Rusкая чурка - Сергей Соколкин

– А как же твои ребята, вдруг они без тебя королями станут? – уже чисто по-женски, почувствовав полную победу, напоследок надавило на выступившую чужую мозоль очаровательное создание… Алина, обиженно замолчав, закрыла глаза, давая Пете возможность еще помучиться в горниле страдающей совести… Ангел, торжествуя и похихикивая в ладошку крыла, чуть не обгадился от счастья.

Машина, плавно оставив позади себя аквамаринового цвета красивый храм Сергия Радонежского начала девятнадцатого века, с высокими, врывающимися в небо золотыми стрелообразными головками-наконечниками колокольни и самой церкви, помчалась вниз по узкой Николоямской улочке мимо старинного здания Рогожской полицейской части с пожарной вышкой-каланчой, приближаясь к Садовому кольцу. Поднырнула под мост эстакады и направилась мимо старинных, с подновленной лепниной, особняков, отданных под банки, рестораны и различные деньгозарабатывающие представительства, к великолепной громаде сталинского ампира. Проскочив высотку на Котельнической и опять повернув направо под Большой Устьинский, кажется, мост, гордость немецкого автопрома с длинноногой гордостью московского банкира в чреве, поплыла вдоль кованого парапета Москвы-реки, рядом с разрушенным и непонятно как перестраиваемым, как и сама наша страна, зданием гостиницы «Россия». Ехать, вернее, пробиваться сквозь уплотнившиеся потоки сверкающих, сияющих и сигналящих членовозов стало труднее. Тем более что почти в каждом из них были свои начинки из отечественных и даже импортных гордостей и гордостаев. Но пока еще можно. Показались величественные башни и стены старого Кремля. Изящная, зажженная еще отцом Ивана Грозного, Василием Третьим, свеча колокольни Ивана Великого освещала и золотила облака, проплывающие над Москвой, словно посылая с ними свое благословение всем городам и весям государства Московского… Впереди, чуть левее, мелькнул новодельный облик храма Христа Спасителя, напоминающего своей белизной огромное, придавленное к земле, но пытающееся взлететь тяжелое облако.

– Ну, ладно, Алиночка, хватит, ну, прости дурака. Куда ехать-то?

– На Кутузовский, – все еще дулась, демонстративно прикрывая глаза девушка.

– Ну Алинка… Перебор уже… Ты же видишь, другой бы убил, а я сам голову под топор кладу. Точнее, под твою туфлю, под твою шикарную ножку… Или между… Вот достойная смерть… Приятная… – Прощенный Петя, перегнувшись через спинку сиденья, восстанавливал свою, мужскую, справедливость.

– Ты что, обалдел, убери руку, смотри на дорогу, а то сейчас врежемся куда-нибудь. Будет тебе и достойная и приятная… Смотри на дорогу! Убью… Убер-р-р-и!!! Балбес… Ха-ха.

«БМВ» уже проезжал корпуса бывшей Ленинки. И с ее строгих серых стен на Алину безразлично взирали каменными лицами тени великих писателей и мыслителей прошлого, кого-то из них она даже узнала и даже где-то в глубине души поздоровалась, сказав: «Привет, как жизнь?!» И опять закрыла глаза.

Мимо дорогого салона автомобиля, словно мимо Пупа Земли, временно обосновавшегося на Воздвиженке, пролетело административное серо-зеленое здание, принадлежащее, судя по вывеске, Государственной думе, с неизменным милиционером, обкуривающим вход и, видимо, так защищающим его от нечистой силы. Потом показался Дом дружбы народов, напоминающий небольшую, серого цвета крепость, с арочными проемами окон и дверей и большими, круглыми, почти боевыми башнями на фасаде, венчающимися зубчатой оградой (вероятно, и дружба должна быть с кулаками). Слева, как корабль, вклинившись между Старым и Новым Арбатами, качался на волнах ресторанной моды ее законодатель – ресторан «Прага». Вокруг во все стороны сновали люди. Где-то, собравшись группами, пели песни, где-то танцевали, где-то что-то продавали и что-то покупали. Прямо на проезжей части суетились два толстых низеньких гаишника, крутили, махали своими палками, изображая кипучую деятельность. Алина, уже окончательно открыв глаза, улыбалась солнышку, мальчикам с гитарами, бело-серой крепости и даже этим смешным регулировщикам… Проехали красивое дореволюционное здание бывшего элитного роддома имени Грауэрмана, прижатое к задам «Праги» и подарившее миру на этих самых задах Окуджаву и Миронова, Ширвиндта и Державина, Кира Булычева и даже, простите за выражение, Веру Глаголеву. Алина несколько дней назад видела передачу про этот канувший в Лету вместе с Большой Молчановкой роддом. В фильме «Место встречи изменить нельзя» Володя Шарапов с Варей Синичкиной именно сюда отвозят малыша, брошенного матерью… И теперь у Алины вдруг мелькнула тут же подавленная надежда на то, что и она могла бы тут быть… Раньше… Вот Барабаш – сучка, с детьми ее заставляли играть!.. Она отмахнулась от этой мысли, как от наваждения, натужно зевнула и стала дальше беззаботно смотреть в окно. Мимо проплывали большие, раскрытые всегда на одной и той же странице стеклянные книги, у подножия которых вальяжно расположились магазины, рестораны, казино. Все это сверкало, мигало, переливалось бенгальскими огнями, зазывало зайти внутрь, попытать судьбу.

Въехали на мост над Москвой-рекой. Взорам открылись безбрежные, по московским меркам, дали, повеяло свободой и простором, захотелось взлететь и улететь куда глаза глядят… А глаза уже глядели на Дом правительства, бывший Дом Верховного Совета, или Белый дом, как его на американский манер стали называть в эльцинские времена, безжалостно расстрелянный выжившим из ума, но цепляющимся за власть, явно не страдающим парурезом, то есть боязнью мочеиспускания на людях, аморальным алкоголиком и его предавшими свою страну приспешниками в погонах…

…Тогда она была еще маленькой, но помнит, как мама и все соседки, собравшись у них дома, плакали, не отходя от телевизора, в котором стреляли танки, полыхал адовым огнем и коптил черным дымом большой белый дом, проклинали по-женски, твердо и неотступно, беспалого варвара… Впрочем, Бог не фраер, все видит, как сказали бы неформальные лидеры теневой стороны нашей жизни. Хотя даже они содрогнулись, увидев содеянное и транслируемое CNN на весь мир – с заранее раскупленных мест – безумие. А Бог уже покарал многих из тех, кто проливал невинную кровь. Кого взорвали, кого убили сослуживцы, кто сам сошел с ума, как хиросимский убийца-летчик… Это она уже услышала позже и совсем от других людей. С кем только не сводила ее судьба…

– Как там тепло… Мечта поэта… Дай руку-то погреть… – не унимался прощенный банкирчик.

Похоже, его сексуальная активность начинала вскипать и подниматься, как на дрожжах. Словно Алина была такой феромоновой ловушкой для крупногабаритной моли.

– Смотри, куда едешь, осторожно, долбанешь ведь его сейчас…

В сторону от огромного «БМВ» шарахнулся синенький «смарт», маленький, новенький, блестящий, похожий на еще не растоптанный башмак, который до этого гордо, неторопливо и, главное, безнаказанно гулял по самой середине проезжей части, не обращая ни на кого никакого внимания. Разлетелась, как стайка воробьев, группка еще каких-то игрушечных машинок. «Смарт», нелепо надетый на какую-то отмороженную блондинку, стал отставать.

– Да ладно тебе… Не долбану…

– Кончай уже хренью страдать, вон менты впереди…

«БМВ» резко притормозил, а «смарт», наоборот, вильнув задом (или задником) и набрав обороты, стал, прихрамывая от обиды, словно потеряв один каблук, гордо удаляться от обидчика. Все эти телодвижения на дороге не остались не замеченными незаметными до поры до времени гаишниками, которые ну просто ждали какого-нибудь подобного подарка судьбы. И вот уже один из них, чья очередь подошла доить знатного лоха, энергично жестикулируя деньгозарабатывателем, приглашал водителя к неформальному, но продуктивному общению.

– Оппа, накаркала, вот он, враг народа, уже машет, как мельница. Свисток не проглоти… Засунуть бы ему эту палку кое-куда… Сам идет, не дождется… Ладно, выйти, что ли? Чтоб на тебя не глазел. А то ведь еще придумает сейчас шмон какой-нибудь. Ведь раз красивую девушку везешь, значит, куда-нибудь и оружие спрятал…

– Ни пуха.

– К черту!

– А может, мне с ним поговорить, попросить, поулыбаться?

– Ты что, хочешь, чтобы мы здесь на вечное жительство остались, сиди и не двигайся. И даже не смотри в его сторону. Прошу тебя!

Петя с усилием выправил серьезное, спокойное выражение лица. И направился навстречу степенному, медведеобразному, уверенному в своей почти спортивной победе, хотя и хромающему сразу на две ноги, две руки и голову, среднестатистическому гаишнику, знакомому каждому из нас по той доброй сказочной игре для взрослых мальчиков и девочек под названием «московская дорога с засадой». Со стороны казалось, что встретились два грустных заботливых одиночества, показывающих друг другу дорогу к счастью. Оба то по очереди, то сразу вместе махали руками, указывая куда-то вдаль, на видимое только одному из них место, в котором он, видимо, по доброте душевной очень хочет увидеть собеседника. Они то, кланяясь, приближались на почти интимное расстояние, то, расшаркиваясь, отскакивали друг от друга на дистанцию дуэльного выстрела. Потом опять сходились, взявшись за руки, как девушка с лихим гусаром в повторяющемся в сто пятьдесят шестой раз па французского менуэта времен Людовика Четырнадцатого. Внезапно музыка закончилась, выключился свет, и музыканты ушли. Петя поблагодарил свою (свое, своего) партнершу (партнера) за прекрасный танец. Что-то протянул ей (ему) в знак благодарности и, не провожая, развернувшись, зашагал к машине. Петя шел к автомобилю, и реальность, медленно и неуклонно, неуклюже возвращалась ко всем, кто имел счастье наблюдать эту поэтическую картину…