Гарем - Кэти Хикман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как могла она забыть столь странное лицо? В нем проглядывало что-то настолько дикое, необузданное, что Селия тогда едва не подскочила, увидев это выражение.
— Ну и что? Я ей больше не прислуживаю.
— Ты хочешь сказать, что ты больше не служанка Гюляе-хасеки? — холодно переспросила девушка.
Несколько долгих мгновений золотистые глаза мерили Селию дерзким взглядом. Потом младшая пожала плечами и произнесла:
— Да. Я больше не служанка у этой дуры.
От удивления Селия просто лишилась дара речи. Установленные в гареме правила требовали такого декорума в поведении и общении, что даже за те несколько месяцев, что Селия провела здесь, она привыкла считать любое нарушение принятых норм вежливости, даже в самых неформальных ситуациях, актом, шокирующим своей грубостью.
Хотя вечер казался довольно теплым, здесь, в этом маленьком покое, было прохладно, и девушка почувствовала, как дрожь пробежала по телу. Она заглянула в глубину арочного проема, туда, где располагалась спальня султана, но там было все ровно так, как позавчера: и молчание освещенной огнем одной свечи комнаты, и сводчатый потолок, полный сумрачных теней.
— Сейчас ты выглядишь совсем по-другому, — обернулась Селия к девушке.
— Ха, — издала та саркастический смешок, — ты тоже.
В этот раз она даже не обернулась к своей собеседнице, а вместо этого, изменив позу, постаралась как можно соблазнительней выгнуть спину, чувствуя себя вполне естественно.
— Как твое имя?
— Скоро узнаешь.
— Меня зовут Кейе. Кейе-кадин, да будет тебе известно. — Тон Селии был ровным, и она продолжала говорить, не спуская с девушки глаз. Затем с любопытством спросила: — Сколько тебе лет? Тринадцать? Четырнадцать?
— Откуда мне знать? — пожала та плечами. — Во всяком случае, я моложе, чем хасеки. Та вообще уже старуха, ей точно больше двадцати. И моложе тебя. Он ведь именно таких и любит? Чтобы тело было совсем юным.
— Может быть — Селия не сводила с девушки озадаченного взгляда. — А может, и нет.
Она обхватила себя руками, стараясь согреться. Ягодицы и ноги ее стыли от холода.
— Почему здесь так прохладно?
Девушка принялась легонько растирать ладони и предплечья, которые покрылись гусиной кожей и побледнели, замерзая.
— Ты что, ничего не замечаешь?
Юная черкешенка, продолжая держать выгнутой арку спины, стала попеременно наклоняться вперед-назад, вперед-назад, как сделал бы цирковой акробат в ожидании минуты выхода на арену.
— Что я не замечаю?
— На чем мы сидим.
Селия сунула руку под ковер и мгновенно отдернула пальцы, будто от ожога.
— Да это же лед! Мы сидим на целой глыбе льда.
Увидев выражение лица изумленной Селии, девушка в первый раз улыбнулась, и ее мрачное маленькое личико словно оживилось.
— Ну что, гордячка, а ты этого и не знала? Я, может, и не такая красотка, как ты, но он ведь и не собирается разглядывать мое лицо. — Она метнула на Селию откровенно злобный взгляд. — Посмотри на меня, видишь, как побелела моя кожа. — Она наклонилась к Селии, и слова ее показались настоящим шипением. — Чем холоднее, тем она белее. Это-то он и любит.
«Конечно, она права, — подумала Селия, — как я раньше не догадалась!»
В сумраке комнаты кожа этой девушки казалась сказочно светлой, она даже приобрела голубовато-белый оттенок льда. Селия опустила глаза и оглядела свое обнаженное тело. От холода оно приобрело эффект прозрачности. Она ясно видела рисунок голубых вен на груди, на нежных бедрах и дальше вниз, до самых стоп.
«Конечно, это так».
— Понятно, потому меня и выбрали. И хасеки тоже.
— Да, валиде попыталась подложить тебя ему. Но у тебя ничего не вышло. Мы все уже прослышали об опиуме.
У девушки вырвался странный хриплый смех.
— Откуда?
Та пожала плечами.
— Слыхали, вот и все.
— Вы? Все? Не думаю. — Селия спокойно встретила сердитый взгляд черкешенки. От холода мыслила она очень отчетливо. — По-моему, ты хотела сказать, что «ты слышала». И узнана нечто, не предназначенное для твоих ушей.
Еще один смешок, но теперь Селия видела, как недоумевающе взметнулись светлые ресницы.
— Кому дано решать, что мне положено знать, а что нет?
— Откуда служанке могут быть известны такие вещи? Отвечай мне, карие. — Селия говорила строго.
— Сама догадайся.
— Не беспокойся, я непременно это сделаю.
Взглянув на кисти своих рук, она увидела, что те дрожат крупной дрожью, но теперь эта дрожь была вызвана не холодом, а гневом.
— Тебе что-то очень не по себе, Кейе-кадин.
— Да, но не настолько, насколько тебе.
С удовлетворением Селия увидела, что губы этой странной девушки совсем побелели. Она перестала раскачиваться и сидела теперь, охватив колени руками и прижав их к груди. Все ее тело выражало напряженное нежелание мерзнуть.
— Ничего, он скоро придет. А когда придет, выберет меня, а не тебя.
— Почему ты так уверена в этом? — спросила Селия.
— Потому что я знаю, что нужно делать. Я подглядывала за ним, когда тут была эта дура хасеки — Девушка бросила торжествующий взгляд на собеседницу. — Слышишь, он, кажется, уже у дверей.
И в это мгновение, не успела Селия перевести взгляд на дверь, черкешенка раздвинула ноги, бесстыдно обнажив тщательно выбритое лоно, и, скользнув пальцами внутрь, медленно и осторожно извлекла маленький, похожий на горошину предмет. Это было что-то круглое и черное, примерно такого же размера и той же формы, как та лепешка гашиша, которую Селии дала карие Лейла.
— Что это такое? — изумленно спросила она.
— Сейчас увидишь. — Девушка снова издала гортанный смешок — Не ты одна умеешь давать взятки карие Лейле.
Она не стала глотать эту лепешку, как предположила Селия, а вместо этого аккуратно спрятала ее под язык. Затем снова скользнула двумя пальцами между губами лона, слегка коснулась внутренней его стенки, чтобы потом тронуть ими — влажными и чуть заблестевшими — за ушами, обвести, слегка касаясь, рот. Все это она проделала, не сводя глаз с Селии, улыбка таилась в уголках ее губ.
— До чего противные существа мужчины, тебе не кажется? — шепнула она.
Когда султан наконец вошел в комнату, обе девушки разом соскользнули с ледяного трона и распростерлись на полу у его ног. Впоследствии Селия припоминала то обжигающее чувство, с которым восстанавливалась циркуляция крови в кончиках пальцев, какими окоченевшими и онемевшими были ее руки и ноги, как медленно она могла ими двигать. Поднять глаза она не осмеливалась и потому скорее почувствовала, чем увидела, его недовольство.