Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения

И какого, спрашивается, перед уходом из квартиры Альки она не сходила в туалет?

— П-простите… Как-то об этом не подумала. Но хотелось, чтобы удобнее было именно вам.

— Как показывает жизненная практика, некоторым думать противопоказанно. — если он и стремился до этого намеренно ее напугать и оскорбить, то явно это сделал без какого-либо напряга.

А может оно и к лучшему. Пусть принимает ее за полную идиотку, неспособную от удушающего страха и двух слов связать.

— Ну и?.. — слава богу, он решил остановиться на более-менее безопасном от нее расстоянии, но едва ли из-за проявления беспокойства о ее ранимой на этот счет психике. Скорее, запомнил ее страстную любовь к стойким парфюмам с их первой встречи. Правда, сегодня она не стала ими злоупотреблять, тем более перед поездкой на квартиру Семиной. — Чем же ты меня собираешься порадовать? Надеюсь, мои ожидания не были напрасными и стоили тех часов, которые мне пришлось потратить в этом номере?

Их разговор изначально не клеился или, вернее, ни она не была к нему готова должным образом, ни он не собирался прилагать к нему каких-то показательных усилий, чтобы смягчить свое истинное отношение и к самой ситуации, и к тому факту, что ему приходится тратить свое драгоценное время на всю эту хрень.

— Вообще-то, — Лунева нервно передернула плечами и выдавила из себя слишком уж напряженную улыбку, как говорится, ни к месту и ни кстати. — Едва ли я скажу сейчас что-то для вас новое. Все ваши прошлые "догадки" подтвердились один в один. Моя разведка "боем" не привнесла в данную историю совершенно никаких дополнительных открытий. Уверена, ваши специалисты по внешней слежке имеют куда больше информации о ходе интересующих вас событий, чем я сейчас…

И какого она вдруг ляпнула про специалистов? Он же не обмолвился ей до этого о возможной слежке за Киром и Алькой не единым словом, пусть это и звучало хорошо завуалированным контекстом по умолчанию.

Только не похоже, чтобы его хоть чем-то покоробило или смутило в ее идиотском вступлении, что еще раз указывало на его изначальную осведомленность о происходящем за его спиной. Реакция почти нулевая, лишь немного подчеркнута его завидным терпением и абсолютным пофигизмом к услышанному.

— Знать о чем-то из внешних источников — это совсем ни одно и то же, что из прямых и из первых рук. Ты же говорила с Алиной лично. Она могла не только подтвердить то, что мне известно давно и без наглядных для этого доказательств, но и сказать что-то, что очень сложно вычислить по одному лишь внешнему поведению. Мелочи, о которых могут знать только двое и которые со стороны едва ли так просто определишь. Чистосердечные признания… — он вдруг снова сошел с места и стал сокращать до Луневой те несчастные четыре метра, что оставались между ними в качестве мнимого залога ее полной здесь безопасности. Хорошо, что хоть очень и очень медленно с затяжными перерывами перед следующим шагом. — Самое сокровенное. О чем хочется рассказать чуть ли не всему миру, но хранишь эту тайну до последнего, поскольку мир еще не готов принять данное потрясение.

Либо он над ней стебался, либо… банально проверял на вшивость. На что она сама была готова ради больших денег и возможности узнать подобные тайны первой и любой ценой?

— Даже не представляю, что конкретно вы хотите услышать… — и опять ей приходится клеить дурочку. Правда, каких-то особых усилий для этого прилагать не приходится. Ее нервные передергивания плечами, головой и идиотская улыбка с не менее идиотским смешком совершенно не наиграны. Она действительно ощущает себя сейчас полной кретинкой, готовой уписаться от страха в любую секунду, если совсем уж чуть-чуть поднажать и сделать что-то из ряда вон выходящее. — Да… она встречается с вашим сыном уже целую неделю и не собирается этого прекращать. Похоже, они собираются даже афишировать свои отношения в очень скором времени.

— Серьезно? Афишировать?.. — а вот это оказалось нежданной новостью даже для Стрельникова-старшего. Настолько нежданной, что он и сам вдруг стопорнулся на месте всего в двух метрах от гостьи, с едва обозначенным удивлением выдохнув беззвучный смешок и лишь немного нахмурив брови. Или не нахмурив, а неосознанно поморщившись?.. Будто от очень глубокого укола раскаленной спицы в самую уязвимую точку его непробивной защиты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Простите, что о таких вещах вам приходится выслушивать от меня, но… Я сама не рада данной роли. И я совершенно не в восторге от мысли, что являюсь для вас сейчас очень плохим гонцом. Только… не думаю, что это шило будет так просто спрятать в ближайшее время. Я видела, с каким лицом Алька мне об этом говорила. А она не из тех, кто станет вываливать на голову далеко не близким подружкам то самое сокровенное, о котором вы только что упомянули. И то, что она призналась мне в этом сегодня, указывало лишь на ее настоящие чувства и… глубоко скрытое отчаянье. Мне кажется, она напугана. Очень напугана. Но… Простите еще раз.

То, что ей пришлось сделать в ближайшую секунду, едва ли можно было назвать разумным порывом. Особенно, когда тело рвется в совершенно противоположную сторону, а ты, ни с того ни с сего, вместо того, чтобы интуитивно отступить, наоборот, делаешь импульсивный шаг вперед, прямо на обращенное в твой живот острие невидимого ножа собственного убийцы.

— Я редко когда говорю о таких вещах или за кого-то заступаюсь. Но в этом случае мне сложно промолчать, потому что оставаться безучастным к происходящему было бы еще худшим преступлением, чем пособничать в обратном. Альке и без того сейчас нелегко. Финансовые проблемы с ее семьей, работа в эскорт-агентстве, куда она пошла из-за чистого отчаянья… давление вашего сына до того, как они переступили через разделявшую их черту недопонимания… Она заслуживает на право и любовь в этой истории, как никто другой. Я хоть и не имею никакого понятия, что испытывает к ней Кирилл, и насколько его чувства к ней глубоки и настоящие, но мне бы очень хотелось, чтобы у них все сложилось, и им бы не пришлось сталкиваться лицом к лицу с предвзятым недопониманием от самых близких для них людей. Вы ведь все равно проявляете к ней сейчас какие-то собственнические права, и я прекрасно осознаю, насколько это бывает неприятным, когда тебе прилетает от собственного сына в виде столь далеко неприятного сюрприза. Эмоции в такие моменты способны затмить любой даже самый здравый рассудок, как и привести не к самым разумным действиям, а в последствии и к запоздалому сожалению. Я хоть и знаю вас всего несколько дней, но что-то мне подсказывает, вы не из тех людей, кто станет что-то делать вопреки трезвого мышления. Вы явно из тех, кто сто раз взвесит, обдумает, а уже потом примет единственно правильное для конкретного случая решение. И на вряд ли вы захотите для своего сына участи шекспировского Ромео, пусть даже Алина для вас не так дорога, как он.

— Шекспировского Ромео?.. — то, что за весь отчаянный монолог Ксении Луневой Стрельников-старший ни разу не вставил собственной ответной ремарки, не перебивал и не просил избавить его уши от всего этого душещипательного идиотизма, можно было смело принять за хороший знак. А может и нет…

Может ему как раз и хватило всего этого времени, чтобы более-менее прийти в себя, оклематься и прокрутить в голове великомасштабный план действий на ближайшую пятилетку. И даже улыбнуться вполне себе умиротворенной улыбкой на последнюю метафору от своей безмерно наивной гостьи.

— Как жаль, что подавляющее большинство современных читателей и сотой доли не поняли из того, что было описано в данной пьесе Шекспира, и какие на самом деле там скрываются тайны обоих враждующих семейств от нынешнего обывателя. Уверен, сегодняшнюю трагедию, опиши ее кто из современных авторов, тоже лет через сто-двести начнут трактовать лишь поверхностно, утратив связь с нашей реальностью, как и с большинством связанных с нею понятий. Но, да… не могу с тобой не согласиться в очень многом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Лучше бы она не делала никаких встречных к нему шагов, поскольку пережить дальнейшее от него действие, при этом ничем не выдав свое истинное состояние, оказалось непосильной задачей даже для Луневой. И это та, кто считал себя в подобных ситуациях стреляным вдоль и поперек воробьем? Кто выдерживал в постели с самыми отвратными личностями страшно представить какие мерзости и несовместимые с жизнью опасности? И вот теперь у этой расчетливой стервы-пох*истки холодеет в груди сердце, трясутся поджилки, а душа так и норовит отделиться от тела ледяным призраком, рвущимся из последних сил на волю или сразу — на тот свет. Потому что выдержать подобный прессинг, как и явную угрозу для собственной жизни от стоявшего перед ней человека, не лишившись при этом здравого рассудка, мало иметь одни лишь стальные яйца.