Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительной силой воли обладал Микаэл.
Даже в эти тягостные для него дни, когда, обуреваемый тревогами и заботами, изнуренный болезнями Налбандян с тоской и нетерпением ждал весточки от Степаноса Назаряна, он находил время и возможность, чтобы писать… Писал новый роман о невежестве и суеверии, где главным героем был все тот же граф Эммануэль, писал стихи, продолжал «Записки», очередных глав которого ждал редактор «Юсисапайла».
«Долгое и безостановочное путешествие по Европе, месячное пребывание на минеральных водах, крайнее обострение болезни и вызванная этим неописуемая физическая слабость почти лишили меня возможности брать в руки перо. С другой стороны, тысячи новых впечатлений вступили в борьбу между собой и каждое старалось занять первое место в «Записках». Но я не буду заниматься ими, пока несколько не остынет их пыл и я смогу взяться за них спокойно, тем более что это все почти не имеет отношения к особо волнующим меня национальным вопросам.
Какая мне польза от вида величественного Лондона, от роскоши и распутства Парижа, от философского облика Берлина и Германии, если перед моими глазами предстает Армения в развалинах, ее рассеянный по миру народ, некультурные и пропитанные духом крайнего меркантилизма сыны нации, страдающие бессмысленным и ребяческим тщеславием; люди ограниченные, но слывущие образованными, подобно мотылькам, летают вокруг свечи, как только она зажигается в армянской, окутанной черным мраком сырой землянке…
Любое развлечение, встреча с любой образованной и благоденствующей нацией наталкивает меня на грустные размышления, обычно столь неугодные армянам, потому что тяжелая штука — критиковать самого себя…
Размышления, размышления, бесконечные размышления!..»
Эти размышления больше уже не покинут Микаэла Налбандяна. Даже после того, как из Москвы придет известие, что нависшая над «Юсисапайлом» опасность устранена и, следовательно, Микаэлу уже не грозит арест.
И удивительно, умудренный и возмужавший за эти несколько месяцев Микаэл, охваченный «бесконечными размышлениями», поспешил домой.
Истосковавшиеся по нему друзья поспешили известить друг друга…
Степанос Назарян — Григору Салтикяну.
8 июля 1859 г.
«Вчера получил от Микаэла Налбандяна радостную весть… Сейчас он в Париже и скоро вернется в Россию. По всей видимости, отныне никакой опасности нет. Только Вы должны воспрять духом и энергично взяться за дело, как советовал Налбандян».
БОЛЬШИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
Жизнь течет только в одном направлении — вперед.
Вперед!.. Только там мы можем достигнуть обновляющего и бурного возрождения нашей нации!..
Микаэл НалбандянНастал час принятия решения. Мы должны сделать открытый и смелый вы бор.
Михаил БакунинВернувшись в Москву, Микаэл первое время не знал, что делать. Он уже не мог продолжать прерванное дело: перед ним открылось новое поприще, столь же неведомое и незнакомое, сколь важное и привлекательное.
«Размышления, размышления, бесконечные размышления!..»
Сколько могло продолжаться это раздражавшее и приводящее Микаэла в отчаяние состояние? Как долго мог он еще противостоять нескончаемому и мучительному отливу, который пришел на смену душевному приливу и подъему? И сколько еще времени предстояло ему определять свое настоящее место?
Обрадованные друзья и соратники тепло встретили вернувшегося из странствий Микаэла, но тот, даже не поделившись с ними своими впечатлениями, своими мыслями и раздумьями, вдруг, словно капризный ребенок, решил разобидеться на всех.
Внешне причиной этого послужили денежные затруднения «Юсисапайла», следовательно, в какой-то степени и безнадежное положение его редактора и еще более сотрудника журнала. Если раньше, начиная свое издание, они считали, что у журнала будет не менее шестисот подписчиков, то сейчас, когда «Юсисапайл» готовился справить вторую годовщину своего существования, стало ясно, что надежды эти несбыточны.
Еще в прошлом году Микаэл Налбандян писал своим нахичеванским друзьям:
«Мы вдвоем взвалили на себя всю огромную тяжесть этого дела, а другие не желают облегчить нашу участь и на 9 р. 50 коп. и хоть немного ободрить нас. Неужели мы виноваты оттого, что любим свой народ?.. Нам едва удалось покрыть годовые расходы на журнал, но ведь и мы люди, а не бесплотные существа… Положим, мы угробили целый год жизни на каторжный труд на благо нашей нации, но это вовсе не значит, что мы каждый год должны становиться никому не нужными мучениками».
И если в не столь уж далеком прошлом Микаэл в неистовой ярости обрушивался на равнодушие армян, то теперь все свое недовольство он обратил на Степаноса Назаряна.
Но неужели Микаэл не знал, ценой каких усилий и лишений удается его старшему товарищу выпускать каждый новый номер журнала, неужели не знал, какой форменной травле подвергается в Лазаревском институте Степанос Назарян, неужели не видел, как враги пытаются ввергнуть издателя в полнейшую нищету?
И, в конце концов, неужели Микаэла не поддерживали и не вдохновляли мнения читателей?
«Молодежь нашего города с любовью читает Ваш «Юсисапайл». Как она полюбила его, как почитает, какой удивительной любовью воспылала к родине!.. Сколько новых мыслей подарили нам восемнадцать книжек Вашего журнала!..»
Микаэл знал все это. Знал он и о нуждах и заботах Степаноса Назаряна. Тот и сам жаловался на материальные затруднения, сетовал, что соратники не помогают журналу:
«Сам я работаю за десятерых, что мне еще остается делать? Я не могу лишить своих детей куска хлеба, чтобы издавать журнал для армянских богачей, это противно как человеческим, так и божеским законам… Да, я знаю, что наши армяне сейчас
