неспешно, с доброй улыбкой: то ласково проведет рукой по ящичку картотеки, то бросит дружелюбный взгляд на таблицы. Он выравнивал стулья, поправлял чехлы на машинках. Дверь из своего кабинета в приемную, где сидели секретарши, он оставил открытой, как бы давая комнатам возможность ближе познакомиться друг с дружкой. И только зазвонивший в углу телефон обратил его в бегство.

Поднимаясь по лестнице в свою квартиру, он представил себе, как жена и дочь спросят у него: «Ну что?» — и это заранее вызвало у него раздражение. И когда дамы Пупарден в один голос встретили его именно этим вопросом, он едва не рассвирепел:

— А ничего! В самом деле — ничего! Что вы, собственно, ожидали услышать? Я знакомился с людьми… Устраивался, огляделся немного… Вот и все!

— Но Адриен хоть представил тебя сотрудникам?

— Адриен? Да у него хлопот полон рот! Сама посуди: он до сих пор еще не обедал!

— Ты тоже, — кротко заметила госпожа Пупарден и вопросов больше не задавала.

За столом господин Пупарден расслабился и описал прошедшее утро таким, каким бы сам желал его видеть, вдохновляясь с каждой минутой, непомерно раздувая каждую мелочь, рисуя все в розовых красках.

Тем не менее, когда Элиза оставила их наедине, госпожа Пупарден положила ему руку на плечо и промолвила:

— Бедный мой Альбер…

Тогда он честно и со всеми подробностями рассказал ей, как невыносимо тоскливо тянулись эти часы.

Сразу же после обеда в бюро появился Адриен и рассыпался перед господином Пупарденом в извинениях. Было совершенно очевидно, что Марианна сказала ему нечто вроде: «Ты не очень хорошо поступил по отношению к дяде Альберу: поставь-ка себя на его место!» Но господину Пупардену это, конечно, и в голову не пришло.

— Дядя Альбер, сейчас я представлю вас основным сотрудникам.

— Зовите меня просто Альбером, — попросил господин Пупарден, — так будет проще…

В действительности же он не хотел давать пищу оскорбительным слухам о том, будто своим назначением на эту высокую должность он обязан одному лишь родству с шефом.

Знакомя его с персоналом, Адриен всякий раз не забывал пояснить: «Это мсье Пупарден, управляющий нашей маленькой рекламной фирмой, — он будет главным образом обеспечивать нам контакты в официальных кругах». Управляющий чувствовал себя скорее обеспокоенным, нежели польщенным этой перспективой.

— Что это за… м-м… контакты в официальных кругах? — при первой же возможности спросил он, стараясь говорить небрежным тоном.

— Видите ли, — помявшись, ответил Адриен, — моим сотрудникам известно, что ваши обязанности управляющего… э-э… не слишком обременительны, и я хотел придать вам вес…

— Ах вот как, — кивнул господин Пупарден, которого подобное объяснение не только не смутило, а, наоборот, успокоило. — Кстати, не могли бы вы еще разок уточнить, в чем состоят мои функции управляющего?

Адриен объяснил, что к чему, уже, наверно, в пятый раз, но господин Пупарден по-прежнему ничего не понял.

— Отлично, отлично, — сказал он (и подумал: «Спрошу у него еще как-нибудь попозже»). — Ну а конкретно?

— Конкретно? — повторил Адриен улыбаясь. — Подписывать кое-какие бумаги, вот и все. Кстати, вот и первые из них… Ну а теперь не буду вам мешать.

Вошедшая секретарша принесла стопку писем и счетов. Господин Пупарден пришел в отчаяние: «Если я подпишу не вникая, я никогда не войду в курс дела и меня будут упрекать в верхоглядстве. А если потрачу много времени на изучение этих бумаг, то прослыву тугодумом…»

В конце концов он отпустил себе столько времени, чтобы если не понять, то хоть прочитать их.

Прошло два дня пребывания господина Пупардена на посту управляющего, и за все это время реальная работа заняла у него не более десяти минут. На третий день утром в его кабинет стремительно вошел Адриен.

— Как, дядюшка, вы здесь, в этакую рань! Но почему? Сходили бы лучше прогулялись. Прошу вас, гуляйте сколько вам будет угодно!

Господин Пупарден так ошеломленно уставился на Адриена, лицо его выразило такую растерянность, что Адриен тотчас осознал, какую он допустил бестактность.

— Я хотел сказать… — Он замялся. — С утра вам не мешало бы отдохнуть, потому что во второй половине дня вы мне будете очень нужны.

— О, я к вашим услугам! — просветлев, воскликнул господин Пупарден.

Он позволил себе покинуть бюро без четверти двенадцать, не преминув пояснить секретарше, затем рассыльному:

— Мне нужно будет пораньше прийти с обеда: нас с мсье Адриеном ждет важная работа.

В эту самую минуту его племянник ломал себе голову над тем, какое бы дело изобрести для дяди, чтобы оправдать по неосторожности вылетевшие слова. В конце концов он решил извлечь из архива давно сведенный баланс минувшего года и поручить дяде перепроверить его.

— У меня возникли кое-какие сомнения касательно финансовых операций фирмы. Не могли бы вы — это, разумеется, строго конфиденциально — посмотреть расчеты тщательнее? Полагаюсь на вашу скромность: такое я могу доверить только родственнику… — И далее в том же духе.

Понизив голос, господин Пупарден дал необходимые заверения, потом заперся на ключ. Счета были чисты, как родниковая вода в хрустальном бокале. Тем не менее после многодневных трудов он обнаружил ошибки в подсчетах, которые на самом деле были плодом его обычной рассеянности и усталости от кропотливой возни с цифрами. Обеспокоенный, Адриен счел своим долгом повторить расчеты и затратил немало времени, прежде чем убедился, что тревога оказалась ложной.

Тогда он усадил дядю сочинять «проекты писем». Господин Пупарден принялся кропать их дюжинами, на все случаи жизни. Адриен играл школьного учителя:

— Дорогой Альбер, — говорил он, — не могли бы вы составить мне проект докладной записки министру внутренних дел с обоснованием полезности документального кино?

С таким же успехом он мог бы поручить дяде набросать черновик письма Теофиля Готье одному из друзей в провинцию с описанием премьеры «Эрнани»[2].

Господин Пупарден из кожи вон лез, по десять раз переписывая письмо, которому не суждено было попасть в конверт. Видя его усердие, Адриен всячески поощрял его, и тот, в первых «проектах» писавший приблизительно так: «На ваш исходящий от 8-го числа истекшего месяца…», мало-помалу, гордый похвалой, стал отваживаться на язвительные поучения и колкие замечания. Когда к письму прокурору республики господин Пупарден поставил эпиграфом: «Не судите, да не судимы будете», Адриен решил, что эксперимент чересчур затянулся. Тем более что послания, выходившие из-под пера управляющего, разрастались теперь на пять-шесть страниц, и племяннику приходилось тратить уйму времени на их прочтение.