Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян

«Если вы настолько добры, что желаете помочь мне и вытащить из этого мрака к свету, то я был бы очень и очень благодарен, если б вы совершили свое благодеяние таким образом, чтобы я смог два года проучиться в Париже и сдать там же экзамены на бакалавра… Если уж с таким трудом продвигается мое дело, то пусть хоть тем и утешусь, что закончу свою учебу в Парижской академии. Уверяю, что для меня будет очень полезно учиться в Париже, ибо далее путь мой будет не просто асфальтовой, а даже железной дорогой… Там я уже многое постиг, нашел друзей как из армян, так и из французов, посещал больницы и академию… Нечего и говорить, что во Франции я буду учиться как истый француз и добьюсь блестящих успехов.

Вот, брат, мое единственное желание и задача. А в Париже я могу прожить на 800 рублей. Если вы были так добры, что пожертвовали на меня 600, то нет сомнений, что пожертвуете и 800… Я был бы вам весьма признателен за это».

После столь подробного и смиренного отчета друг, без сомнения, согласился бы добавить недостающие двести рублей, только бы Микаэл получил возможность продолжить образование и получить приличную специальность. А уж потом Микаэл, позабыв все «безумства» молодых лет, он бы устроился работать в родном городе, где пользовался огромной любовью и популярностью, особенно среди простого народа.

В качестве же второго варианта для поездки за границу Микаэл Налбандян предполагал вновь использовать дело об индийском наследстве.

Если год назад, поднимая этот вопрос, он был озабочен прежде всего строительством школы и тем, чтобы «Юсисапайл» стал независим от числа подписчиков и выходил безо всяких помех, то теперь Налбандян, кроме всего этого и помимо этого, взявшись доставить в Нахичеван завещанные индийскими армянами огромные суммы, желал просто выехать из России.

Второй вариант был, безусловно, предпочтительней для Налбандяна. И Микаэл сообщил городскому голове Карапету Айрапетяну о своей готовности — если, конечно, попросят его об этом сами нахичеванцы — взять на себя подобную миссию.

Но нахичеванцы пока хранили полное молчание. Поэтому Налбандян как добросовестный студент сдавал в Петербурге экзамены и писал кандидатскую диссертацию на тему «Об изучении армянского языка в Европе и научном значении армянской литературы».

На сей раз ничего непредвиденного не нарушило планов Микаэла. Он вовремя сдал экзамены, вовремя представил диссертацию, так что создавалось впечатление, будто он действительно превратился в прилежного студента…

Круг петербургских друзей и знакомых Микаэла Налбандяна был довольно широким и пестрым. Близким его приятелем стал генерал Султаншах, дом которого являлся местом встреч для армян. Здесь можно было увидеть будущего магистра востоковедения Карапета Езяна. Нередко захаживал сюда поэт и музыковед Карапет Сагратян родом из Нахичевани. По просьбе Микаэла он перевел на армянский «Травиату». В те же дни, когда Микаэл Налбандян жил в Петербурге, в доме Султаншаха частыми гостями бывали приехавший из Москвы Степанос Назарян, студент медицинского факультета Московского университета Анания Султаншах и тоже студент-медик Ованес Берберян. Из петербургских друзей Микаэла можно назвать Григора Тер-Григоряна и его брата Микаэла, который станет первым биографом Налбандяна. Дарил Микаэла своей дружбой и Мкртич Санасарян, один из крупнейших деятелей российской военной промышленности.

Но Микаэл жил в Петербурге двойной жизнью. И об этой второй его жизни не знали не только знакомые, но даже один из самых старых и искренних друзей Микаэла Налбандяна, Казарос Хафафян — торговый представитель Карапета Айрапетяна в северной столице.

Пройдет всего полгода — и Казарос станет верным соратником Микаэла, сам, однако, не подозревая того, что косвенно участвует в революционной деятельности Налбандяна.

Пока же дом Хафафяна, расположенный почти рядом с университетом, стал как бы штаб-квартирой армянского студенчества, особенно в те месяцы, что Микаэл жил в Петербурге. Студенты с нетерпением ждали встреч с безжалостным и воинственно настроенным графом Эммануэлем, жадно слушали рассказы Микаэла об освободительном движении в Италии, Польше, Венгрии, об идеях социализма и независимости, все больше и больше проникавшими в умы и сердца европейской молодежи. И только со студентами делил Микаэл, пусть даже полунамеками и мимолетно, свои раздумья о новых этапах на пути к национальному прогрессу.

Общественное переустройство должно начаться снизу, с основ, учил Налбандян, и основа эта — простой народ. А для этого нужна всеобщая просвещенность, ибо нация должна сначала осознать себя. Значит, прежде всего нужно суметь поставить все свои знания на пользу народа. Быть мудрым и сеять в народе семена национального самосознания…

…Тридцатилетний Микаэл Налбандян, у которого всесильная судьба начала отсчитывать последние годы жизни, для осуществления своих планов национального освобождения и независимости видел только две могучие силы — простой народ и международное революционное движение.

Первый армянский Гражданин и пока первый в армянской действительности Революционер отныне будет стремиться объединить на благо своего народа эти две могучие силы…

А еще Микаэл занимался в Петербурге не больше и не меньше как богословьем. Побудило его к этому сочинение Габриэла Айвазовского «Катехизис христианской веры армянской церкви», вышедший года полтора назад и предназначенный для западноармянских школ.

Габриэл Айвазовский стремился обезличить армян — намерение тем более опасное и гибельное, что Айвазовский по-прежнему мечтал о тропе католикоса всех армян. При содействии и покровительстве российского двора он осмелился даже явиться в Эчмиадзин, дабы его рукоположили в сан епископа. Однако католикос Маттеос категорически отказался выполнить приказ из столицы, и Габриэлу Айвазовскому пришлось несолоно хлебавши уехать в Феодосию, где находилась теперь его резиденция.

«Труд» свой этот двуличный пастырь-ренегат написал с целью в более привлекательном свете представить армянам католическую церковь.

Микаэл решил написать католикосу Маттеосу несколько писем по поводу сочинений Айвазовского.

Письма эти широко распространились в обществе. Люди сами переписывали их и передавали дальше. Причиной- такого интереса был вовсе не теологический анализ, с большим знанием дела проделанный Налбандяном, а идея национального самосознания и национального спасения, которые сейчас получили для Микаэла новое содержание.

Письма Налбандяна сыграли решающую роль для дальнейшего развития событий.

Хотя у Микаэла Налбандяна, как всегда, не хватало времени и он был по горло занят