История жизни, история души. Том 2 - Ариадна Эфрон

' А.С. перевела ряд стих, для 4-го тома Полного собрания сочинений Мольера (М., 1966).

2 В Ленинграде жили А.Я. Трупчинская и ее дочери Анна и Елизавета.

3 Вечер в Литературном музее в Москве состоялся 25 октября 1962 г.

4 А.А. Ахматова умерла 5 марта 1966 г,

П.Г. Антокольскому

19 апреля 1966

Милый Павлик, очень, очень рада была Вашему письму — отклику, отзыву и, конечно, очень, очень рада буду повидаться с Вами, если это (для Вас) осуществимо.

В Москве я буду до 10— 15 мая — а потом в Тарусу со всем скарбом и с кошкой; до осени, очевидно.

Телефон мой — АД1-52-19 (у Вас, вероятно, мой старый номер).

Да нет же, мне и в голову не пришло «обижаться» на то, что Вы не написали мне о маминой книге (когда она вышла); важно было то, что Ваша встреча с книгой (а тем самым - с мамой!) состоялась. В такого рода встречах часто третий — лишний и не к третьему обращаешься памятью сердца!

Очень жду апрельского «Нового Мира». Дай Бог, чтобы всё с ним было благополучно. (Почему-то «на склоне лет» чаще молишься «пронеси, Господи», чем «дай, Боже»!)

Сегодня получила письмо от Орлова, где он очень хвалит статью1, называет её блистательной и вдохновенной; а сам он грустит, хандрит, устаёт и болеет. Всем нужен отдых, необходим досуг, а нет их, течение времени убыстрилось и как-то обессмыслилось, ибо это уже не время в вечном его понятии, а какой-то суррогат 20-го века, пластикат, заменитель, «субпродукт».

Насчёт предполагаемых маминых изданий: да, очень надеемся, что затея с отдельной книгой драматургии удастся; пока что изд-во («Искусство») относится к ней положительно. Надеюсь этим летом подготовить, сколько удастся, тексты и комментарии (трудно, как всё, что касается маминого творчества, ибо «всё впервые» — как и её творчество!) - и, конечно, вступительную статью Вас будут просить написать2.

Кажется, двухтомник (I - стихи, II - проза) включен в гослитовский план (на после - 50-ти-летия); туда, видимо, не войдут ни пьесы (к<отор>ые предполагается издать отдельно), ни переводы (то же). С прозой будет, боюсь, трудно; ред<акция> русской классики там -весьма не гибкий «организм», ну, посмотрим!3

Пушкинская книжечка задумана в изящном оформлении, с двумя ещё не публиковавшимися, очень славными, прелестными портретами - и набор (шрифт) приличный4. Книжечка переводов5 выглядеть будет, вероятно, скучно, но это не так-то важно. Обе собираются выйти в этом году, и, конечно же, малыми тиражами, увы! Как хочется побольше маминого издать!

И ещё хочу дожить до пенсии, и пожить на пенсию, и записать то, что помню о маме; я ведь очень много помню, и не «просто так», а: как писала и почему писала то-то и то-то; чему была подвластна и чем владела. Мы ведь прожили вместе целую жизнь, и это было то время, когда она, уйдя от предисловий и предварений самой себя, стала самой собой во весь рост, во всю глубину, во всю мощь.

Обнимаю Вас, дорогой Павлик! Доброго здоровья и сил Вам!

Ваша Аля

' Речь идет о статье П.Г. Антокольского «Книга Марины Цветаевой» (Новый мир. 1966. № 4).

2 Книга М. Цветаевой «Театр» была подготовлена и прокомментирована А.С. Эфрон и А.А. Саакянц. П.Г. Антокольский написал к ней предисловие,

однако издательство «Искусство» исключило книгу из плана. Она вышла в свет лишь в 1988 г

3 Уже 6 июня 1966 г. в письме к В.Н. Орлову А.С. упоминает о «высаженном из плана» двухтомнике,

4 Книгу М. Цветаевой «Мой Пушкин» (М., 1967) оформлял художник Вл, Медведев, вступительную статью написал В.Н. Орлов, текст подготовили и прокомментировали А.С. Эфрон и А.А. Саакянц.

5Цветаева М. Просто сердце. Стихи зарубежных поэтов. М., 1967 (сост. А.С. Эфрон и А.А. Саакянц, предисл. Вяч. Вс, Иванова).

Е.Я. Эфрон

23 апреля 1966

Дорогая Лиленька, <...> у меня новостишек никаких, кручусь-верчусь и чувствую себя волчком, к<отор>ый боги (?) подгоняют кнутиками. Помните, раньше, в детстве, волчки так и подгоняли -кнутиком? А теперь и они (волчки) стали заводные и неинтересные. За то бесконечно-длинное время, что прокорпела над Мольером1, накопилось и нагромоздилось множество дел, плюс к тому невероятный беспорядок в «хозяйстве» — от папок с рукописями до всех на свете вещей — чулок, кастрюль и т. д. А я совершенно не в состоянии делать несколько вещей сразу; очередность же их не получается, т. к. всё несделанное требует одновременного к себе внимания. <...> Да, забыла написать, что Любимову (он мой — причём весьма строгий - редактор!) пресловутый мой перевод Мольера очень понравился и никаких замечаний по нему нет. И то слава Богу, а то я просто не в состоянии была бы что-то ещё там доделывать и переделывать. За это лето надо: доперевести (свыше тысячи строк) испанскую пьесу (Тирсо де Молина), перевести неск<оклько> стихов Верлена и... подготовить (дай Бог!) к печати сборник маминых пьес, где трудные комментарии (нужно много материалов к ним из Ино-стр<анной> библиотеки...). И ещё надо бы и отдохнуть; как это получится — не знаю, ибо уйма знакомых, а главное — полузнакомых людей грозятся «навестить» меня в Тарусе. <...> Ну - русское «авось» вывезет, Бог даст, и на этот раз!

Лиленька моя, крепко, крепко обнимаю, целую и люблю. Ада -тоже.

Ваша Аля

’См. примеч. 2 к письму А.А. Саакянц от 14.1.1965 г.

Е.Я. Эфрон

30 апреля 1966'

Дорогая Лиленька, опять пишу Вам несколько утлых строчек перед сном; два последних дня были насыщены неожиданными развлечениями: вчера ходили с Аней к N — он звал по делам, а на самом деле оказалось сплошное безделье... Я познакомилась с N много лет тому назад, когда только что приехала из Туруханска; он был тогда ещё провинциал, жил в чужой комнате — и всё принимал всерьёз. Потом, года четыре - лет пять тому назад женился на милой, простого вида, неглупой девушке. А нынче — модерная квартира с модерными картинами, милая простая жена стала рыжей, истощённого вида жеманницей 20-го века, он сам отрастил брюшко и приобрёл категорический тон, всестороннюю осведомлённость в бракоразводных делах ближних своих и некую наносную богемность облика и языка, считающуюся признаком хорошего тона и даже некоего «аристократизма духа»; но, увы, то, что свойственно и органично Эренбургу, не прививается к инородным телам, и вместо аристократизма получается всё тот же «стандарт»; протестуя против стандартов навязанных, люди невольно ударяются в другие стандарты... Короче говоря, на столе был «иностранный» коньяк, замысловатые бутерброды на американский лад и «не наша» посуда; за столом были холодные и остроумные разговоры, из шикарного радиоприемника лились звуки потрясающего джаза, к<отор>ый в скором времени оказался не продуктом «Голоса Америки», а всего лишь передачей из Днепропетровского дома культуры железнодорожников... И я подумала — в который раз — о том, насколько ненастоящее перестает быть интересным; и чем интереснее это самое ненастоящее, тем оно мне просто скучнее — хоть я и не из скучливых...

А сегодня мы с Адой ходили в «Современник» на новую пьесу Аксенова «Всегда в продаже». Пьеса очень интересно и «многопланово» задумана, интересно, хоть и не по-новому, решена режиссерски и актерски — но, увы, тесна и мала сугубо студийная сцена, и поэтому действие лишено простора и воздуха, мельтешит в глазах и утомляет. «Всегда в продаже» — совесть главного героя (играет М. Казаков) — журналист, циник, продажная душа, умный, ловкий человек-флюгер; окружают его «простые советские люди» — обитатели коммунальной квартиры. В 1-м действии - жизнь «продажной совести» среди оглуплённых сталинскими временами, покорных всяким проявлениям власти - людей — очень разных и очень беспомощных перед лицом произвола. Второе действие — те же самые персонажи, перенесённые в некий антимир, в некое «иное измерение», где весьма обычные и привычные ситуации 1 -го акта доведены до абсурда — т. е. пальцем показано на то, «до чего это доводит». Лейтмотивом всей пьесы проходит занятный образ хамки-буфетчицы — карикатура «кухарки, правящей государством» и до самых вершин доносящей куха-рочью свою сущность, хамство, мещанство, невежество. Кухарка, си-речь буфетчица2, вдобавок оказывается мужчиной и в последних сценах пьесы приобретает явственное сходство с зарвавшимся Хрущевым... Всё очень занятно, очень рассудочно, абсолютно лишено души и... я предпочитаю Чехова; и даже — Островского! Сегодня канун майского праздника; Ада «гостит» у меня; завтра зайдёт Аня, и м. б. все втроём отправимся с визитом к Л. Г. Бать3. Начала предтарусские сборы и уборки... и — ничегошеньки не хочется делать! Спокойной ночи, Лиленька; простите за каракули! Целуем и любим...