Великий Бисмарк. Железом и кровью - Николай Власов

Кампания 1866 года стала серьезным испытанием для некогда могучего организма. Постоянное нервное напряжение, необходимость действовать на грани психологического срыва привели к тому, что уже во время войны глава правительства оказывался на целые дни прикован к постели. После подписания мира настала пора сделать перерыв. 20 сентября Бисмарк участвовал в победном параде в Берлине, следуя в одном ряду с Рооном и Мольтке позади короля. Сразу же после этого он отправился на балтийский курорт – остров Рюген. Там, среди меловых скал и морских волн, он надеялся отдохнуть от напряженной деятельности. «Лучшее для меня, – сказал он в это время Койделлу, – было бы взять отставку прямо сейчас. Я мог бы сделать это, сознавая, что принес стране пользу, и оставить после себя такое впечатление. Смогу ли я сделать что-либо еще из того, что предстоит сделать, я не знаю» [328].

Однако это были только слова, попытка хотя бы мысленно поиграть с возможностью отдохнуть от чудовищного груза забот и ответственности, которые давили на главу прусского правительства. Антракт не мог быть долгим. Бисмарку еще предстояло закрепить достигнутое и открыть новую главу в процессе объединения Германии.

Глава 10

Северо-германский союз

После победы над Австрией основной задачей, стоявшей перед прусской политикой, было сполна использовать ее итоги. В середине августа 1866 года, еще до заключения окончательного мирного договора с Австрией, государства, располагавшиеся к северу от Майна, подписали соглашение о создании конфедерации, окончательные черты которой следовало определить в течение года.

Тем самым была решена задача-минимум германской политики Бисмарка. Следующим этапом должно было стать объединение всей Германии, однако это грозило вызвать сопротивление других великих держав, в первую очередь Франции. 24 января 1867 года Бисмарк заявил кронпринцу, что создаваемый Северо-Германский союз есть лишь переходная ступень на пути к немецкому единству. Поэтому обычно формирование этой конфедерации считается не просто временным, а глубоко вынужденным решением, вызванным невозможностью объединить страну сразу. На самом деле такая трактовка соответствует истине лишь отчасти. Создать союз из протестантских государств Северной Германии, полностью зависимых от Пруссии, было гораздо легче, чем строить конфедерацию с участием католических южногерманских монархий, в которых отношение к державе Гогенцоллернов было традиционно скептическим. Северо-Германский союз, который современники метко называли «союзом собаки и блох на ее спине» – пять шестых его населения были прусскими гражданами, – позволял создать систему органов власти, в наибольшей степени отвечавшую интересам Берлина. А присоединить впоследствии южнонемецкие государства к уже существующей интеграционной структуре было гораздо проще, чем изначально создавать что бы то ни было с их участием. Примерно по такой схеме строился в свое время Таможенный союз, и совершенно очевидно, что Бисмарк стремился использовать проверенный рецепт и в данном случае. Кроме того, он вовсе не считал необходимым присоединять территории южнее Майна любой ценой – если они не согласятся на прусские условия, то в крайнем случае вполне можно обойтись и без них, считал министр-президент. Возникшая позднее легенда о Бисмарке как архитекторе, старательно и целенаправленно возводившем здание германского единства, довольно далека от действительности.

Осенью 1866 года, находясь на Рюгене, глава прусского правительства написал два так называемых «Путбусских диктата», в которых изложил основы конституции новой конфедерации. Набравшись сил за пару недель пребывания на свежем воздухе, Бисмарк счел необходимым вернуться к актуальным политическим делам. Подстегивало его и то обстоятельство, что король поручил одновременно разработку проекта конституции Карлу фон Савиньи, сыну выдающегося правоведа и опытному дипломату. В молодости Бисмарк и Савиньи дружили, однако с тех пор их пути расходились все дальше, и в королевском поручении глава прусского правительства усмотрел интриги враждебной ему придворной группировки. Поэтому терять время было нельзя – министр-президент должен был создать свой, альтернативный набросок, чтобы оттеснить конкурента в сторону, что вскоре полностью удалось. Необходимо отметить, что в своем проекте глава правительства использовал наработки ряда единомышленников, таких, как Герман Вагенер и Лотар Бухер.

Перед Бисмарком стояли две основные задачи: с одной стороны, закрепить доминирование Пруссии в союзе, с другой – создать парламент, деятельность которого не будет представлять опасности для традиционных центров власти. Согласно проекту Бисмарка главой Северо-Германского союза должен был стать прусский король. При этом должность монарха не имела для него большого значения, главным являлось сосредоточение в руках Гогенцоллерна реальной власти. Как глава государства, он являлся одновременно главнокомандующим северогерманских вооруженных сил. «Форма, в которой прусский король будет осуществлять свою власть над Германией, никогда не имела для меня большого значения. Однако достижению этой власти я посвятил все силы, которые даровал мне Господь», – писал Бисмарк Роону [329].

Кабинета министров как такового не существовало, зато создавался бундесрат (союзный совет), включавший в себя представителей всех 22 государств – членов союза. Всего в него входили 43 человека, в том числе 17 представителей Пруссии. Бундесрат должен был стать во многом уникальным органом, наделенным полномочиями как в сфере исполнительной, так и законодательной власти. Он играл роль верхней палаты парламента, участвуя в законотворческом процессе, и одновременно «охватывающей 43 места министерской скамьи, противостоящей рейхстагу» [330]. Члены бундесрата должны были действовать согласно инструкциям своих правительств. Тем самым подчеркивалось, что Северо-Германский союз – конфедерация, возникшая не по воле ее жителей, а решением 22 суверенов. Такая форма была избрана не в последнюю очередь для того, чтобы не отпугнуть монархии Южной Германии, – будущий союз должен был стать, как подчеркивал Бисмарк, по существу Федеративным государством, однако по форме – федерацией государств. Кроме того, по своей форме бундесрат должен был в максимальной степени напоминать бундестаг Германского союза – как писал Бисмарк, «чем больше опираешься на старые формы, тем легче будет сделать все дело, в то время как устремление родить совершенную Минерву из головы президиума заставит все дело утонуть в песке профессорских споров» [331]. Глава правительства стремился избежать или, по крайней мере, ограничить таким способом масштабные дебаты по проекту конституции. Помимо всего прочего, столь аморфный заменитель кабинета министров, каким являлся бундесрат, было совершенно невозможно каким-либо образом контролировать со стороны народного представительства.

Третьим центром власти являлся рейхстаг – тот самый давно обещанный Бисмарком парламент, избираемый на основе всеобщих и прямых выборов и участвующий в законодательной деятельности. Рейхстаг должен был в определенной степени противостоять бундесрату, поскольку был воплощением единства нации против суверенитета отдельных правительств. Помимо всего прочего, на него глава правительства мог опереться при необходимости противопоставить «мнение нации» мнению монарха и придворной клики. «Большим государством необходимо управлять не с позиций какой-то одной партии. Необходимо иметь в виду всю совокупность партий, имеющихся в стране, и выявлять общую линию, которой и будет следовать правительство», – заявлял министр-президент в начале 1867 года в прусской палате господ, отвечая на запрос консерваторов [332]. Внутренняя противоречивость этой системы была заложена в нее сознательно, как система противовесов, позволявшая Бисмарку эффективно проводить свою линию и по отношению к народному представительству, и по отношению к «местническим» устремлениям правительств малых германских государств. Соответствующим образом были распределены и полномочия между «центром» и отдельными субъектами конфедерации – в ведение союзных органов попали вопросы, связанные с армией, внешней политикой и внешней торговлей.

В декабре Бисмарк вернулся в Берлин. Состояние его здоровья было еще далеко от идеального, и Койделл посоветовал ему на всю зиму отправиться на Французскую Ривьеру. Однако глава правительства ответил: «В Померании женщины, которым предстоит разрешиться от бремени, говорят – я должна встретить свою опасность. Это как раз мой случай» [333]. Это было не слишком большим преувеличением, учитывая, в какой мере новая конфедерация была детищем прусского министра-президента.