4. Поколение пепла - Доронин Алексеевич

   Бурый уже собирался толкать эту тему, когда все испортил Шкаф. Бурый давно подозревал, что боксер тайком упарывается "коксом", но никак не мог поймать его втягивающим в ноздрю белые дорожки. Иначе бы завалил на месте. А тут глаза бывшего спортсмена вдруг налились кровью. Похоже, он просто не въезжал в серьезность ситуации.

   - Это что за номер? - с ходу полез он в бутылку. - Вы обурели совсем. Э..! Ты мне еще в трусы залезь, гнида позорная! - он грубо оттолкнул руку одного из чужаков, который профессионально шмонал пленников на предмет оружия.

   Глаза спортсмена были бешенные.

   - Че это за предъява, шакалы вы, мать вашу?! - заорал он еще громче. - Идем себе, никого не трогаем! Э! Ты мне пуговицу оторвал! Я тебя, прошмандовку, языком пришивать заставлю!

   Бурый сжался, как пружина. Он услышал, как лязгнули сразу несколько затворов, и, представил, как любитель кокаина запляшет ламбаду под автоматным огнем, покрываясь ранами, словно нарывами, а на землю упадет уже изуродованный десятком входных и выходных отверстий труп.

   Вместо этого что-то со свистом рассекло воздух, и Шкаф взвыл как паровозный гудок. Свист повторился, и Бурый услышал, как трескается под ударом ткань и рвется кожа.

   Бандит-спортсмен пытался держаться, скалил зубы и матерился. Но еще несколько ударов - с каждым из них из него выходила спесь - заставили его согнуться и зажаться. А после десятого он жалобно запричитал, закрывая рассеченное лицо:

   - Все, не надо! Все сделаю, только не бейте! Пожалуйста, блин!

   Краснолицый мужчина с усами, стоящий по праву руку от Берета, довольно ухмыльнулся и убрал нагайку. На нем был мундир защитного цвета и брюки с алыми лампасами. Алыми были погоны, и даже фуражка защитного цвета имела алый околыш. Ремень еле вмещал брюхо, а голенища кожаных сапог поблескивали, тщательно начищенные кремом.

   - Кино снимаем, да? - спокойно произнес Бурый. Он понимал, что сейчас решается их судьба и нащупал нужную линию поведения. - Историческое? Про казачков?

   - Ага, и для вас роль найдется, - спокойным голосом ответил мужик в берете.

   - Еще одно слово, и я его как тыкву развалю, - произнес казак.

   - Это лишнее. Я думаю, гражданин мародер уже все понял.

   Рядом с Бурым стоял Солома, молодой зэк, прозванный так за волосы, белесые и кучерявые. Они познакомились еще в лагере за месяц до катаклизма. Бурый тогда услышал, как сосед по бараку обозвал щуплого домушника "Милашкой-блондинкой". Тот ничем не провинился, только тем, что был хилым и молчаливым. Наезжал на него сокамерник по беспределу, а поводом была пара пропавших вещей, которые тот сам же мог и спрятать. Началось все с придирок к внешности. В лагере-то Солома был подстрижен наголо, но интернетом умели пользоваться даже зэки. Кое-кому и смартфоны иметь дозволялось. Такой доброхот-активист и нашел в социальных сетях фотку, где парень был с волосами до плеч, да еще и на пляже. И понеслось... гомик, гомосек, это самое мягкое.

   Бурый тогда вступился за него, но вечно нянькаться не собирался. Но на следующий день случилось непредвиденное - наехавший на Солому зэк умер от черепно-мозговой травмы, оступившись на обледенелом бетоне. Без свидетелей, на промзоне. Обидчик отправился к родным со свидетельством о смерти вместо справки об освобождении, но у убитого остались кореша, которые землю рыли, чтоб найти и наказать. Да и оперчасть не дремала, они на такие случаи всегда обращали внимание. Но именно после этого Бурый приблизил к себе рискового новичка, начал обучать уголовным премудростям и заположнякам. На "красной" зоне радеющим за дело отрицалова надо было держаться вместе. А зоны теперь по стране были в основном "красные". Диктатура закона и стабильность, как-никак. Честным ворам совсем жизни не стало от бандитов в погонах, часто говорил ему Бурый.

   Много позже благодаря своему строению тела узкоплечий, как хорек, воришка сильно помогал им добывать еду среди развалин Барнаула. Пару раз он спасал главарю жизнь. Сам Бурый, который раньше над словами о мужской дружбе всегда смеялся, чувствовал к нему что-то отеческое.

   А теперь главарь видел, как от угрястой ряшки его протеже отхлынула кровь, а руки начали попеременке дергаться. Вожаку и самому стало неуютно. Он почувствовал неприятный холодок, пробежавший по позвоночному столбу, ком в горле и пресловутое посасывание под ложечкой - синдром наставленного автомата.

   - Шлепнем их здесь, Пиночет? - спросил "десантника" усач в казачьей форме.

   - Нельзя. Ты же помнишь приказ главного? Эти, кажись, годятся. Вон какие рожи злобные, - фонари сошлись на жилистых фигурах. - А ну встаньте, гаврики.

   Бандиты с опаской поднялись, без напоминания держа руки на виду.

   - Что набрали? - деловито осведомился казак.

   - Да чем Бог послал, - Бурый держался хорошо, но легкая бледность его выдавала. - Хавчик в основном просроченный, но брюхо набить можно. Проносит правда сразу не по-детски.

   - Еда? Это хорошо, - похвалил "Пиночет". - А я думал золото, серебро и баксы.

   - Кому они нужны, блин, - возразил Бурый. - Все зло в мире от них.

   - Тоже верно, - не стал спорить новый знакомый. - Но еще больше от их отсутствия. Меня кстати Андреем зовут. Пиночет - это для друзей. А это Семен. Он потомственный казак в первом поколении. Ладно, чего стоять под дождем? Давайте до хаты, - человек еще раз оценивающе окинул взглядом Бурого. - А ты крутой чувак. Нам нужны такие ребята. Старайся, и будешь десятником. У нас для таких как ты дорога открыта. Все, пошли!

   Пленники понуро побрели, сопровождаемые автоматчиками. Бурого не обмануло показное добродушие в голосе командира захватившего их отряда. Он не удивился, когда "домом" оказалось большое прямоугольное строение из растрескавшихся бетонных блоков - судя по запаху, раньше тут был коровник, а теперь что-то вроде барака для крепостных.

   - Кто тут старший? - сразу спросил Бурый, входя в освещенное тремя лампочками огромное помещение. Теперь вместо коров тут содержались люди, хмурые и изнуренные, в старом камуфляже, сшитом, похоже, еще тогда, когда Бурый мотал первый срок по малолетке. Нет, не заключенные. Скорее, насильно мобилизованные. Даже автоматы им еще не дали. А тут находился типа карантинный блок.

   По пути сюда Бурый видел, как рабочие в синих комбинезонах, суетясь, как муравьи, грузят в КАМАЗы грузят большие деревянные ящики и цинки. Оружие и патроны должны были ехать отдельно. Разумные предосторожности.

   - Кто, блин, старший? - повторил он.

   Ответом была только тишина, со всех сторон на новеньких смотрели с опаской, и вожак разбитой шайки расслабился.

   Он успел получше рассмотреть соседей. Большинство из них выглядели гораздо хуже, чем его братва. Худые, в коросте, с колтунами в волосах и каким-то затравленным взглядом. Бурый вспомнил бродячих псов - не теперешних, а довоенных. Такой взгляд бывает у того, кто ждет, что в любой момент ему отвесят пинка и в то же время очень хочет жрать. Нет, они могли быть опасны. Но надо было сразу показать им их место.

   - Никто? Ну, значит, буду я, - громко сказал он и повернулся к сидящему на ближайшей шконке мужику, по виду колхознику, - Рассказывай, брателло, чего тут деется.

   Но просидел без дела он не долго. Вскоре за ним пришли еще двое ряженных "казаков", заставили встать и, встав по обе стороны от него, повели к железной входной двери. Уходя с молчаливым конвоем, Бурый весело насвистывал любимый шансон.

   Опасения его уцелевших товарищей - если они за него действительно переживали - были напрасны. Через три часа их вожак пришел цветущим. И не в своих обносках, а в новенькой с иголочки демисезонной форме охранника.

   На спине камуфляжной куртки чернели буквы: "Легион", рядом виднелся след от споротой аббревиатуры "ЧОП". По одному комплекту Бурый, теперь уже десятник, принес и каждому из своих товарищей. Под вопросительными взглядами остальных они оделись, поднялись с нар и встали рядом с ним.

   - А вы давайте тоже стройтесь у стенки, мужики, - новоиспеченный десятник решил устроить смотр. - Эй, вы двое, вас это тоже касается! И тебя, а ну поднялся быстро!

   Кряхтя, доходяги начали подниматься с нар и строиться. Бурый не спеша прошелся вдоль шеренги, своим наметанным глазом по неуловимым деталям определяя в бараке подходящих людей, нормальных стоящих пацанов.

   Человек, на которого он указывал, делал шаг вперед. А потом по одному они подходили к нему, рассказывали свои послужные списки. Десятник кивал покровительственно, некоторым пожимал руки. Многие из них оказались с криминальным прошлым - теми, для кого это было такой же работой, как для фраеров завод или контора. Рыбак рыбака видит издалека. На блатарей он особенно полагался.

   Все эти тридцать выдвиженцев станут его помощниками, вместе им будет проще организовать остальную массу в более-менее управляемый отряд. Знание людей, которое дает лагерный опыт, помогли Бурому вместе с его "лейтенантами" обуздать оставшихся без рукоприкладства. Кого-то он похвалил и приблизил, кого-то морально опустил, и вот уже две сотни мобилизованных или уважали его, или боялись больше, чем неведомого врага, против которого предстояло идти.