Шерлок Холмс против марсиан - Генри Олди

Я оглядел разложенную на ступеньках гостиницы коллекцию и понял, что американец прав.

– Будем вам весьма признательны, мистер Пфайфер.

2. Давайте вашу кириллицу!

– Хватит на небольшой оркестр, – оценил Холмс, когда инструменты были расставлены вдоль стены гостиной.

– А где саксофон? – хохотнул мистер Пфайфер. – Балалайка?!

– Вы разбираетесь в музыке?

Человек, не знакомый с Холмсом, решил бы, что вопрос задан из приличия, для поддержания разговора. Но я сразу уловил интерес в голосе моего друга.

– Как сапожник в акварелях!

– Но вы упомянули балалайку. Это весьма редкий у нас русский инструмент. Большинство людей и название его выговорить не смогут. Если бы я не был однажды в Одессе, я бы и сам…

– Ха! Знали бы вы мою биографию, сэр! Знали бы вы моего отца!

– Не имели чести, – сухо ответил я.

– И зря, доктор! Это ведь не человек, это готовый сюжет для фильма. О, Айзек Пфайфер! До самой смерти он не имел привычки обращаться к врачам. Он ломал подкову голыми руками! Пил горькую неделями! Имел военную пенсию в сорок рублей ассигнациями! А как он бил в барабан! Рубил лозу! Мой отец, джентльмены, был драгуном из кантонистов. Двадцать пять лет в Нижегородском драгунском полку…

– Из кантонистов? – не понял я. – Ваш дед – швейцарец?

Синематографист расхохотался, как сумасшедший:

– О, доктор! Вы знаете толк в шутках! Айзек Пфайфер – швейцарец? Из тех мест, где людей окружают первоклассные озера, гористый воздух и сплошные французы? Надо запомнить, это лучший анекдот в моей жизни. Выйдя в отставку, мой блистательный отец поселился в Харькове. Таким, как он, запрещалось селиться в крупных городах, но для военных из кантонистов делалось исключение. У отца сложилась славная компания – более ста солдат, подобных ему, из них тридцать с семьями…

– Помнится, – заметил Холмс, с трудом удерживаясь от улыбки, – вы что-то говорили про ужасных евреев Рембрандта?

– Говорил, – согласился мистер Пфайфер. – И готов повторить. Вы видели эти картины? Разве они не ужасны? Никакого сравнения с моим отцом! Позируй бравый старина Айзек вашему Рембрандту, и его портрет стоил бы миллион долларов!

Кажется, я начал кое-что понимать.

– Кстати, об евреях, – продолжил американец. – В шестьдесят третьем харьковский генерал-губернатор обратился к правительству с просьбой разрешить иудеям свободный доступ в Харьков. Я тогда был сущее дитя и не запомнил, чем дело кончилось. Но мой отец тут же вывез семью в Вильно, затем – в Копенгаген, а вскоре мы уплыли пароходом в благословенную Америку. И после всего этого вы спрашиваете у меня про балалайку?

– Благодарю вас, мистер Пфайфер. Экскурс в историю вашей семьи был чертовски увлекателен, – Холмс без труда вклинился в чужой монолог. – Значит, вы говорите по-русски?

– Я? Да я русский Цицерон!

– Читаете?

– Бегло!

– Вы просто подарок судьбы! Не прочтете ли пару слов, написанных кириллицей?

– С удовольствием, джентльмены! Но у меня встречный вопрос: вы уже приняли решение насчет контракта с «Эмэрикен Мутоскоп энд Биограф»?

Я развел руками:

– Увы, мы в полном цейтноте. Совершенно нет времени. Как только выдастся свободная минутка…

– Время… – пробормотал Холмс с хорошо знакомым мне отсутствующим видом. – Минутка…

Его интонации могли заморозить ведро воды. К счастью, мистер Пфайфер пылал энтузиазмом:

– Ловлю вас на слове! Давайте вашу кириллицу!

Очнувшись от раздумий, Холмс мигом извлек два листка, исписанных Дженни:

– Вот, прошу вас.

Американец вперил взор в первую загадку: «© A. Недереза. 2010.» Еще внимательней он изучал рисунок с девочкой в яйце, в окружении молний. Очевидно, прикидывал, удастся ли воспроизвести что-то подобное средствами синематографа. Наконец, вздохнув с сожалением, мистер Пфайфер констатировал тоном эксперта:

– Буква «си» в кружке по-русски читается, как «эс». Что это за знак, понятия не имею. Масоны, джентльмены! Конечно же, масоны! А дальше…

Он внезапно зашелся смехом:

– Сто лет не видел такой забавной фамилии! Надо же, Недереза! В детстве я знал стишок про козу-дерезу. А это, значит, не коза, и не дереза! Ха-ха-ха!

Холмс кивнул:

– Думаю, вы правы. «А» с точкой перед фамилией – несомненно, инициал.

– Я всегда прав! Что у вас еще?

– А цифра? Две тысячи десять? – счел нужным вмешаться я. – Похоже на дату…

– Дата? Двадцать первый век?! Вы, доктор, еще больший шутник, чем я думал! Может, это количество сделанных копий? Так, дальше…

Он склонился над вторым листком. Потом, словно не веря собственным глазам, схватил листок со стола и порывисто шагнул к окну, ближе к свету:

– Харьков, две тысячи… Двадцать четвертое февраля, шестнадцать тридцать две. Харьков? Мой родной город…

– Он находится в России?

– Столица губернии на юго-западе Российской Империи. Иногда он мне снится, этот город. Представляете? После Нью-Йорка! Снится, вот ведь… Откуда это у вас?!

– Это работа одной маленькой девочки, – не стал скрывать Холмс.

– Она из Харькова?

– Ну конечно! – в волнении я, забыв о приличиях, звонко хлопнул себя ладонью по лбу. – Я еще тогда не был уверен, что правильно расслышал название города. Не Хартфорд, а Харьков! Вот только как туда занесло малютку Дженни? Учитывая информацию о Годрикс-Холлоу…

– Куда интереснее, – отметил Холмс, – как ее занесло сюда, в Молдон. А еще интереснее…

– Дата?

– Именно! Если насчет цифры «2010» остаются сомнения, то здесь указаны месяц, число и даже время с точностью до минуты.

– Но это же… двадцать первый век!

У меня пересохло в горле. Зато к мистеру Пфайферу вернулась вся присущая американцам безапелляционность:

– Ясно как день, что это отрывок из фантастического романа! Действие происходит в далеком будущем! Роман, отмечу, прекрасно иллюстрирован. У вас есть текст целиком?

– Увы, нет.

– Жаль, очень жаль! В нем наверняка кроются большие возможности для синематографа. Только представьте: супермегаполисы, воздушные корабли, электрические пушки… А какие там могли бы развернуться войны!

– Вам мало марсиан? – не утерпел я.

– Марсиане? Я успел заснять часть боя, но, увы, издалека. Боюсь, картинка выйдет не слишком впечатляющей. Вы не согласитесь в следующий раз, когда соберетесь воевать, предупредить меня заранее? И подманите марсиан поближе! Я буду ждать с камерой наготове!

Кажется, по нашим лицам и мрачному молчанию мистер Пфайфер кое-что понял.

– Шутка, джентльмены! Шутка! Я понимаю: война, вы рисковали жизнью… Что вам еще перевести?