Волшебники - Лев Гроссман

Когда ему понадобится воздух, он рассмотрит этот вопрос — не раньше. Топиться при всей скверности положения все-таки не стоит пока. Он охотно остался бы навсегда в этих околоплодных водах, ни живой ни мертвый, не на том свете и не на этом.

Но рука Элис, сомкнувшись вокруг запястья наручником, тащила его наверх. Понимая, что вырваться не удастся, Квентин неохотно заработал ногами. Их головы выскочили на поверхность одновременно.

Вокруг них был круглый бассейн, а вокруг бассейна — пустая, совершенно тихая площадь: ни ветра, ни насекомых, ни птиц. Широкие каменные плиты выглядели чистыми, как будто их только что подмели. Со всех четырех сторон площадь окружали каменные дома, вполне целые, но создающие впечатление немыслимой древности. Их архитектура напоминала итальянскую — такие здания могли бы стоять в Риме или Венеции.

С низкого пасмурного неба моросил дождь. Он рябил воду, стекающую в бассейн из гигантского бронзового лотоса. Над площадью стояла аура места, покинутого внезапно и спешно — то ли пять минут назад, то ли пять веков.

Квентин, сделав пару шагов по дну — диаметр фонтана насчитывал каких-то пятнадцать футов — ухватился за известняковый, весь в шрамах и рытвинах, парапет. Один рывок, и он перенесся из водной стихии на сушу, шепча:

— Господи. Чертов Пенни. Это в самом деле реально.

Его неверие питала не одна только ненависть к Пенни, но этот город действительно был Нигделандией или до чертиков смахивал на нее. Невероятно! Самый наивный, самый блаженный сон его детства вдруг взял и сбылся. Как же он был не прав, о господи.

Он вдохнул, выдохнул, снова вдохнул. Ему казалось, что сквозь него проходит не воздух, а свет. Он не знал, что возможно такое счастье. Все, что пригибало его к земле — Дженет, Элис, Пенни и прочее, — вдруг утратило тяжесть. Если этот Город реален, то возможно, что реально и Филлори. Это куда важней катастрофы, приключившейся с ним прошлой ночью. Смешно переживать, когда впереди столько радости.

— Это в точности… — начал он и получил кулаком в левый глаз. Элис, как все девчонки, не вкладывала веса в удар, но прицелилась хорошо. Левая половина мира вспыхнула белым пламенем.

Полуослепший Квентин согнулся, зажимая больное место. За хуком последовали два сильных пинка по икрам.

— Ах ты засранец! — Бледная Элис стучала зубами. — Сволочь поганая. Трус.

— Элис, извини… да смотри же… — Он повел рукой вокруг; роговица, похоже, не пострадала.

— Не смей! — Она замолотила по его голове и плечам. — Не смей со мной разговаривать, блядь такая!

Мокрый насквозь Квентин пятился, но Элис преследовала его, как пчелиный рой. Их голоса звучали странно на тихой, не имеющей эха площади.

— Элис! Элис! — Глаз пылал, как в огне. — Да постой хоть секунду! — Пуговица, до сих пор зажатая у нее в кулаке, была, видно, куда тяжелей, чем казалась. — Ты все не так поняла. — (Ага, это, кажется, правильные слова.) — Я просто запутался. Помнишь, ты говорила, что надо жить, пока можно, ну и вот, а потом все просто вышло из-под контроля. — (Кончай с этими штампами, переходи к делу.) — Мы так напились, что…

— Так напились, что и трахнуться не смогли? — (Ну да, в общем-то…) — Ты хоть понимаешь, что мне ничего не стоит тебя убить? — На Элис было страшно смотреть, скулы белели над пылающими щеками. — Спалить прямо на месте, дотла. Я сильнее тебя, ты мне не помешаешь.

— Слушай, Элис, — торопливо перебил Квентин. — Я знаю, что поступил очень плохо. Ты даже не представляешь, как я раскаиваюсь. Поверь мне, для меня очень важно, чтобы ты поняла.

— Запутался он, видите ли. Как маленький. Почему бы просто не положить этому конец, Квентин? Я же вижу, что ты давно потерял интерес. Ты и правда еще маленький, да? Не дорос до взрослых отношений, не дорос даже, чтобы их прекратить. Я что, все на свете за тебя должна делать? И вот еще что. Ты до того себя ненавидишь, что делаешь больно всем, кто любит тебя. В этом все дело, правда? Посчитаться с ними за любовь. Раньше я этого не понимала, а теперь поняла.

Элис потрясла головой, как будто не совсем верила в то, что сейчас сказала. Тот факт, что Квентин изменил ей не с кем-нибудь, а именно с Дженет, обрушился на нее с той же силой, что пару часов назад — ей словно в живот выстрелили.

Она подняла руку, точно хотела отгородиться от его ненавистной физиономии. Мокрая прядь прилипла к ее щеке, губы совсем побелели. Все это время Квентин продолжал пятиться, а она наступать.

— Ну и что? Оно того стоило? Ты всегда ее хотел, думаешь, я не видела? За дуру меня держишь, да? Отвечай! Держишь? Я просто хочу это знать!

Она с размаху влепила ему пощечину.

— Я ничего такого не думал, Элис. — Квентин чувствовал себя как боксер под градом ударов, мечтающий об одном: упасть наконец. Она права, тысячу раз права — если бы он только мог показать ей все в правильной перспективе. Чертовы бабы. Она повернулась и пошла к переулку, ведущему на другую площадь, оставляя за собой цепочку мокрых следов.

— Может, все-таки посмотришь по сторонам? — взмолился он, поспешая за ней. — Это, знаешь ли, поважнее того, кто что куда сунул.

Элис, не слушая его, заговорила снова, почти спокойно:

— Спорить могу, ты действительно думал, что будешь счастлив, если трахнешься с ней. Ты все время мечешься туда-сюда в погоне за счастьем. В Брекбиллсе ты его не нашел, со мной тоже. Ты правда думаешь, что найдешь его с Дженет? Еще одна из твоих фантазий.

Зажав руками живот, словно ее мучила язва, она разрыдалась. Одежда облепила ее, под ногами собралась лужица. Квентин рвался утешить Элис, но не смел к ней притронуться. Тишина вокруг была почти осязаемой. Пловер сообщал, что все площади в Городе одинаковы, но Квентин видел, что это совсем не так. Эту, новую, обступали те же дома в итальянском стиле, но с одного боку тянулась аркада, а фонтан был прямоугольный, и вода в него стекала изо рта мраморной головы.

Послышались чьи-то шаги. Квентин сейчас порадовался бы кому угодно, особенно если этот кто-то съел бы его живьем.

— Воссоединение, так сказать.

Пенни быстро шел к ним по каменным плитам. За спиной у него высился серый фасад с девизом — якорь и три огненных языка. Квентин впервые видел его таким радостным. Пенни, совершенно сухой, был здесь в своей стихии, и его распирала гордость.

— Прошу прощения. Я всегда бывал здесь один, только один. Какая разница, скажете вы? Отвечу: большая. Когда я перенесся сюда впервые, здесь лежал труп — прямо на этом месте. — Пенни, как заправский гид, показал где. — Человек, во всяком случае гуманоид. Может быть, маори — все лицо татуировано сплошь. Умер всего несколько дней назад, думаю, что от голода. Наверно, застрял здесь: сюда-то проник, а обратно фонтаны его не выпустили. В следующий мой приход его уже не было.