Рядом с нами - Семен Нариньяни

Но Ленков так и не вышел.

Подробно рассказав историю злополучного проигрыша, молодые жители города в своем письме в редакцию написали еще и следующее:

"…Кроме того, П. Ленков хорошо танцевал народные танцы и принимал активное участие в заводском кружке самодеятельности. И вот сейчас П. Ленков ушел также и из кружка самодеятельности, так как некоторые работники нашего района считают это несолидным для первого секретаря райкома ЛКСМУ. Просим дать ответ: может ли первый секретарь райкома комсомола заниматься спортом и участвовать в кружках самодеятельности? Этим вопросом интересуется вся наша молодежь, которая болеет за честь нашего района.

Рабочие деревообделочного завода".

Я приехал в Большой Токмак через месяц после проигранного состязания. К этому времени здесь были проведены кое-какие меры для того, чтобы придать молодому секретарю должную солидность. Петр Ленков не был уже больше центром нападения, не играл Платона Кречета в заводском драмкружке и не плясал гопака в клубе. В дни больших спортивных соревнований он сидел теперь на трибуне рядом с руководящими работниками райисполкома, райздравотдела и райфо. Ленков бывал в клубе и в Доме культуры, но уже не как участник самодеятельности, а главным образом как докладчик или как член президиума собрания.

— Вы, товарищ Ленков, привыкайте к новому положению, — сказал ему как-то заведующий райфо. — У каждого человека должны быть свои удовольствия. У цехового комсорга — футбол, а работнику районного масштаба положено думать не о футболе, а о преферансе.

Заведующий райздравотделом, дабы подчеркнуть новое секретарское положение Ленкова, стал почтительно называть его при встрече Петром Яковлевичем. Сначала Ленков краснел, а потом стал привыкать и сам начал именовать членов райкома по имени-отчеству: второго секретаря — Людмилой Ивановной, заворга — Анной Яковлевной, комсорга техникума — Владимиром Ивановичем. А у этого Ивановича на верхней губе еще детский пушок. Ивановичу еще очень трудно поддерживать в разговоре со своими сверстниками официальный тон, он то и дело сбивается, конфузится и чувствует себя на заседаниях бюро явно не в своей тарелке. Да и сам Ленков хорошо понимал, что все это не то: не внешние атрибуты и не искусственная почтительность должны определять авторитет комсомольского работника. Ему хотелось иногда пойти и поспорить и с заведующим райфо и с секретарем райисполкома, но он так и не был ни у Константина Михайловича, ни у Леонида Федоровича: не собрался. К этим товарищам пошел я и показал им письмо, полученное редакцией из Большого Токмака.

— Значит, жалуется на меня молодежь, — горько улыбнувшись, сказал Леонид Федорович. — А ведь я же ей добра желаю. Молодежь выдвинула своего товарища секретарем. А комсомольский секретарь — это фигура. Его надо уважать. Вот так, как уважали мы Ивана Степановича…

Иван Степанович был предшественником Ленкова в райкоме комсомола. Это был человек начитанный, рассудительный, и все же комсомольцы проголосовали на конференции не за него, а за Ленкова. Эти два секретаря являлись полной противоположностью друг другу. Прежде всего между ними была большая разница в возрасте. Иван Степанович кончал работать в комсомоле, а Ленков только начинал. Иван Степанович был человеком медлительным, флегматичным. Новый секретарь оказался с огоньком, он был деятельнее прежнего, а районные работники нет-нет, да и вспоминали Ивана Степановича.

Я спросил Константина Михайловича;

— Как райком комсомола организует молодежь на проведение уборки?

— Хорошо, — ответил он. — Мы все очень довольны новым секретарем. — Затем, подумав, Константин Михайлович добавил: — Но есть у Ленкова один большой недостаток: молодости в нем много.

— А это плохо?

— Да не то что плохо, а все-таки у Ивана Степановича было больше солидности.

У Константина Михайловича есть дочь, комсомолка, у дочери свой взгляд на солидность.

— И чего только папа нашел хорошего в этом Иване Степановиче?! — сказала она. — Иван Степанович, бывало, придет, отчитает нас и уйдет, а Ленков организует, покажет, станцует.

В Большом Токмаке любят потанцевать. Но получилось так, что, куда ни пойди, молодежь танцевала только фокстроты и танго. Музыканты играют марш, польку, а танцующие пляшут свое — им бы только ритм был подходящий. Тогда райком комсомола подобрал пятнадцать боевых парней и пятнадцать девчат и попросил учительницу Новых научить их танцевать вальс, венгерку, краковяк. Когда обучение закончилось, райком устроил в парке вечер бального танца. На круг вышли пятнадцать пар, а в первой — секретарь райкома с заворгом Аней Байрамовой. И что же? Увидела молодежь, как танцуют настоящие танцы, и теперь весь Токмак танцует не фокстроты, а вальс и венгерку. Хорошо это или плохо?

- Хорошо, — говорят жители города.

А Константин Михайлович добавляет:

— Не надо было Ленкову самому выходить на круг. Он должен был организовать это мероприятие, а станцевали бы и без него.

— Почему?

— Несолидно.

Разговоры о солидности имеют хождение не только в Большом Токмаке, но и в самом Запорожье.

Я пошел к работникам обкома поговорить о Ленкове, а у них, оказывается, своя трагедия. Заведует военно-физкультурным отделом обкома Александр Тимофеев, один из лучших спортсменов города: волейболист, баскетболист, футболист, легкоатлет. И вот по поводу этого заведующего в обкоме возник разговор: как с ним быть?

— Порекомендуем ему не играть, — сказал первый секретарь Андросов.

— А я против такой рекомендации, — возразил секретарь по кадрам Кошкарев. — В школе Тимофеев занимался спортом, в вузе занимался, в армии занимался, а попал в обком — и конец.

Поднялся спор. Голоса спорящих разделились. Второй секретарь Камаев взял сторону Андросова и сказал:

— Нет, Тимофеев не должен заниматься спортом.

А член бюро Всеволжский поддержал Кошкарева и сказал:

— А я за то, чтобы Тимофеев занимался.

Осталось еще два члена бюро: секретарь по школе и секретарь по пропаганде, — но они почему-то своего мнения не высказали.

— Так как же мне быть теперь? — спросил Тимофеев.

— Бюро рекомендует тебе играть не в футбол, а в шахматы, — сказал Андросов.

И Андросов и Камаев известны в Запорожье как ревностные любители спорта. Когда идет футбольное состязание, то, будь здесь хоть дождь, хоть снег, и тот и другой на стадионе. Выходит, что смотреть комсомольскому, работнику на игру в футбол прилично, а играть самому зазорно.

Странное, однако, рассуждение! Плохо бывает тогда, когда комсомольский работник не хочет думать ни о чем другом, кроме футбола. Ну, а если этот работник прекрасно увязывает свои общественные обязанности со спортивными увлечениями, разве нужно ему в этом случае становиться на дороге?

Это очень хорошо, когда в человеке много молодости. Комсомол — организация молодых, и нам не нужно во имя ложного представления о солидности преждевременно старить ни себя, ни своих товарищей по комсомолу. Помните, как сказал поэт: "Блажен, кто смолоду был молод".

1948 г.

ТАК СКАЗАЛ КОСТЯ

Пока маленький Миша постигал в школе азбуку, жизнь в доме шла нормально. Родители радовались каждой новой букве, выученной сыном, и незаметно прочли вместе с ним нараспев почти все страницы букваря:

— "Мы не ра-бы. Ра-бы не мы".

Первый год учения закончился благополучно, и мальчик, к радости своих родителей, был переведен на круглых пятерках во второй класс. И вот здесь-то все и началось.

Произошло это не то в конце сентября, не то в начале октября. Школьный звонок только-только успел оповестить Мишеньку и его товарищей об окончании последнего урока, как в их класс решительным шагом вошли Алик и Костя. Алик постучал согнутым пальцем по столу и сказал:

— Ученическая общественность серьезно обеспокоена вашим поведением. Жизнь в нашей школе бьет ключом, а во втором «Б» подозрительная тишина. Ваш класс замкнулся в себе, он отвык от самокритики…

— Как, разве во втором «Б» нет стенной печати? — удивленно спросил Костя.

— В том-то и дело, — сокрушенно ответил Алик.

— Непонятно, — сказал Костя, обращаясь к ученикам второго «Б». — А как же вы общались до сих пор друг с другом без стенгазеты? Как доводили свое мнение до общественности?

Пристыженные ученики молчали.

— Да, прошляпили мы со вторым "Б", — сокрушенно сказал Алик, а Костя прошелся из угла в угол и добавил:

— Положение, конечно, тяжелое, но я думаю, что нам удастся вытянуть этот класс из болота академизма.

Он был человеком действия, этот Костя, и для того чтобы не оставлять второй «Б» ни одной минуты в вышеназванном болоте, он тут же в лоб задал малышам вопрос: