4. Поколение пепла - Доронин Алексеевич

   Самому Бурому после разговора с Пиночетом этот враг стал известен. И это придавало ему силы. Он рассказал командирам южан все, что знал про Подгорный, его жителей, их оружие и тактику. Он очень старался быть полезен. У него были свои мотивы желать алтайцам победы.

   "Вы у меня кровью умоетесь, падлы. Ух умоетесь...".

   Слово "десятник" было неточным. Подчиненных у него теперь стало не десять и даже не сто. Половина из них были такие же, как он, пойманные в массовых облавах бродяги. Остальные - проштрафившиеся крестьяне из Заринска и окрестностей, которым казнь через повешенье на колючей проволоке заменили возможностью показать себя в бою. Настоящие кадровые бойцы должны были идти во втором эшелоне, а эти, составлявшие армию первого удара, конечно, предназначались на убой. Но Бурый понимал, что если он выжмет из них все, что можно, у него будет шанс не только отомстить, но и вернуть себе утраченное влияние.

   Глава 3. Иная Россия

   За день до отправки на юг Богданов вышел из здания Горсовета с тяжелым сердцем. Его угнетал груз тайны, смутных догадок, которые он не мог высказать всем.

   Проходя от мэрии, на стенах которой совсем недавно заштукатурили следы от пуль и осколков, по непривычно пустой площади Возрождения, он приветливо здоровался с людьми. В основном это были женщины, дети и старики. Все мужчины уже были на достройке укрепрайона.

   Только что состоялся военный совет. Они ведь теперь были не мэром и его заместителями, а командующим и штабом.

   "Сколько у нас обученных резервистов?" - приподняв брови, спрашивал Сергей Борисович.

   Это был его первый вопрос. Владимиру показалось, что после Ямантау Демьянов похудел еще на пару-тройку килограмм. В пепельнице был раздавлен окурок седьмой по счету сигареты, хотя день только начинался. На столах, помимо карт и таблиц, было только раскаленный кофе в огромных кружках. Единственное послабление, которое Демьянов сделал для них ("Только попробуйте, пролейте").

   " 2842", - отрапортовал Богданов. Эту цифру он мог бы назвать, даже если б его разбудили среди ночи. Хотя его и так разбудили "почти" среди ночи. В полшестого утра.

   "Какова численность дружины?" - это уже был вопрос главе сил самообороны.

   " 561", - басом ответил Колесников.

   " Сколько выставили деревни?"

   " 950".

   "Сколько у нас небоеспособных жителей?" - спрашивал майор, повернувшись к Масленникову.

   "2541".

   Богданов слушал эти числа и ежился, как от мороза. За всеми этими трех- и четырехзначными числами стояли люди, которые еще жили делами своего дома и семьи и не знали, что большой мир вот-вот внесет изменения в судьбу их миров малых.

   Здесь в этой прокуренной комнате они сообща выработали план военных действий по отражению вторжения, которое должно было вот-вот начаться.

   Склонившись над картой региона, они пытались представить ход ближайших событий.

   Это война обещала быть очень странной. Чем-то похожей на войны кочевников древнего мира, когда "великие" армии по 10 тыс. человек каждая могли разойтись в степи и не найти друг друга.

   Война, когда мизерные силы перемещаются по огромной территории, а у обеих сторон есть всего несколько болевых точек, куда можно ударить. Тут не было протяженных фронтов, не было густонаселенного тыла. Только пустошь, десятки тысяч квадратных километров лесостепной пустыни, занятие которой ничего не даст, да и невозможен. Победу принесет только захват вражеских опорных пунктов

   - Они будут двигаться по дороге Р384, а потом по К-21.

   Если это так, из этого следовало, что враги пойдут через Кузбасс, мимо Ленинск-Кузнецкого, а не через Новосибирскую область.

   - Почему не К-28? - спросил Колесников.

   - Так сказал Топор. Они собираются стать лагерем в селе Гусево. Это восемьдесят километров отсюда. Рядом аэродром малой авиации Манай. У них тоже есть разведывательные самолеты, и оттуда они будут действовать. Там же есть нетронутые склады ГСМ. Там будет их тыловая база для ведения штурма. Или осады.

   - Вы доверяете этому Топору?

   - Как самому себе. Но ничего не будем предпринимать, пока не получим подтверждения.

   О чем споров не возникло, так это о ведении обороны. Всем было ясно, что укреплять южные рубежи карликовой страны бессмысленно. Сметут. Сергей Борисович, да и все остальные понимали - если врага удастся остановить, то только здесь, под стенами цитадели, созданной наполовину людьми, наполовину самой природой.

   "Ваши соображения, господа офицеры, - открыл Демьянов второй этап "совета в Филях", перед этим дав им наконец-то перекусить в буфете. - Не забывайте, что обороняясь, войны не выигрывают".

   "Предлагаю нанести контрудар им в подбрюшье, - рубанул с плеча предсказуемый, как российский климат, Колесников. Предсказуемо свирепый. Тем не менее, шапкозакидательством предложенный им план опережающего удара по Заринску не отличался, хотя и был очень рискован, так как предусматривал встречный бой почти в чистом поле.

   Остальные его не поддержали. Завязался спор. А майор, выслушав всех, неожиданно внес свой вариант.

   Основные силы должны были остаться в Подгорном. С тем, что инициатива будет у более многочисленного противника, приходилось смириться, но ничто не мешало небольшими моторизированными формированиями держать наступающего врага в напряжении, как только он перейдет границу. А еще пятистам бойцам скрытно выдвинуться к этой условной линии на карте и ждать своего часа.

   Богданову оставалось только вызваться на выполнение последней задачи. Почему-то он был уверен, что прямолинейный Олег с организацией пешего рейда во вражеский тыл не справится. Пусть лучше берет на себя мобильные ударные группы. Да и не получится из этого грубого вояки командир для гнилой интеллигенции, из которой городское ополчение состояло на добрую половину. Ведь рейд-то предполагалось произвести силами бывших новосибирцев. Почему их, а не более подготовленных? Потому что город надо было удержать любой ценой.

   Владимир шел по главной улице Советской, которую жители часто по-космополитски звали Бродвеем.

   Его спокойный взгляд и уверенная походка были так же неуместны, как бравурная музыка военных лет, которую транслировали через все громкоговорители в городе. С этого вторника она сменила обычный репертуар из легкомысленной попсы.

   Всем своим видом Богданов пытался вселить спокойствие другим, но город был тревожен. Нет, он не гудел как растревоженный улей. Наоборот, он затаился в испуганном молчании. У каждого должно было появиться ощущение внезапного удара под дых.

   После экспедиции на Урал многими овладела эйфория. Казалось, еще немного, и все будет как раньше. Зря они наверно привезли столько ерунды вроде бытовой техники. А теперь внезапная мобилизация была как гром среди ясного неба.

   Два старика, вышедшие с утра пораньше на пробежку, остановились, чтоб задать ему пару вопросов. Владимир отвечал очень осторожно, взвешивая каждое слово, чтоб не давать почву паникерству.

   Он завидовал им. Они не знали того, что знал он. Они вообще знали очень мало об окружающем их мирный островок безумном мире. Даже те, кто часто выходил туда по долгу службы.

   Теперь в Подгорном каждому школьнику было известно, что рядом с ними на Алтае существует другой город-государство. Этому даже радовались. Готовились ездить в гости, общаться. Владимир слушал эти наивные разговоры с болью и горечью. Почтового сообщения они не наладили, а туризм ушел в прошлое, поэтому мало кто знал, что представляло из себя это новообразование. А Богданов знал.

   Если они во главе с Сергеем Борисовичем пытались строить более-менее справедливое общество... социальную меритократию... ну, бывали, конечно, перегибы... то там у них на Алтае пышным цветом расцвел настоящий феодализм. То ли "Россия, которую мы потеряли", то ли среднеазиатская деспотия.

   Беглый взгляд во время поездки дал ему неполную информацию - пускали далеко не везде, держали по сути под арестом, а пообщаться с местными наедине было невозможно. Но и этой неполной информации о Заринске было достаточно, чтоб понять, с чем его едят.

   Это было общество развитого феодализма вполне по Марксу. Ступенчатая пирамида, подножье которой составляли бесправные крепостные, вершину - криминально-олигархическая клика. Между ними, как и полагается, находилось служилое сословие, те, кто обеспечивал своим оружием власть вторых над первыми - из бывших полицейских, охранников, прочих силовиков и бандитской шоблы.

   Спору нет, жилось там веселее и интереснее, но только тем, кто был наверху или ближе к верхушке. Для остальных жизнь должна была походить на качественную антиутопию.

   Это они в Подгорном для себя установили что-то вроде "партмаксимума" в распределении благ и одинаковые правила для всех. А здесь норма потребления продуктов, а также права с обязанностями сильно разнились по сословиям, или кастам... или как там назвать их социальные группы. Черт их разберет.