Белая малина: Повести - Музафер Дзасохов

Я вышел во двор, вылил грязную воду, а дверь запер на замок, чтобы и девочки не входили. И ключ сунул в карман.

Теперь пойду к роднику: надо умыться, привести себя в порядок. Я очень устал, но на душе было легко. Поваляюсь немного на траве, погляжу на синее небо… Вот удивится Дзыцца, когда придет с работы. Сначала подумает, что это Дунетхан сделала. Но — нет! Я тоже не меньше, чем девчонки, люблю чистоту. А сколько радости принесет это Дзыцца!

Когда я вернулся с родника, Бади и Дунетхан уже были дома.

— Что так скоро? Или не застали Годзегка?

— А кто бы нам тогда вот это дал?

Дунетхан поставила около меня ведро с вишнями. Спелые, лучше, чем наши.

— Зачем взяли?

— Она заставила нас взобраться на вишню! Правда, Бади?

— Ну, конечно. Дунетхан отказывалась, а она все равно принесла лестницу. Сама хотела нам нарвать…

— Ладно, верю. Только скажите мне вот что: кто под печку вишни спрятал?

Дунетхан удивленно посмотрела на меня:

— Какие вишни?

— В банке!

— Не надо их трогать! Я спрятала их для Баппу!

Я вбежал в комнату и вынес банку.

— На, посмотри на них!

Дунетхан растерялась. Бедная, как она ждет Баппу! И к Дзыцца часто пристает — когда он приедет? А Дзыцца каждый раз в ответ что-нибудь придумывает.

— Я свежих нарву и спрячу.

— И опять они сгниют.

— Нет. Дзыцца сказала, что он приедет, когда вишни почернеют.

Ну, что еще скажешь? Дзыцца и мне так же говорит. Но что-то не сбываются ее слова. Однажды мы с ней пасли скот за селом. Я опять заговорил о Баппу. Я его даже и не помню как следует, и мне так хочется его увидеть! Дзыцца говорит, что я похож на него, что глаза у него были голубые-голубые, а взгляд такой суровый, что человеку становилось не по себе. Однако сердце у него было очень доброе. Он любил людей, друзей у него было много. Шутник он был, до сих пор вспоминают о его проделках.

Как-то Баппу вернулся из леса, дрова привез. Около дома, в тени, сидели его отец Чермен и сосед Хашмел. Старики вспоминали свою былую удаль. Они настолько увлеклись разговором, что даже не слышали, как подъехал Баппу.

— Повез я картошку в Моздок. — рассказывал Хашмел, — выменял ее на пшеницу. Домой пришлось возвращаться уже поздней ночью. Была очень темная эта ночь. Ничего не видно. Переправился через Терек на пароме. Проехал километра два, смотрю — лошади еле тащат повозку. Дергаю вожжи — не помогает. Стали — и ни с места. А потом вдруг начали рваться куда-то в сторону…

Хашмел рассказывал так увлеченно и так живо жестикулировал, что Баппу засмотрелся на него.

— И как ты думаешь, Чермен, чего они испугались?

Чермен не знал, что и думать.

— Волков! — выкрикнул Хашмел, да так, будто эти волки только что спустились с Уалмардтыбыла и направляются к ним. — Целых четыре! Глаза, как красные огни, горят. Идут прямо на нас. Потому и лошади остановились. Я не долго думая схватил двустволку…

В это время Баппу взял с повозки свое ружье и выстрелил в воздух.

Старики сразу растянулись на земле. И лежат. Первым зашевелился Хашмел. Сел, ощупал себя, опомнился… А Чермен все еще лежит. Хашмел оглядел его с ног до головы и шепнул на ухо:

— Крови не видно, Чермен…

Тут и Чермен очнулся. А Баппу из-за угла поглядывает на них да тихонько посмеивается.

Дзыцца мне часто рассказывала такие истории. Очень веселый был наш Баппу. Мужчины говорили, что Баппу нигде не пропадет. Однако многие уже вернулись с войны, а его до сих пор нет. Дзыцца у тех, кто вернулся, спрашивала о Баппу, но никто его не встречал. Уже четыре года прошло, как кончилась война, а мы все еще ждем, не теряем надежды…

Да, я же хотел рассказать, как мы скот пасли.

Овцы спокойно щипали травку. Я, опершись на палку, глядел за ними. Смотрю, из-за бугра показался военный. Сердце так и подпрыгнуло: а вдруг Баппу?! Я бросился ему навстречу, мне даже показалось, что я узнаю его. И Дзыцца подошла поближе. А военный, тяжело ступая, прошел мимо нас. Поздоровался по-русски. Наверно, из Джермецыкка — там русские живут. С тех пор как увижу военного, сразу отца вспомню. Дунетхан тоже ждет его, потому и вишни для него спрятала. Дунетхан умеет делать тайники. И не так-то просто их найдешь. Перед Новым годом Дзыцца обычно печет пирожки. Мы с Бади тут же их съедаем. А Дунетхан то там спрячет пирожок, то здесь… В конце концов я все-таки их нахожу, и тогда дело кончается слезами. И сейчас для вишен нашла хорошее место, думала, что никто не разыщет ее тайник. Да никто бы и не разыскал, если бы я не затеял уборку.

Я вынес банку с вишнями и снова закрыл дверь на замок.

— Зачем запираешь?

— Чтобы вы не пачкали. Я сегодня целый день убирал.

Скрипнула калитка. Дзыцца идет. Девочки, обгоняя друг друга, побежали ей навстречу, повисли на ней.

— Подождите, — улыбается Дзыцца, — дайте мне пройти!

Бади схватила ее сумку и волочит по земле. Дзыцца присела на ступеньки. Бади сразу полезла к ней на колени.

— Ну вот, — вздохнула Дзыцца. — скоро невестой станешь, а все на руки!

Но Бади, не отвечая, устроилась поудобнее. Дзыцца одной рукой прижала ее к себе, другой — обняла Дунетхан. Я сел рядом с Дзыцца и с нетерпеньем жду, когда же она войдет в дом. Но Дзыцца вечером любит посидеть здесь. Усталость понемногу проходит, и тогда она берется за домашние дела.

Но вот Дзыцца и отдохнула.

— А почему дверь на замке? — удивилась она.

А я уже тут, с ключом.

— Сейчас открою…

Как же довольна была Дзыцца, когда увидела, как я все убрал в доме! Дунетхан и Бади тоже хвалили меня. Всем это было приятно.

Ничего, Дзыцца. Я еще много раз порадую тебя. Все простишь мне. Даже то, что я курил однажды. Она тогда очень рассердилась. Будто, кроме меня, никто никогда не курил. Агубе и сейчас курит, и Хадзыбатыр, и Хаматкан… Зачем так волноваться из-за этого? Боится, что плохим человеком вырасту. А чего бояться? Я больше никогда не обижу тебя, Дзыцца. И курить не буду. Видишь, как я хорошо все убрал. А ведь мальчишки никогда этими делами не занимаются. Как же! Чтобы Хадзыбатыр когда-нибудь вымыл тарелки! Или Хаматкан!..

III

Сквозь сон слышу какой-то шум. Так сладко мне спалось. Я не в силах открыть глаза, хочу снова окунуться в мягкие волны сна. Но нет, под самыми окнами раздаются мальчишечьи голоса. Интересно, чего они не поделили?

Встал, выглянул в окно. Резкий солнечный свет ударил мне в глаза, так что я на мгновенье зажмурился.

Дзыцца, наверно, давно ушла на работу. И сестричек не видно, тоже куда-то убежали. Каждое утро меня приходится будить: утренний сон особенно сладок. Но хочешь не хочешь, а вставать приходится.

Кое-как прибрал постель, взял мыло, перекинул полотенце через плечо и направился к речке. Вода была как лед, но я все-таки вымылся по пояс.

Вернулся домой. Чувство такое, будто я что-то забыл, не могу вспомнить. Да! Я же хотел пойти на Кобошово озеро. Однажды я после работы проезжал мимо и своими глазами видел, сколько там рыбы. Если бы не Жамират, то я тогда остановил бы Дудтула и начал бы ловить рыбу. Надо непременно пойти сегодня. Жаль, что ни Хаматкана не встретил, ни Агубе. Но ничего, обойдусь и без них. Одному даже интереснее. Вот-то удивлю их, как принесу рыбу. Тогда поверят, что я могу ловить не хуже лучшего в селе рыбака Бешагура.

Быстро добрался до заросшего кустарником оврага, — кустарник тянется по обочинам полузабытой дороги. Тут меня стал одолевать страх. Заросшая дорога вот-вот исчезнет. За густым орешником ничего не видно, кроме небесной сини. Треснет сучок под ногой, а я уже вздрагиваю. Несколько раз споткнулся, запутавшись в повилике. Больше всего я боялся змей. Мне так и казалось, что под каждым кустом, свернувшись, притаилась гадюка…

Выбравшись из орешника, я вздохнул с облегчением. Сердце готово было выскочить из груди. Но оглянулся на заросли орешника и удивился: чего же это я так испугался средь бела дня!..

Я вытер пот со лба. Достал складной ножичек, вырезал палку и, насвистывая, пошел дальше.

Вот и Кобошово озеро. Рыба скользила у самой поверхности воды. Но стоило мне подойти к берегу, как она тут же исчезала в глубине. Нет ни одной…

Я спрятался в бурьяне. Вижу — один за другим выплывают сазаны. Подпрыгивают над водой и снова уходят под воду, словно дразнят меня. И потом долго еще расходятся круги на зеркальной глади озера.

Но как я буду ловить рыбу? Ни сети, ни удочки. Что же это я раньше не подумал? А теперь хоть локти кусай. И все-таки я с пустыми руками отсюда не уйду!

Я подвернул штаны, снял рубашку, перевязал рукава и ворот — вот у меня уже и бредень. Вошел в озеро, шагнул несколько раз, и вода залила меня до пояса. Дно оказалось илистым, ноги у меня завязли. Начал барахтаться, да и плюхнулся в воду! Еле выбрался обратно на берег.