Волшебники - Лев Гроссман

Пенни шмыгнул носом и вытер его рукавом. Оба молчали: Квентин, зная, что Пенни никогда не опустится до того, чтобы там поздороваться, спросить, как дела, или объяснить, за каким он чертом сюда приперся, был даже благодарен за эту паузу — ничего хорошего его явление не сулило. В конце концов он заговорил первым, с трудом приведя в действие пересохший язык:

— Ты как вошел-то сюда?

— Твой швейцар дрыхнет. Гнать такого в три шеи.

— Это не мой швейцар. И ты определенно что-нибудь применил.

— Только проникновение Чолмондли. — Пенни произнес это как англичанин: Чомли.

— Элиот оградил весь этаж — я сам ему помогал. А чтобы открыть лифт, нужен ключ.

— Придется нам поставить новое ограждение — это я снял.

— Кому это «нам»? — Квентина одолевало единственное желание — окунуть лицо в раковину с теплой водой. И хорошо бы кто-нибудь утопил его там. — Слушай, Пенни, мы эти чары весь уик-энд ставили…

Но Пенни определенно говорил правду: чары, охраняющие квартиру, рухнули так основательно, что даже не предупредили его о своем крушении. Невероятно! Выходит, Пенни снял их извне за считаные секунды, когда поднимался в лифте на десятый этаж. Квентин постарался не показать, как это его впечатлило.

— А ключ?

Пенни достал его из кармана куртки и бросил Квентину.

— У швейцара взял. На улице всему учишься.

Твоя улица пролегала не иначе по колонии для малолетних, а вытащить ключ у спящего, применив заклятие Чолмондли, очень просто, мысленно сказал Квентин. Слова лежали внутри, точно камни, которые можно выкашлять только с большими усилиями. Шел бы этот Пенни куда подальше — Элис, вот с кем надо поговорить.

Но на сцене уже появлялись другие действующие лица. Ричард возник из кухни, где прибирался — чистенький, причесанный, наглаженный, смотреть тошно. Вышла Дженет в стеганом одеяле, взвизгнула при виде Пенни и скрылась в ванной.

Надо бы одеться, подумал Квентин. С началом дня вернулась необходимость врать и вести себя как ни в чем не бывало. Есть на завтрак яичницу-болтушку, жаловаться на похмелье, пить «мимозу», пить «кровавую Мэри» с избытком табаско и перца — и делать вид, что все хорошо, что он и не думал разбивать сердце Элис по пьяной лавочке. А еще, при всей немыслимости такой перспективы, выслушать Пенни.

Отстав на год от Квентина и Элис, он в конце четвертого курса решил, что Брекбиллс больше ничему его научить не может. Так начал Пенни, когда все оделись и разместились вокруг него в гостиной с напитками и тарелками — кто стоя, кто лежа, кто сидя на полу по-турецки, согласно физическому и эмоциональному состоянию. Приняв это решение, он переехал в Осло, городок в штате Мэн чуть севернее Бар-Харбор. Население этого захудалого курорта в мертвый сезон сокращалось процентов на 80.

Осло, к громкому имени коего не позаботились даже приделать спереди «Нью», Пенни выбрал из-за отсутствия каких-либо отвлекающих факторов. Приехав туда в сентябре, он без труда снял фермерский дом за чертой города, на тихой грунтовой дороге. Хозяин, школьный учитель на пенсии, отдал ему ключи и слинял на зиму в Южную Каролину. Соседями Пенни были церковь пятидесятников без единого прихожанина и летний лагерь для проблемных детей, в это время пустующий. Он нашел свой Уолден.[34]

Здесь он имел все, в чем нуждался: тишину, одиночество и трейлер с целой магической библиотекой — монографиями, справочниками, сборниками легенд. Добавьте к этому основательный письменный стол, хорошее освещение и окно с не особенно соблазнительным видом на задний двор. Разрабатывая свой многообещающий и довольно рискованный проект, Пенни жил как в раю.

Так прошло несколько недель. Однажды, уставив свои бледно-голубые глаза в начертанные пером гиппогрифа формулы, Пенни обнаружил, что не может сосредоточиться. Он наморщил гладкий обычно лоб. Кто посмел вмешаться в его занятия — уж не соперник ли? Он потер глаза, потряс головой, но так и не сумел сфокусироваться.

В тот день он открыл в себе постыдную слабость. Пенни и за тысячу лет — именно столько в итоге кое-каких своевременных поправок он намеревался прожить — не заподозрил бы, что в нем может таиться нечто подобное. Он, как выяснилось, плохо переносил одиночество.

Это он-то! Одинокий волк, десперадо, Хан Соло[35] города Осло. Таким он себя знал и любил. Четыре года он маялся в Брекбиллсе среди идиотов — исключение он делал только для Мелани, профессора Ван дер Веге — и вот что вышло, когда он освободился.

То, что Пенни делал теперь, было совершенно бессмысленно. Он стоял на бетонной плотине около фермы и кидал камни, проламывая тонкий ледок на пруду. Прошел полторы мили до центра города и долго играл в видеосалоне на задах аптеки, набивая рот залежалой жвачкой из автомата. Подростки с остановившимися глазами, окружавшие его, делали то же самое. Неумело пробовал завязать флирт с малолеткой из книжного магазина, продававшей больше канцтовары и открытки, чем книги. Поделился своим горем с четырьмя быками, жившими на ферме по дороге в Бар-Харбор. Ему хотелось перелезть через забор и погладить их, но на это он не решился. Быки были здоровые — кто знает, что у них на уме.

Так миновал сентябрь. В октябре Пенни купил зеленую «Субару Импреза» и стал ездить в Бангор, в танцклуб. Все сорок пять минут, которые занимала дорога через сосновый бор, он отхлебывал водку из четвертушки на пассажирском сиденье (клуб был для всех возрастов, и алкоголь там не продавали). Проект свелся к тому, что он пару часов в день перелистывал древние записи, перемежая это занятие онлайновым порно. Его самооценка упала ниже нуля.

Клуб работал только в пятницу и субботу вечером. Пенни играл там в пул с такими же одинокими особями мужского пола, даже близко не подходя к танцплощадке. Как раз в этой темной бильярдной он, к своему тайному испугу и еще более тайному, смешанному с благодарностью облегчению, увидел однажды знакомое лицо. Лицо это, снабженное жуткими тонкими усиками, вполне могло сойти за физиономию покойника, который даже при жизни не был особо хорош, но на самом деле принадлежало странствующему торговцу Лавледи.

В клуб тот пришел примерно по той же причине, что и Пенни: убежав как можно дальше от Брекбиллса и от магии, он почувствовал себя одиноким. Распив по кружке легкого пива и сыграв несколько партий в пул, которые Лавледи неизменно выигрывал — нельзя всю жизнь торговать псевдоволшебными предметами, не научившись какому-то реальному мастерству, — они рассказали друг другу свои истории.

Торговля Лавледи целиком зависела от удачи и от доверчивости клиентов. Он мотался по блошиным рынкам и распродажам целого мира на манер рыбака, закидывающего удочки с катера в океан. Подкатывался к эмоционально неустойчивым вдовам недавно скончавшихся магов и прислушивался к разговорам живых — вдруг да подвернется что-нибудь ценное. Последние несколько месяцев он занимался этим в северной Англии, живя над гаражом в мрачном пригороде города Халла. Передвигался он на автобусах, а когда уж совсем не везло — на древнем велосипеде, взятом без спросу из гаража.