Современный румынский детектив [Антология] - Штефан Мариан

Она улыбнулась, гордая своей проделкой. Воспользовавшись моим замешательством, выхватила у меня стакан, чмокая от удовольствия, как и я, отхлебнула и начала плескаться. Болтая ногами, она поднимала волны, чтобы меня утопить, В отместку я выпустил из носа тучу дыма, заставившего ее раскашляться.

— Фу! — Она отвернулась и стала разгонять дым рукой. — Как ты можешь курить такую гадость?

Отпив еще глоток, она начала жадно заглатывать бутерброды, которые я себе так старательно готовил. Серена поглощала еду с ненасытностью поросенка, потерянного мамочкой в лесу и подобранного добрыми людьми.

— Ты принесла мне фотографию Манафу?

— Да, — сказала она, скривив рот.

— А какие сведения раздобыла?

— Твоего человека, — ответила она с набитым ртом, — зовут Спиридон Партение.

— Это еще что за… причетник?

— Может, ты и прав, — улыбнулась она. — Врачи часто предвещают появление причетников. Насколько я поняла из слов Аркадие, ты его знаешь. Вы вместе играете в карты, у Алботяну.

Я удивленно присвистнул, не донеся до рта сигару, и застыл с воздетой рукой, как будто благословляя похищение сабинянок.

— Вот здорово! — пробормотал я минуты через три. — Проще ничего быть не может. Откуда же этот доктор все обо мне знает?!

— После того, как ты бросил свою жену, какое-то время она была пациенткой доктора Партение.

Начали проясняться многие детали, однако меня расстроило, что Серена узнала о моем неудачном браке от посторонних, а не от меня.

Она наелась и тоже закурила — сигарету, взятую с подноса. Не обращая больше на нее внимания, я окутался клубами дыма и погрузился в размышления. Однако она скоро напомнила о себе, плеснув мне в лицо водой.

— Послушай, — серьезным тоном произнесла она, — не можешь ли ты объяснить мне всю эту загадочную историю, в которую ты меня втянул и в которой я ни бельмеса не смыслю?

Я протянул руку и забрал у нее стакан. Отпил пару глотков и вернул. А поскольку вода совсем уже остыла, пустил душ, разделивший нас горячим водопадом.

— Ты в состоянии здраво рассуждать? — (Она неопределенно качнула головой.) — Тогда слушай… У меня была, и сейчас еще есть, большая нужда в деньгах — как, впрочем, у многих. Я был готов на все, не щадил себя ради этих проклятых денег и уже строил жуткие планы один нелепее другого, когда в моей жизни появился некто: любимец фортуны, владеющий всевозможными благами и прикидывающийся простым инженером-электронщиком. Играя со мной в карты, этот тип имел наглость мухлевать все три субботние игры.

— Аркадие?! Он шулер?!

— Вот именно. Но весьма оригинальный. Он жульничал в мою пользу.

— То есть как в твою пользу?!

— Он плутовал таким образом, чтобы мне доставались лучшие карты. Если сдавал не он, то все равно ухитрялся дать мне дополнительный шанс на выигрыш. Теперь ясно, что и доктор ему помогал. Я уж не говорю о господине Мими, на редкость бестолковом игроке, который оказался им как нельзя более полезен. В общем, чтобы не разводить тары-бары, они создавали мне славу великого и непобедимого картежника.

Лицо Серены выражало крайнее недоумение.

— Не понимаю! Зачем они это делали?

— И я вначале не понимал. Я думал над этим столько, что ум за разум заходил. Но все же помаленьку уразумел. Манафу рассуждал очень проницательно, делая ставку на мое тщеславие. Ему неоткуда было знать, что я отчаялся, что для меня необходимость раздобыть деньги сильнее, чем у самурая потребность восстановить свою честь с помощью харакири. Он знал только, что у меня была судимость, что я предприимчив и находчив — одним словом, идеально подхожу для задуманного им дела, особенно потому, что боюсь милиции как черт ладана.

— У тебя есть судимость?

— С легкими последствиями.

Она состроила неподражаемую мину — олицетворение уязвленной женской гордости.

— Даже выразить не могу, в каком я восхищении от совместного купания с бывшим уголовником!

— Неужели своей судимостью я задел честь твоего герба?

— Геральдика вышла из моды.

Она улыбнулась, однако было ясно, что в ее глазах я понизился в ранге от ворника[1] до третьеразрядного логофета[2]. Она замкнулась, как улитка в раковине. Ее крепкие, тяжелые груди, как все тело, казались облитыми ртутью.

— Продолжай!

— Оставалось только решить одну проблему: заставить меня войти в игру. Я мог это сделать добровольно, мог и отказаться. И вот на тот случай, если бы я не пожелал принять участие в дельце, он задумал меня принудить… Я не о Манафу. С его точки зрения, было бы намного проще влепить мне пару пощечин, набить мне карманы, а потом пинком под зад отправить подальше. В его намерения входило получить убедительные доказательства распутства, которым запятнала себя его жена, однако, каким бы оскорбленным он себя ни считал, как ни велика была жажда унизить жену и отомстить ей, какие бы материальные выгоды ни принес выигранный бракоразводный процесс, ему самому никогда бы не удалось додуматься до такого сложного плана.

— Раньше ты мне вешал на уши другую лапшу!

— В то время ты для меня не много значила…

Я вовремя уклонился от мокрого пушечного ядра — мочалки, запущенной мне прямо в лицо, в противном случае она загасила бы сигару, которой я собирался затянуться еще три-четыре разочка.

— И потом, — продолжал я, — велика беда, если б я отказался от денег, свалившихся с неба! На мое место он нашел бы другого, не менее подходящего исполнителя. Однако некто хотел использовать меня, и только меня. Во мне собраны все качества, отличающие превосходную марионетку. Следует еще спросить, как он мог меня заставить. Очень просто! Создав и упрочив мою репутацию непобедимого картежника, эти двое перестали бы помогать мне выигрывать. Повторяю, они делали ставку на мое самолюбие. Они были почти уверены, что в один прекрасный день заставят меня плутовать. потому что было время, когда я считался одним из крупнейших шулеров в этом городе.

— Меня уже ничто не удивит! А ведь когда-то ты делал вид, что обладаешь способностями совсем в другой области.

— В свое время я ими действительно обладал. Однако не успел это подкрепить соответствующим документом.

— Где ты учился?

— В медицинском.

— Ага!

— Что означает твое «ага»?

— Ничего. Рассказывай дальше.

Я сделал небольшую паузу, чтобы закрыть краны, — вода стала слишком горячей. Тем не менее — ни пара, ни дыма, хоть мы оба и курили, как турки. Отличная вентиляция!

— Почему они были почти уверены, что я начну жульничать? Потому что знали, как легко мне это проделать. Кроме того, они возлагали надежды на психологию завзятого картежника, который иной раз жульничает машинально, спасая или подстегивая свое самолюбие, не поддержанное вовремя другими стимулами…

Я бросил взгляд на экран телевизора. Звезды бухарестского балета, охваченные причудливым тремоло на пуантах, вызывали у меня примерно такие же чувства, какие испытываешь, открыв дверцу холодильника и обнаружив, что сосед по квартире слопал курицу, которую ты достал с таким трудом.

— И все равно я ни черта не понимаю! — Серена вторглась в мои мысли и заставила отвести глаза от густой чащи ног на экране. — Ты не мог бы выражаться яснее?

— Итак, приходит ко мне некто, которого я считал героем, рыцарем, и показывает мне, лупя меня смертным боем, какой у него суровый нрав. После этого в обмен на кругленькую сумму он требует — или просит — раздобыть ему доказательства для развода. И даже подробно разъясняет, как это лучше сделать. Он оставляет меня избитого, но в надежде, что если мне посчастливится выполнить его задание, то в награду я получу кучу денег — именно ту сумму, которая мне нужна. Но к этому прибавляется еще и довод высшего порядка: подрыв престижа и утеря доброго имени в случае, если он разоблачит и выставит меня на позор всему обществу как шулера. Этот господин Манафу настолько ограничен, что, невзирая на очевидные факты, настойчиво угрожал мне разоблачением, хотя сам плутовал в мою пользу.

Как бы то ни было, меня обрабатывали весьма тонко, обходными путями и двусмысленно. Естественно, что случившееся потом показалось мне шитым белыми нитками. Какой интерес был у Манафу, чтобы я в определенный час находился в определенном месте? Разумеется, только один — свалить на меня всю ответственность за некоторые поступки, совершенные либо им самим, либо тем, кто манипулировал нами обоими. Короче говоря, некто преследовал цель засадить меня в каталажку вместо кого-то другого. Примерно такова была диспозиция.

И хотя, вступив в игру, я был равнодушен к причинам, по которым меня пригласили открыть занавес (обрати внимание, я тоже думал, что меня наняли просто на роль фотографа), меня стало интересовать, так же как и всех остальных, что же скрывалось за этим занавесом. Разгадав тайну, я сумею выпутаться… Труп за занавесом меня удивил, но не слишком. Гораздо большее удивление вызвал дирижер, чья палочка коренным образом изменила мою партию и который, логически рассуждая, должен был меня убить. Однако он этого не сделал, я в прошлый раз объяснил тебе почему.