Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра - Николай Свистунов

Оно находилось в здании горкома партии. Оказавшись там впервые, я еле сдержал вдох разочарования. Серые, какие-то грязные стены. Рассохшиеся, потерявшие цвет половые доски. Усеянная сигаретными бычками и сгоревшими спичками лестничная площадка. Да и сам кабинет общества «Знание» выглядел убого. Это было маленькое, в одно окно, заваленное различной литературой помещение с огромным железным шкафом в углу. За столом в ворохе бумаг сидела знакомая толстушка. Но никакого напора и пафоса в ее манерах уже не было. Наверное, здесь, в кабинете, ей не хватало зрителей и ответственного товарища из горкома.

– Присаживайтесь – махнула она рукой на замызганный стул.

Я присел на край стула. Мой рулон с диаграммами уперся в ее стол.

– Вот вам, Николай Юрьевич, направление на лекцию. Придете в организацию, найдете председателя профкома или парткома. Договоритесь о времени, как им и вам удобнее. Они обязаны собрать для вас работников, желательно в обед. Лекция не более сорока пяти минут. Это вам знакомо, будем считать, что вы проводите урок.

Я кивнул.

– После лекции руководитель должен расписаться на бланке и поставить печать. Справку приносите мне. Финансовый расчет за прочитанные лекции один раз в месяц. Расценки у вас есть.

Я опять кивнул.

– Справку можно почтой: некоторым лекторам так удобнее. Все. Если нет вопросов, то желаю удачи.

Я не успел вставить ни единого слова. Растерянно поднимаясь, не выдержал:

– Позвольте, вы говорили, что проверите мои лекции. Почитаете материал, если что, поможете и поправите. Я принес.

– Вижу, – она не дала мне договорить. – Проверять тут нечего. Вы имеете высшее образование, каждый день читаете такого рода лекции в техникуме. Я вам доверяю.

– Но я читаю лекции по электротехнике.

– Ничего, ничего, мне вас характеризовали как умного, настойчивого молодого человека. Вам и карты в руки. Все, я спешу. Извините.

Не давая мне опомниться, она встала из-за стола. Пришлось встать и мне. Разворачиваясь, я неловким движением чуть не сбил своим рулоном с ее стола набор ручек с календарем. Извинился и, пятясь, осторожно вышел на уже знакомую заплеванную лестничную клетку. Дама вышла следом, быстро закрыла дверь и исчезла в коридорах власти.

Вот тебе раз, – растерянно подумал я. – Дурак, набитый фантазиями. Собирался на встречу как жених. Заготовил вырезки из газет. Уговорил Леночку, секретаршу директора, напечатать на машинке текст. Два вечера рисовал диаграммы. А она даже не удосужилась посмотреть материал.

«Вам и карты в руки», – вслух передразнил ее я и, чертыхаясь, пошел обратно в техникум.

Разочарование не давало мне покоя. Такое важное дело, идеологический фронт, как любят говорить коммунисты, доверили какой-то абсолютно равнодушной особе.

Но к вечеру я успокоился. Получалось, мне отдали на откуп целый Волжск и район в придачу. Читай что хочешь, как хочешь, где хочешь и сколько хочешь. Что ж, такой вариант меня устроил. Это даже неплохо.

В голове тут же сложился план более смелых лекций. Удивительная беспечность представителя общества «Знание» подтолкнула меня к переработке всего материала. Нет, конспект лекции остался в целости и сохранности, но комментарии, выводы, характеристики я решил сделать более острыми.

Переработал материал о руководящей роли КПСС. Ярче и жестче дал оценку Сталину и культу личности. Ну а Ленина вообще определил в основоположники фашизма. В текст лекции были внесены те материалы Владимира Ильича, которые особо не афишировались коммунистами. А именно записки о роли интеллигенции в развитии российского общества, о массовом взятии в заложники семей церковнослужителей, дворян и офицерства, о красном терроре, о том, что не кто иной, как Троцкий первым в России организовал концентрационный лагерь на Соловках для изоляции и полного уничтожения политических противников большевистского режима.

Отдельно шел вопрос о гласности, перестройке и новом мышлении. «Огонек» – журнал, никогда не писавший о политике, стал рупором демократических сил в коммунистической партии. Критика лилась рекой, газеты были все смелее, выступления и диспуты все интереснее. Для хорошей лекции на злобу дня ничего не надо было выдумывать. Просто надо было людям говорить правду, не врать, не уходить от острых вопросов.

Ровно через неделю после памятного педсовета я начал читать лекции в организациях Волжска. Каждая лекция проходила по одному сценарию. Я начинал говорить об обстановке в стране, о Горбачеве, о том, что он хочет от каждого из нас, от простого народа. Затем приводил ряд статистических данных о промышленности, сельском хозяйстве страны и нашей автономной республики. В середине лекции переходил на критику партии и властей на местах.

Народ внимательно слушал и не верил своим ушам. Люди напряженно вглядывались в мое лицо, искали взглядом парторга и как будто ждали, что вот сейчас в зал войдет наряд милиции, на меня наденут наручники и погрузят в черный воронок. Такой эффект поначалу меня смешил. Ведь я не говорил ничего нового: моя лекция состояла из опубликованных в центральной прессе материалов. Те же выводы звучали из телевизора, а настоящая история коммунистической партии была давно озвучена писателем Солженицыным и академиком Сахаровым. И только прочитав несколько лекций, я понял, в чем дело. Наотмашь било живое слово. Одно дело – газеты и радио, а другое – человек, лектор общества «Знание». С официальным направлением из городского комитета коммунистической партии. И он, этот новый лектор, которого партия направила в массы разъяснять свою политику, полощет коммунистов в хвост и в гриву.

Мне вдруг стало понятно, отчего в глазах некоторых моих слушателей я видел неподдельный животный страх. За семьдесят лет своего существования советская государственная машина вырастила человека-раба. Партия большевиков пропустила население огромной страны через кровавое месиво гражданской и Великой Отечественной войн, жестоких репрессий. Каленым железом коммунисты выжгли из человека желание мыслить и анализировать. Запугали его расправами и психушками. Всеми силами государственного карательного аппарата долгие годы топтали христианские ценности и навязывали свои нормы поведения. За годы правления большевиков советский человек превратился в раба, который отвык думать и принимать решения.

Раб больше всего боится правды, он разучился жить по правде. Его устраивает ложь. Раб, как хамелеон, быстро приспособляется к обстановке. Он врет самому себе, окружающим и терпит вранье других. Так удобно. Не лезь, не высовывайся, угождай. За молчание и покорность по талону получишь итальянские сапоги или джинсы, банку икры или кусок колбасы. Вроде всем всего хватает. Есть какие-то гарантии. Раб уговаривал себя: «Все хорошо! У нас в стране все хорошо! Лишь бы не было войны».

Вот так живет себе человек, работает, воспитывает детей, и вдруг однажды в рабочий полдень в красный уголок предприятия приходит молодой лектор из общества «Знание». Он одет в костюм, на шее у него повязан галстук. Лектор встает на трибуну рядом с кумачовым знаменем и совершенно официально утверждает, что советский человек – раб. И что свою жизнь он прожил неправильно.

На каждой лекции после получасового монолога я делал паузу, спрашивал мнение людей о том, что они услышали, просил писать записки с вопросами. Кстати, независимо от рода деятельности предприятия, записок всегда поступало много. Оказалось, людям проще написать. А задавать вопросы вслух, принародно, так сказать, им было то ли неловко, то ли непривычно. Я и не настаивал. К концу лекции, а она обычно длилась час, слушатели не хотели расходиться. Начальству приходилось разгонять подчиненных по рабочим местам. Народ выходил из красного уголка и возбужденно гудел, как растревоженный улей. Для меня это было самое главное. Значит, лекция нашла отклик в душах и сердцах. И наверняка продлится. Мужики доспорят в курилке, а у женщин появиться повод выпить чашку чая.

Моя лекторская свобода продолжалось недолго. По городу пошел разговор о молодом лекторе, который будоражит трудовые коллективы дерзкой критикой коммунистической партии и советского правительства. Вскоре в техникуме появилась моя старая знакомая из общества «Знание». На этот раз она уже не выглядела такой беспечной, как в предыдущую нашу встречу. Сквозь огромные очки в меня летели молнии, а на губах гуляла ехидная ухмылка.

– Отвратительные слухи ходят про ваши лекции.

– Да что вы говорите, – как можно искренней постарался удивиться я. – Чего же нехорошего там может быть? Лекция с вами согласована, вы ее внимательно прочитали, дали добро. Не может там быть ничего нехорошего.

Лицо ее изменилось. Я попал в самую точку. Воспоминание о нашей предыдущей встрече слегка остановило ее напор. Оснований для принятия мер не было. Да и с кого в первую очередь спрашивать? Конечно, с руководителя лекторской группы, то есть с нее. Она это поняла и, покачиваясь на пятках, в раздумье закусила губу. Требовалось найти такой выход из щекотливого положения, чтобы и овцы были целы, и волки сыты.